Без лица

Кенчо замолчал и замер посреди кабинета совета, тяжело дыша. Все мы неотрывно смотрели на него, не говоря ни слова.

Молчание нарушил Аято: он спокойно встал из-за стола и негромко заметил:

— Скоро начнётся урок.

И сразу же, как по мановению волшебной палочки, напряжение спало: мы все засобирались по классам. Я постарался выскочить из кабинета первым: мне не хотелось больше общаться с Кенчо. Понимая, что в его словах есть зерно правды, я всё же не считал его линию поведения правильной: он явно пытался настроить нас всех против Мегами. Для чего — никому не известно, можно лишь строить предположения, и ни одно из них не красило Кенчо.

Войдя в аудиторию, я направился к своему месту. У кафедры уже стояла преподавательница; она терпеливо ждала, когда мы все займём свои места, чтобы начать занятие пораньше. Будо Масута своим звонким голосов объявил отрывисто: «Подъём! Поклон! Можете садиться!», а потом в класс вошла Ивасаки.

Я в это время копался в сумке, потому что не успел загодя достать всё необходимое, но ропоток, пронесшийся по аудитории, заставил меня выпрямиться и посмотреть в направлении входа.

Юми, сопровождаемая мрачной Мегами, бойко прошла к доске и, поклонившись, отрапортовала:

— Меня зовут Ивасаки Юми, и с этого дня я буду учиться с вами. Прошу, позаботьтесь обо мне.

Учительница, повернувшись к Ивасаки, начала задавать ей вопросы, но я не слышал их, потому что следил за Мегами.

Она стояла в стороне, низко опустив голову и кусая губы. И пару раз — я был готов в этом поклясться — её плечи вздрогнули.

========== Глава 27. Внутренний мир. ==========

Понедельник проходил весьма живо, я бы сказал, даже суматошно: сказывался конец месяца. Мы — участники школьного совета — сводили бюджет, составляли документы на закупки, помогали в работе клубов, но это не исключало нашей деятельности как учеников.

На уроке английского языка Чоно-сенсей решила вызвать Мегами: ей требовалось составить краткий рассказ и диалог, используя сложные причастные и деепричастные обороты. Та долго не могла сориентироваться, потом залепетала что-то на уровне ученика средней школы. В итоге Джонс вызвался ей помочь и провёл диалог практически один.

Чоно-сенсей осталась недовольна: она явно ожидала большего от одной из лучших учениц школы. Остальные в классе тоже были, мягко говоря, поражены: до сего момента Мегами ещё никогда не отвечала плохо, не лепетала неуверенно себе под нос, не молчала в ответ на заданный ей вопрос.

Но остальные (кроме участников совета и ещё, возможно, друзей Мегами — Фреда и Масута) не знали, что именно связывало Сайко и новую ученицу.

Последняя же продолжала вести себя весьма бойко: каждую перемену она приходила в кабинет совета и провоцировала Мегами. Не в открытую, нет, но исподволь. Ивасаки то и дело брала без разрешения вещи Сайко, комментируя это непосредственным: «Мы же лучшие подруги!». Ториясу и Кенчо поддерживали Юми, согласно хихикая и поддакивая.

За обедом в кафетерии Ивасаки с улыбкой попросила Сайко заплатить за неё, но тут уже вмешался Фред Джонс. С серьёзным лицом он решительно отстранил Мегами и приложил к терминалу свою школьную карту. Проделав эту операцию, он повернулся к Ивасаки и чётко проговорил:

— Это будет мой приветственный подарок тебе, новая ученица.

При этом в его голосе отчётливо слышался американский акцент.

Мы все уселись за один столик, точнее, Кенчо сдвинул два стола, чтобы мы уместились. Они с Акане решили присоединиться к нам, причём Ториясу намеренно заняла место с одной стороны от Мегами, а Юми — с другой. Так Сайко оказалась изолирована от всех остальных, особенно — от своих друзей.

Будо Масута, который иногда обедал в кафетерии, удивлённо наблюдал за всем этим: казалось, он понятия не имел о том, что происходило. Однако Фред Джонс был в курсе: обычно улыбчивый и весёлый, сейчас американец напоминал грозовую тучу. Он старался не обращаться ни к Кенчо, ни к Акане, игнорируя их, а Юми называл исключительно «new girl» {?}[новенькая (англ).], как будто у неё не было имени.

