Без лица

Но в одном она была права: её брат, если он сейчас служил в токийском храме, теперь был вне моего ведения.

Однако она сама оставалась здесь…

Я задумался, потирая подбородок.

Можно было, конечно, написать ей ещё раз, припугнуть, намекнуть на иные тузы в рукаве у Инфо-чан, но не стоило — я уже успел понять, какая эта Ока: ужасно упрямая и никогда не сворачивавшая с выбранного пути. Она дважды нарушала данное слово, потому что хотела быть вместе с Ямада, рискнув даже благополучием брата. Теперь, когда Руто Кента пребывал в полной безопасности в Токио, она могла действовать ещё смелее. И никакие угрозы, пусть даже и от Инфо-чан, её не испугают.

Значит, нужно было действовать более радикально.

Вздохнув, я опёрся локтями о стол. Когда-то давно ещё Масао раскапывал сведения об Оке и, насколько я помню, её биография оказалась безупречно чистой, как хирургический стол: придраться нельзя было ни к чему. Никаких зацепок не дало мне и изучение её переписки: с немногочисленными друзьями она общалась исключительно на тему мистики и прочей чуши.

Её родители, в отличие от отца Асу Рито, оказались вполне честными людьми, даже если учесть, что папенька Оки работал, как он сам себя величал, «властителем судеб». Этот милый шарлатан предсказывал судьбу, сканировал и восстанавливал ауру, устраивал сеансы связи с покойными родственниками, но привлечь его за мошенничество было невозможно: он имел представление о моральных границах и не брался за лечение болезней, так что не был виноват ни в чьей физической боли или, того хуже, гибели. Кроме того, факт преступления доказать являлось задачей невозможной: родственники покойных пребывали в эйфории от того, что маг Руто позволил им ещё раз пообщаться с навсегда ушедшим близким человеком. Те, кому он сулил счастье, богатство, славу и любовь в будущем, предпочитали ему верить, а прочие клиенты от всего сердца благодарили за заштопанную ауру.

Мать Руто работала в мэрии, в отделе по вопросам социального страхования. Она трудилась там в течение более двадцати лет и за всё это время не получила ни одного выговора.

А Руто Кента, старший брат Оки, теперь служил в одном из столичных храмов, следовательно, стал недосягаем для меня.

Что ж, путь через семью отпадает. Но у меня ещё много схем в запасе, и выбрать одну из них стоило как можно скорее: счастье очаровательного психопата Аято имело для всех нас огромное значение.

Можно было добиться исключения, но увы: Ока довольно успешно выступала от нашей школы на олимпиадах и конкурсах по литературе, так что учительский состав и администрация весьма ценили её. Несмотря на жутковатые увлечения, репутация Руто держалась на высоком уровне, а должность президента клуба давала ей своего рода иммунитет: для того, чтобы вытурить её из школы, понадобится множество усилий и времени. А последнего у меня как раз не было: вследствие упрямого характера Ока явно решила не отступаться от Ямада и, может быть, признаться ему в чувствах уже в эту пятницу.

А почему бы и нет? Она уже долго окучивала его, успела раскрепоститься в его обществе, и застенчивость ей не помешает. И будут они с Ямада жить долго и счастливо. Хотя, учитывая наличие в школе Аято, это маловероятно.

Сегодня вторник… Значит, нужно придумать план быстрый и действенный.

Я вздохнул и, сцепив пальцы на затылке, откинулся на спинку кресла.

Когда-то давно, исторически примерно в середине блистательного периода Муромати{?}[1336—1573 гг.], ознаменовавшегося социально-экономическим и промышленным ростом страны, Шисута и Бураза представляли собой две небольшие деревеньки, где растили рис, разводили животных и жили так, как и предки, даже не думая о таких вещах, как пресловутый «второй сёгунат». На границе двух деревень стоял холм, на самой вершине которого росло пышное вишнёвое дерево, и каждую весну оно радовало жителей красивым зрелищем танцующих в воздухе лепестков.

В деревне Шисута жил трудолюбивый и скромный юноша Ёси. Светлое время суток он проводил на рисовых полях, работая без устали, а вечерами любовался на красивые закаты. Провожая глазами красноватый диск солнца, скрывавшийся на западе, он мечтал о великой любви, которая могла бы полностью подчинить себе его сердце.

