Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Так и вышло. С приезда Вани квартира словно зажила новой сущностью. Началось с того, что Есенин поменял черные шторы на желтые, так что спальня теперь освещалась ярче, нежели до этого. На стенах быстро появились плакаты с группами начала семидесятых годов, в углу оказалась старая акустическая гитара, сплошь испачканная стикерами. При всем спокойствии Булгакова, своего соседа юноша обожал невероятно, хоть иногда и злился за разбитые тарелки и громкую музыку поздно ночью.

Через месяц совместного проживания Есенин стал водить дам, окрещая всех словами «любовь всей моей жизни». После расставания со всеми пассиями, Ваня тридцать минут грустил, а после бежал обольщать новых. Самые длинные романы Хеттского длились в районе двух недель, и прекращались потому что Есенин уставал.

Через три месяца совместного проживания произошли события, описанные раньше, и появился Гротеск, пока что из двух человек. Когда компания собралась полностью, Есенин напечатал документ, в котором исписал основные правила тайного общества, и зачитал, стоя на столе. На Малой Грузинке стало все чаще собираться больше, чем пара людей, иногда даже не людей- во время гастролей музыкант Коровьев оставлял друзьям огромного черного кота с булгаковским именем Бегемот. Базаров и Чехов реже появлялись дома у основателей общества, нежели Адам, но под словом «реже» я имею в виду, что приезжали парни не каждый день.

Адам Коровьев обитал на другом конце города, ближе к югу, но это не останавливало его вечное желание примчаться на Малую Грузинку, приходил он обычно без приглашения, просто стучался в дверь и заходил. Булгаков и Есенин невероятно удивлялись сперва, ведь ноги друга могли занести его в дом 27/13 и рано утром, и поздно ночью. Адам был человеком невероятной душевной простоты и доброты. Он заботился обо всем, что его окружало, ненавидел запах бензина и не пил крепкий кофе. Любил всегда нежно и трепетно, и Есенин даже однажды сказал, что у Коровьева видно не душа, а асфальт в период тополиного плача. Свою музыку юноша играл так лирично, что кажется даже звезды на небе гасли, прятались в фонарях и начинали слушать эту загадочную мелодию. А самое поразительное в Коровьеве было то, что он не скрывал душевную доброту под маской эгоизма, он никем не хотел казаться, всегда был искренен и честен со всеми людьми. Адам был из тех людей, которые даже за огромные деньги не согласятся изменить любимому человеку, предать друзей. Он готовил самый вкусный кофе и таскал беспечному Есенину, гулявшему в мороз без куртки, теплые пироги. Не любить Коровьева было невозможно, нужно быть слепцом, чтобы не любить человека настолько доброго.

Евгений Павлович Кариотский, Чехов, отличался серьезностью, безэмоциональностью, славным интеллектом. Женя редко шутил, не смеялся с друзей, когда те влезали в какую-то очередную передрягу, а лишь журил их и вытаскивал из этих самых проблем. Ум руководил его действиями, размышлял Чехов всегда и везде. Приходя раньше на собрания, шагая по проспектам, засыпая, просыпаясь, чистя зубы, гладя исключительно белоснежный халат, просиживая пары в медицинском и даже разрезая трупы на практике- мысли являлись вечными спутниками этого молчаливого парня. Свое мнение считал Чехов правильным при любом раскладе, анализировал всех окружающих его людей и не терпел запах алкоголя. Смуглое лицо Евгения редко выражало чувства. Заставить его краснеть могла лишь жара, улыбаться лишь Есенин с его беспощадной наивностью. Знаешь, читатель, такого человека можно встретить недалеко от элитных пабов- из его кармана никогда не торчит ручка или салфетка, стрелки на брюках сделаны настолько четко, что кажется, будто ими решительно можно кого-то убить. От таких людей пахнет одиночеством, они неспособны кинуться в ноги к обожаемому человеку, целовать руки, дарить десятки букетов… Они засыпают наедине с мыслями о своей никчемности.