Но Ивасаки абсолютно не смущалась: она продолжала обращаться с Мегами развязно и подчас издевательски.

Это продолжалось до последнего урока, и тогда я не выдержал.

Да, Сайко порой позволяла себе слишком многое. Да, она была высокомерной гордячкой, бескомпромиссной и прямой. Да, ей не хватало душевной теплоты и доброты, но никто не имел права систематически травить её. Только не в моей школе.

И потому, когда Ивасаки, сидя в кабинете совета, отпустила очередную ядовитую шутку в адрес Мегами, я встал из-за стола так резко, что мой стул с грохотом упал. Все воззрились на меня, но я не обратил на это внимания, настолько разозлённым я себя чувствовал.

Подойдя к Ивасаки, улыбка которой при виде выражения моего лица несколько увяла, я властно взял её за руку и повлёк за собой. Она послушно пошла следом. Мы не проронили ни слова, пока не добрались до последней лестничной площадки прямо перед выходом на крышу — тут было идеальное место для того, чтобы поговорить наедине.

Отпустив руку Юми, я повернулся к ней, скрестил руки на груди и прямо спросил:

— Что с тобой не так?

Ивасаки опустила голову и закусила губу.

— Я ужасная, да? — прошептала она срывающимся голосом.

— Вовсе нет, — я покачал головой. — Ты просто запуталась, вот что я думаю. Тебя гложет досада на Мегами, и ты стремишься сорваться на ней, хотя совсем не хочешь этого.

Юми подняла на меня глаза, полные слёз.

— Ты не представляешь себе, что я пережила, когда меня исключили из школы, — проговорила она, прижав руки к груди. — Я прошла через настоящий ад, и за что? Всего лишь за то, что хотела подружиться с ней. Я выпала из жизни на несколько лет, я ходила к психологам и психоаналитикам, я даже принимала медикаменты, которые мне прописал врач…

Она закрыла лицо ладонями и громко всхлипнула.

Я замялся и произнёс, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально мягко:

— Понимаю, как тяжело тебе было, но желание отомстить никогда не доводит до добра. Простить куда сложнее, но это именно то, что требуется сделать, и мне кажется, что ты прекрасно это понимаешь.

Ивасаки подняла голову и утёрла глаза рукавом.

— Я осознаю, что веду себя ужасно, — сдавленно проговорила она. — Но ничего не могу с собой поделать. Каждый раз, когда я вижу Мегами, на меня волной накатывают воспоминания о том, через какой ад я прошла, как трудно было мне и моей семье после исключения из школы. И в такие минуты я просто не контролирую себя… Я не хочу так поступать, ведь уже ничего не изменишь: события, которые я пережила, уже не сотрёшь ни из истории, ни из памяти, но один вид Мегами, такой идеальной, такой процветающей…

Юми замолчала и резко присела на корточки.

— Ненавижу её, — прорыдала она. — Понимаю, что это плохо, неправильно, бессмысленно, но всё равно ненавижу…

Я потёр затылок и замялся, а потом, подчинившись внезапному порыву, опустился на колени и, протянув руку, потрепал Юми по плечу. Она подняла голову, и её глаза, полные слёз, сказали мне куда больше, чем её поступки до сих пор.

— Понимаю, что тебе пришлось через многое пройти, — начал я, не убирая руки. — Но ты сама осознаёшь, что вражда с Мегами ни к чему не приведёт. Постарайся держаться подальше от неё, а также от Акане и Кенчо, и тогда всё образуется. До конца учебного года осталось не так много времени, а со следующего я похлопочу у завуча, чтобы тебя перевели в параллельный класс.

Ивасаки всхлипнула и быстро утёрла нос пальцами.

— Может, мне вообще лучше уйти из Академи? — бросила она, глядя в сторону. — Это всего лишь мой первый день здесь, однако посмотрите на меня — устроила такое!

— Никуда ты не пойдёшь, — с твёрдостью, удивившей даже меня самого, ответил я. — Это станет очередным ударом по твоей репутации и ни к чему не приведёт. Вот что мы сделаем: сейчас ты, вернувшись в кабинет и пригласишь Мегами на личный разговор. Мы попросим всех остальных участников совета уйти, я сделаю вам чай, вы сядете за стол одна напротив другой и обсудите всё, что между вами произошло, а потом простите друг друга. Как тебе такой план?