Русский вираж

Вспомнив по ассоциации рыжего сотрудника фирмы «Аукс», Казак задумался: вот ведь кто мог бы оказаться полезным в этой поездке. Но, конечно, просить его об этом было бы окончательной наглостью. Он и так здорово помог, и с одеждой, и главное — с выяснением места, куда увезли Хомяка.

А в это время господин Колпиков стоял почти что навытяжку перед Сашей-гонщиком и оправдывался:

— Мне же сказано было: эти два летуна на особом режиме. Поддерживать всячески, при этом разыгрывая из себя случайного знакомого.

— Интересно, у вас в конторе зарплату только за погоны платят или за мозги тоже премию дают? Какая, к черту, теперь поддержка! Одноглазый, похоже, с катушек слетел, самолеты угоняет, да и этот пацан тоже в дурдом просится. Поехал проводить допрос свидетеля… Да его дальше проходной у Зуфира не пустят! А потом вышибут на родину взашей, и хорошо, если просто вышибут!

— А если он все-таки прав? И на одноглазого попросту горбатого слепили по-капитальному? Не забудь, вся катавасия с «Бе-32» была как раз во время полета «Крыла»!

— Случайность… — начал было Саша и вдруг замолчал. Он не был большим поклонником теорий Льва Сергеевича о запланированных совпадениях, хотя и участвовал в организации многих из них. И сейчас, произнеся это слово, вдруг понял, что произнес любимое выражение шефа. А какой смысл шеф вкладывал в него, уж ему ли не знать…

— Случайность, — уже совсем другим тоном повторил Саша, словно пробуя слово на зуб, не поняв вкуса по первому разу. А если Колпиков прав? А если действительно случилось что-то, что не сумела понять вся маленькая армия специалистов по охране и безопасности?

— Случайность.

Третий раз это прозвучало уже утвердительно, и после короткой паузы Саша-гонщик заговорил снова:

— Значит, так. Твоих трогать не будем, они люди государственные, хотя и на контракте. Пусть и дальше пасутся на выставке. А вот парочке моих орлов до госпиталя пробежаться будет не лишним. Эх, летуны, летуны… Добавили вы нам мороки!

Наташа и Казак. «Скромная клиника»

Несмотря на свое корейское происхождение, «Дэу-Донус» обладал характером скорее американским, чем азиатским. Он, вальяжно покачиваясь, словно летел над шоссе, с легким подрагиванием корпуса проглатывая мелкие неровности. Жилые городские кварталы уже кончились, но вдоль шоссе продолжали мелькать склады-ангары, залитые светом прожекторов площадки, уставленные длинными контейнерами, потом вдали замаячили приземистые серебристые цилиндры нефтехранилищ, тоже ярко освещенные. По другую сторону трассы виднелась сухая, потрескавшаяся земля, а над горизонтом в нескольких местах дрожало красное зарево.

— Это пустыня? — спросил Казак, глядя туда.

— Почти, — ответил водитель и продолжил с интонациями словоохотливого московского таксиста: — Настоящая пустыня, с барханами и дюнами, начинается дальше, километрах в десяти отсюда, а мы пока едем вдоль нее. Там и нефтепромыслы… Вот эти красные отсветы — это газ жгут, на каждую скважину по факелу. Был я там — ох и страшные же места! Дышать нечем, пить нечего… Большая часть рабочих иностранцы, там и арабы из бедных стран, и турки, и индусы… Из Европы народ тоже есть, в основном из Восточной. Западников да американцев меньше, хотя и попадаются. Но они все больше по другому профилю — у них сейчас как раз ислам в моду входит.

— Серьезно? — скорее для поддержания разговора, чем действительно всерьез заинтересовавшись, спросил Казак.

— Конечно. Иногда сядет такой: чалма на полметра, в крышу упирается, после каждого слова Аллаха поминает, а рожа — кроме как на гамбургерах, такую не наешь. И все они хотят быть правоверней Магомета. Так им не скажи, этак не погляди… Фанатики, хуже местных.

— И как власти на них смотрят? — заинтересовалась Наташа.

