Без лица

Осана продолжала кричать, тыча в меня пальцем; я же стоял молча, чувствуя, как темнеет перед глазами. Она бросала мне в глаза страшные обвинения, полыхая злостью, и я не понимал, за что? Что я ей сделал?

Что я сделал её отцу? Если они поняли, почему сайт их газеты периодически ломается, зачем тогда продолжила кропать про меня ядовитые опусы? К чему они снова и снова заставляли меня переживать ужасы детства? Почему бы им не оставить меня в покое?

Внезапно вокруг воцарилась тишина, и я запоздало понял, что произнёс последнюю фразу вслух.

— Что ты сказал? — нахмурилась Осана. — Оставить тебя в покое? А с чего это? Папа писал чистую правду — ты действительно сын того маньяка. Но тебе просто не хотелось, чтобы об этом узнали, вот ты и стирал наши статьи! Но ты не имеешь права запрещать нам знать истину, и очень хорошо, что теперь правда наконец-то дойдёт до людей! Все узнают, что ты не только жалок, ты ещё и потенциальный маньяк! Вот так!

Она резко рубанула ладонью воздух и, круто развернувшись, направилась к своей парте.

В аудитории царила тишина; все, абсолютно все взгляды устремились ко мне. Почувствовав внезапную дурноту, я покачнулся, но устоял, схватившись рукой за край доски. Все молчали, никто не нарушал этого жёсткого и тягостного молчания. Куроко и Мегами переглянулись, и Сайко настороженно нахмурилась; они обе замялись, чуть отодвинувшись от меня и встав поближе друг к другу.

Я огляделся. Все мои одноклассники смотрели на меня, все, кроме Куши, который из всех дней именно сегодня задерживался, и его ужасно не хватало. Взгляды, в которых застыло недоверие, настороженность, презрение, резали меня, словно ножи. Никто ничего не говорил, и из-за этого ситуация становилась ещё более невыносимой.

Снова почувствовав дурноту, я с трудом дотащился до своей парты и рухнул на стул, обхватив голову руками. По классу пронёсся ропоток, все начали вполголоса что-то говорить, но я не мог разобрать отдельных слов: всё для меня слилось в единый поток несвязных звуков.

Тишина воцарилась только с приходом учителя, и я буквально заставил себя встать с места, чтобы отвесить приветственный поклон. Меня сильно мутило, голова кружилась, а душу сковал ледяной ужас: я отчаянно хотел остановить время и сбежать куда глаза глядят, но увы: это было невозможно.

========== Глава 21. Первобытный ужас. ==========

Конца первого урока я ожидал со страхом: мне было понятно, что после отвратительной сцены, которую устроила Осана, ничего не будет по-прежнему, но я ожидал, что мои коллеги по совету проявят понимание.

Осана нанесла сокрушительный удар по моей репутации, но всё же эту ситуацию пока можно было исправить: я всё-таки состоял в совете, а это давало существенный трамплин для того, чтобы влиять на других.

Но что мне делать сейчас?

Как только этот академический час закончится, мне придётся что-то решать. Если мои коллеги по совету решат ничего не говорить по этому поводу, я присоединюсь к этой игре, и вскоре история с истерикой Осана забудется, а потом всё войдёт в проторенную колею.

Звонок с урока заставил меня вздрогнуть и поёжиться. Я поднял голову и, проследив за тем, как Куроко и Мегами вышли из класса, медленно поднялся со своего места. Обычно мы направлялись в совет все вместе, в этот же раз они решили проигнорировать меня, — дурной знак.

Я пошёл к двери, стараясь не смотреть по сторонам: известно, что меня там ждало, — те самые пристальные взгляды, которых я так боялся.

Выйдя из класса, я направился к лестнице, с трудом переставляя ноги. Казалось, в моих жилах вместо крови тёк свинец, и каждое движение давалось мне ценой невероятных усилий. Я старался вернуться к тому самому рациональному и спокойному поведению, которое было мне свойственно, но мысли метались, как птицы, пойманные в силки, а душа находилась в полном раздрае. Пытаясь оставаться сильным, я, тем не менее, чувствовал, как в лицо бросилась кровь, в носу защипало, а на глаза навернулась предательская влага.