В деревне Бураза жила милая девушка Шио. Слепая от рождения, она освоила игру на сямисэне и по праздникам выходила на площадь, чтобы развлечь жителей музыкой. Иногда её приглашали в богатые дома, чтобы она обучила наследников зажиточных землевладельцев тонкому искусству перебирания струн. Вследствие своего физического недостатка она не могла любоваться закатом, но слышала от братьев и сестёр, насколько он красив.

Как-то раз в апреле, когда обе деревни отмечали праздник цветения сакуры, Ёси решил подняться на холм: он считал, что любоваться танцем лепестков нужно там, где никто не помешает. Он опустился на колени перед широким стволом и, подставив руки, начал ловить цветы в ладони.

В то же время в Бураза Шио, уставшая от постоянной игры на сямисэне, решила отдохнуть и, неуверенно ступая, направилась к границе между двумя деревнями. Каждый год она поднималась на холм и нежно обнимала ствол сакуры, загадывая, что вскоре все её желания исполнятся.

Она шла довольно уверенно, так как знала здесь каждый куст, каждую кочку, каждый камешек. Достигнув вершин холма, она расставила руки в стороны и направилась вперед, намереваясь обнять ствол вишнёвого дерева и загадать желание. Она опустилась на колени, и вдруг её руки сомкнулись не на холодной коре дерева, а на тёплом стане юноши.

В ужасе Шио отпрянула и, споткнувшись о камень, упала на спину. Ёси, встав на ноги, помог девушке встать: он взял её за руку, и вдруг закатное солнце осветило из обоих. Ёси не смог отпустить пальцев Шио: любовь моментально пронзила его сердце. Девушка почувствовала то же самое: она не знала этого юношу, но почему-то ощущала, что не может больше жить без него.

Они спустились с холма, всё ещё держась за руки, а потом сочетались браком в буддистском храме. Говорят, что было пышное пиршество, на котором подавали новую приправу «соевый соус» и чудесную похлёбку «мисо», гремело целых три дня, а слухи о загадочных юноше и девушке, влюбившихся друг в друга так внезапно и неожиданно, прошли по всей провинции.

Деревенский шаман, поднявшийся на холм после пиршества, объявил, что эта сакура — волшебное дерево: она наделена силой соединять сердца. Сначала никто не хотел его слушать, но потом ещё две пары решили разделить одну жизнь на двоих, и тогда жители деревни поняли, что шаман был прав. Удивительно, что все пары, скреплённые силой сакуры, поднимались на холм в пятницу, и из этого шаман сделал вывод о том, что волшебная сила дерева ограничивалась лишь одним днём недели.

С тех пор укоренилось поверье, что если в пятницу признаться в любви под этой сакурой, то вы и ваш партнёр будут вместе до конца дней.

Холм недолгое время носил имя Шиоёси, но это название не прижилось. Потом грянул шестнадцатый век с его великими географическими открытиями, в страну прибыли европейцы. Они привезли нам христианство, и вскоре красивая легенда оказалась забыта: самурайские роды отчаянно враждовали между собой, с иностранцами, с теми, кто молился богу и носил крестик. Они проливали реки крови, и в цене на долгое время воцарилась не любовь, а сила.

А потом пришёл семнадцатый век: Эдо, политика изоляции. Новый всеяпонский лидер Токугава Иэясу правил железной рукой: он запретил христианство, репрессировал тех, кто исповедовал «гнилую» религию; он резко разорвал связи с Западом, выслав всех европейцев по домам; он дополнил и расширил кодекс самурайской чести бусидо, прямым текстом предписав воинам не проливать кровь понапрасну.

Это решило все проблемы, вернув в Японию стабильность, и красивая легенда вновь воскресла. Летописцы зафиксировали её, а местные жители с любовью передавали на словах из поколения в поколение чудесную историю Ёси и Шио.

Вот такой она и была — та самая сказка про сакуру, росшую на вершине холма. Конечно, то дерево, которое росло сейчас, не было тем же самым, но легенду всё равно берегли; в неё верили даже самые отчаянные скептики.