— Нормально смотрят. Подкармливают даже. Шейхам лишние подданные никогда еще не мешали, да притом такие, за которыми ни клан, ни семья не стоит. Восток — дело тонкое, родственные связи очень много значат, с ними считаться приходится ой-ой-ой как! А тут словно в подарок: ни роду, ни племени. Сделают что угодно, не оглядываясь, и с ними тоже что угодно сделать можно!

Машину легонько встряхнуло, и после этого она еще несколько раз качнулась, словно биржа на невысокой речной волне.

— Старая дорога, давно не чинили, — как бы извиняясь, сообщил водитель, и Казак кивнул, хотя по его представлениям «давно не чиненная дорога» должна была быть несколько иной.

— А далеко еще до четвертой развязки? — спросил он, и таксист, скосив глаза на электронное табло навигационной системы, пояснил:

— Семь миль. Минут через пять будем. А сколько потом, это уж вам лучше знать.

— А компьютер на что? — удивилась Наташа.

— Компьютер — он железный. В него что заложено, то он и выдает, — с видимым удовольствием от возможности поговорить по-русски объяснил водитель. — А заложен в него у меня диск еще прошлого года выпуска, новый только появится через месяц. Так что, судя по всему, ваша клиника совсем новая, даже дорогу до нее еще в базу данных не ввели. Или это такое хитрое заведение, которое не на всех картах рисуют. Как в Союзе в старые времена… Вы молодые, уже не застали, а я еще помню: в карту смотришь — а там половины дорог нету. Мой дружок как-то раз московское бетонное кольцо от руки в атласе нарисовал, чтобы знать, где сворачивать. Так на посту увидели — а дело как раз при Андропове было, — и руки за спину. Государственная тайна! Насилу отбрехался… Во какие веселые времена были.

— Ничего, сейчас тоже не скучно, — мрачно заметил Казак, и таксист поддержал:

— Это точно. Веселимся от души…

Разговор сам собою увял, и последние несколько минут до развилки они ехали молча.

Странно было видеть вдруг поднимающуюся среди полупустыни трехуровневую транспортную развязку. Если три предыдущих казались среди городских кварталов вполне уместными, то это сложное сооружение на пересечении трех абсолютно пустых в это время дорог казалось чем-то нереальным, и тем более непонятно было, зачем все это поднимать на высоту нескольких метров над землей.

— Деньги девать некуда было, — поняв, о чем думают пассажиры, пояснил водитель, сбрасывая скорость чуть ли не вдвое. — Говорят, что это кто-то из родовитых детишек проектировал, чтобы доказать отцу, мол, пять лет в Москве не по бабам шатался, а честно учился. Дал волю фантазии, мать его! — добавил он, внимательно разглядывая щиты со схемами движения. Каждая из пяти полос уходила на свой пандус, и ошибиться при выборе значило обречь себя на несколько минут блужданий в этом бетонном лабиринте, даже для того, чтобы снова выйти на исходную позицию и повторить попытку.

— Ну, и где этот ваш указатель? — такси остановилось прямо около щита. И водитель, и пассажиры внимательно рассматривали переплетение разноцветных линий, но ничего похожего на указание на дорогу до клиники не было.

Казак нахмурил лоб, потом полез за листочком. Вроде все правильно: шоссе то, место то, а где указатель? Наташа, глядя через его плечо, заметила:

— Написано не «перед четвертой развязкой», а «на развязке». Давай поедем по ней, может быть, и найдется он наконец?

Водитель пожал плечами, как бы говоря: мое дело маленькое, и такси на черепашьей скорости двинулось вперед, а Казак с Наташей смотрели по сторонам, чтобы случайно не пропустить нужный знак.

Однако первым указатель заметил таксист. На боковом отбойнике очередной бетонной петли, огибающей могучую опору более высоко проложенной эстакады, мелькнул небольшой стенд, на котором была изображена прихотливо изогнутая стрелка, направленная куда-то в сторону. Никаких надписей на стенде не было, под стрелкой виднелись два номера телефонов и электронный адрес. Водитель нажал на тормоза и обернулся к пассажирам:

— Ну что, оно?

Казак почесал в затылке, а потом сообразил:

— А на вашем диске, в компьютере, телефонный справочник есть?