Ну почему я не могу просто быть счастливым?

В совет я вошёл медленно, нерезко, но всё же успел заметить, как все моментально смолкли и, переглянувшись, потупились. В полном молчании я проник в кабинет и прикрыл за собой дверь. Никто не желал нарушать установившегося молчания, и я, добравшись до своего стула, без сил опустился на него.

Мегами негромко прочистила горло и виновато глянула на меня.

— Что ж, — начала она. — Думаю, не имеет смысла игнорировать слона в комнате, так что предлагаю это обсудить. Масао, то, что сказала Осана, — это правда?

Я молча кивнул, рассматривая свои пальцы. Они были длинными, худыми, нервными и сей час мелко дрожали, словно от холода.

— Значит, ты и вправду сын Сато Кензабуро… — протянула Сайко. — Понятно.

— Насколько я помню, Масао говорил, что приехал к нам из города Сенагава, — вмешалась Акане. — Значит, это ложь.

— Нет, это правда, — глухо пробормотал я. — После… После смерти матери я попал в приют, а оттуда меня усыновила супружеская пара из Сенагава. Их фамилия тоже была Сато, и я считал их настоящими родителями…

— А то, что ты обрушивал сайт газеты, — Мегами сурово перебила меня, — это тоже правда?

Вздохнув, я втянул голову в плечи.

— Мне не хотелось, чтобы пошли разговоры, — почти шепотом вымолвил я. — Та история произошла тридцать лет назад, а редактор газеты почему-то постоянно вспоми…

— Неважно, когда именно это случилось, — Мегами ударила ладонью по поверхности своего стола. — Ты не имел права так поступать, особенно если они написали правду. Если бы ты был честен со всеми с самого начала, этого вообще бы не произошло.

Я опустил голову ещё ниже. Сайко, дочери обеспеченных родителей, было не понять меня — человека, вышедшего из самых низов. Моим единственным богатством была безупречная репутация, а теперь и это у меня отняли, и мне грозило повторение безрадостных приютских дней — времени, когда я был изгоем и мальчиком для битья.

Что толку объяснять? Она не поймёт, не попытается поставить себя на моё место. Откуда ей знать, что чувствует человек, погруженный по затылок в душевную боль и терзания?

Мегами вздохнула и снова прочистила горло.

— Боюсь, Масао, больше мы не сможем тебе доверять. К сожалению, тебе придётся покинуть школьный совет.

Я ахнул и снова почувствовал дурноту: кошмар сиротских дней и вправду возвращался ко мне, причём как скорый поезд — с огромной скоростью и неизбежно. Если меня исключат из совета, тогда можно смело ставить на себе крест: без защиты органа самоуправления школы я был открыт и уязвим.

Что ж, раз так… Думаю, проще покориться судьбе. Побуду немного изгоем, а потом, возможно, покончу со всем этим самым решительным и страшным способом.

— Одну минуту, — спокойный голос Аято показался мне самой прекрасной музыкой. — Мы не можем просто так указать Масао на дверь, особенно сейчас, когда вся школа судачит о нём.

— Но кто в этом виноват? — Акане развела руками. — Он сам скрыл от нас своё происхождение.

— Верно, но он не был обязан всё нам рассказывать, — Куроко деловито поправила очки. — Он решил оставить при себе некоторые факты своей биографии — это его право.

— Вот именно, — Аято склонил голову. — Скрыть что-то о себе, заботиться о своей репутации — это вполне естественные вещи, и мы как друзья Масао должны позаботиться о том, чтобы всё как можно скорее вернулось на круги своя.

Мегами помотала головой.

— Я не могу ему больше доверять, — медленно проворила она. — Поэтому ему придётся покинуть совет, нравится ему это или нет.

Куроко помотала головой.

— Мегами, этот вопрос решается голосованием с системой простого большинства, — произнесла она. — Ты не можешь единолично приказать Масао уходить.

— Отлично! — Мегами встала со своего стула. — Кто за то, чтобы Сато Масао покинул совет?

И она первой подняла руку. К ней присоединилась Акане; остальные не спешили поддерживать Сайко, к моей вящей радости.