Но не он, а Сашка Булгаков, как ни странно, являлся всеми любимым мозгом общества. Самым популярным выражением лица его была теплая и приятная улыбка, глаза мерцали каким-то отдаленным, магическим светом, и блестели они рядом с черными волосами словно действительные самоцветы. Булгаков любил всех окружающих его людей, но не Коровьевской любовью. Он редко кидался в объятия, но зато все почему-то знали, что закроет от бед их в первую очередь именно черноволосый Сашка. Касаткин походил на волшебный апрель- кожа белая, глаза капельно-голубые и блестящие, вот и чувствуется, что нельзя такого выводить на свет- растает. Но без света Булгаков не мог. Не так холоден, как зима, не так горяч, как лето. Юноша легко заинтересовывался, легко влюблялся… Квартира на Малой Грузинской благодаря нему наполнялась книгами, именно он притащил старый патефон, очень понравившийся Есенину, чтобы слушать пластинки в пожелтевших обертках, доставшиеся еще от бабушки. Однажды, когда Касаткин и Хеттский гуляли по городу, откуда-то появился теплый июльский ветерок, ударил в лицо Сашке, и Есенин воскликнул: «Да это ты этот ветерок, Сашка!».

Витю Иванова редко замечали даже контроллеры в автобусах, он был тих и спокоен. Глаза и волосы одного оттенка, линзы очков, одежда черно-белых тонов- скромность Базарова выражалась не в румянце и милом шепоте, а в ступоре перед обществом. Всю жизнь несчастного парня преследовали страх, что стоит ему исчезнуть- ничего не изменится. В школе юноша слышал сплетни, что Иванов человек-посредник, сделает все, что ему скажут, и любую мысль перетрактует на себя, если произнесет ее хороший оратор. В университете познакомился с Женей Кариотским, а тот привел к Есенину. Ваня с самого начала тепло отнесся к новичку, сразу начал весело трясти его руку, так что Базаров опешил. Витя не любил темный кофе, но пил, чтобы не казаться перед Чеховым слабым, он часто незаметно уходил с собраний вдвоем с Коровьевым, дабы покормить котят на улице. Говорил тихо и мало, а свое мнение начал выражать лишь через месяц пребывания в Свите Воланда. Базаров человек бесхитростный, верный и ласковый. Улыбка появлялась нечасто, но, если вдруг озарялось лицо Виктора, то на это можно было смотреть вечно. Он сиял словно самая яркая звезда на небосклоне, а после снова хмурился, стыдясь такой слащавой эмоциональности. Но ни у кого не было сомнений, что за друзей Базаров будет стоять до конца, чего бы это ему ни стоило.

Квартира 12 снова освещалась ласковым солнцем, золотые слоны стали не просто металлическими, а действительно волшебными. В окнах отражались оживленные улицы. И, боже мой, глядя из стекол на бульвары и закоулки, понимаешь, что нет в мире ничего прекраснее людей! Тысячи ежедневно несутся по своим делам, заскакивают в оживленное метро, серенькие автобусы, машут знакомым лицам, и, вы лишь вдумайтесь, у каждого из них своя судьба и свой жизненный путь! Цветы, которые несет в руках гражданин в серой куртке, ведь тоже кому-то предназначены! Девушке помогает перетащить тяжелый чемодан милый юноша, и кто знает, может через пару лет они сыграют свадьбу! Каждый из этой толпы занят своей суетой, а в месте, куда они бегут, ждут еще десятки уже со своими историями! Люди влюбляются, страдают, смеются, падают, помогают, восхищаются, сплетничают, задумываются, творят, считают, пишут, поют серенады под окнами… Люди живут! Никогда не думайте, что вы одни во Вселенной, никогда не считайте себя центром мира, а если уж и нападут на вас такие губительные размышления, скорее бегите на Арбат или Тверскую и смотрите на людей! Пожалуйста, всегда смотрите на людей!

Ваня Есенин высунулся из окна, залез обратно в комнату с теплой улыбкой на розовых губах. В домашних шортах и огромной футболке с музыкантом сидел рыжий на подоконнике, качал ногами и оглядывал угол, в котором стояла кровать Булгакова. Сам Сашка после полуночных чтений спал как сурок. Такое было абсолютно обыкновенным в квартире 12 в доме 27/13 на Малой Грузинской: Есенин вставал рано, Булгаков же просыпался поздно. Те несколько часов пока Хеттский ждал, когда же проснется его друг, он сидел у окна и вглядывался в толпы людей. И сердце молодого поэта разрывалось при каждом новом лице на проспекте! Восторг от столицы выливался в стихи, для Вани Москва был настоящим городом мечты. Каждую звездочку на московском небе он готов был целовать лично, а на комментарии Чехова, что созвездия видны почти с любой точки земли, отвечал, что таких светил как в Москве нет нигде! Он гордился тем, что москвич, чувствуя себя при этом частью чего-то великого и невероятного!