Без лица

— Что это ты собралась у меня спрашивать? — резко спросила Мегами, проходя к своему столу. — Я слышала две последних фразы вашего разговора.

— Да так, ерунда, — Тораёши махнула рукой и встала со стула. — Это мелочь.

Сайко коротко кивнула и, подойдя к буфету, вытащила оттуда свою вежвудскую чашку — произведение английского фарфорового искусства. Налив себе чай, она села на кресло и громко спросила:

— Что насчёт бюджета?

— Свожу его, — отозвалась Тораёши, даже не шелохнувшись. — Масао прислал мне необходимые файлы, и теперь дело за малым. К концу месяца…

— Конец месяца сейчас, — жёстко произнесла Мегами. — Сегодня двадцать шестое число, Широми. Завтра воскресенье, а следующая среда — выходной день. Четверг — последний день октября, и к этому времени я уже должна сдать завучу всё. Так что бюджет я жду не позднее понедельника.

Тораёши пожала плечами и ничего не ответила. В этот самый момент в кабинет совета вошли все оставшиеся его члены во главе с Кенчо, у которого на лице застыло хитровато-презрительное выражение.

Я поднялся с места. Аято улыбнулся мне; Куроко вежливо поздоровалась, Рюгоку едва слышно буркнула что-то. Акане подошла к одёжному шкафу и, распахнув дверцы, ахнула.

— Боже! — воскликнула она, театрально прижав ладони к щекам. — Мегами, у тебя новое пальто? Оно что, от Ротьена?

— Да, — коротко ответила Сайко. — Не понимаю, почему тебя так интересует моя одежда, Акане.

— Я просто спросила, — Ториясу улыбнулась. — Я увлекаюсь модой, и Ротьен — один из моих любимых дизайнеров-кутюрье. Жаль только, что я не могу позволить себе даже носового платка от него: цены просто заоблачные.

Мегами раздражённо прочистила горло и вгляделась в монитор своего компьютера, предпочитая игнорировать замечание Акане. А последняя, улыбнувшись ещё шире, сняла свою верхнюю одежду и, повесив её в шкаф рядом с легендарным пальто от Ротьена, подошла к столу и села около Кенчо. Они обменялись понимающими взглядами, и отчего-то мне стало неуютно.

Но потом Мегами заговорила о том, что пора подводить итоги месяца, и я снова сосредоточился исключительно на работе.

========== Глава 72. Романтик. ==========

В общем, суббота прошла без приключений, если не считать постоянных подкалываний от Куши и Аято, которым я, на свою голову, в подробностях рассказал, как мы с Фредом ночевали вместе. После третьего вопроса Куши о законодательной инициативе по легализации однополых браков в нашей стране я взбунтовался и заявил, что если мои друзья ещё хотя бы раз пошутят про это, я подберу женихов и им — Инфо-чан вполне по силам это сделать. Аято с Кушей посмеялись, однако, к счастью, перестали зубоскалить надо мной.

День прошёл непривычно ровно: даже проблема Оки отошла на второй план. Она, как и раньше, подсаживалась к Ямада, и они обсуждали прочитанные книги, но Аято, казалось, ничего не предпринимал. Внешне его лицо оставалось абсолютно спокойным, как прекрасная маска, но глаза периодически метали молнии, однако никаких идей по поводу того, как от неё избавиться, он не предлагал.

После очередной репетиции с театральным клубом мы с друзьями шли по дороге. На этот раз они решили подождать меня и заодно взглянуть на то, как готовится спектакль. Кизана, не приветствовавшая посторонних во время ответственного процесса подготовки пьесы, отсадила Аято и Кушу в самый дальний конец актового зала и строго-настрого приказала не издавать ни звука. Они оба выдержали экзамен, хотя Куша чуть было не провалился, когда начал аплодировать после фразы Цурузо: «Кажется, я настолько вошёл в роль, что скоро начну говорить на итальянском».

За нами увязался Фред Джонс — он тоже был на репетиции, и в его обязанности опять-таки входила съёмка процесса.

— Знаешь, Масао, твой голос весьма меня вдохновляет, — вымолвил он, приобнимая меня за плечи. — Хорошо, что сейчас середина осени, а не лето, не то я бы осрамился.

Куша хмыкнул, Аято улыбнулся, я же шутку понял не сразу, но оценить не смог.

Одевшись и переобувшись, мы шли вдоль улицы, и жизнерадостный голос американца, казалось, заполнял всё пространство вокруг. Он говорил, почти не переставая, и в этот момент я отчётливо осознал, насколько же он на своём месте.

Фред был прекрасным лидером: благородным, самоотверженным, в то же время креативно и оригинально мыслящим. Он умел вдохновлять, зажигать целые пожары в сердцах других, и они с готовностью и удовольствием шли за ним. В клуб фотографии входили люди, которые раньше этим видом искусства не увлекались, но сменили своё мнение именно после знакомства с Джонсом. Он смог преодолеть врождённое японское недоверие к иностранцам и заставить многих раскрыть ему души, потому что от него веяло теплом.

На перекрёстке нам пришлось расстаться: Куша с Фредом пошли вдоль улицы; мы с Аято, которому нужно было зайти в магазин неподалёку от моего дома, перешли дорогу.

Вечер был типично октябрьским — из тех, какими их любят рисовать романтики всех творческих областей: тяжёлые облака заволокли небо, но дождь не шёл, и лишь ласковый влажноватый ветерок напоминал о том, что осень уже перевалила за половину. Клёны шуршали остатками буроватой листвы, которая из чистого упрямства ещё держалась на воздетых кверху ветках. Рассеянный серебристый свет луны, с трудом пробивавшийся сквозь толщу облаков, мягко растворялся и растекался по поверхностям редких луж. В атмосфере стояла свежесть и красота, а воздух казался сладковатым на вкус.

— В такой прекрасный вечер даже не хочется идти домой, — промолвил я, глядя на небо. — Признаюсь, со мной такое бывает крайне редко.

— Я бы с этим поспорил, — Аято склонил голову. — Ты кажешься мне одним из самых безнадёжных романтиков, Масао.

— Да ладно, — я рассмеялся. — Ты ведь несерьёзно?

— Напротив, — Аято на ходу порылся в сумке и вытащил небольшой кожаный кошелёк. — Просто поразительно, что ты смог сохранить чистоту души, особенно учитывая твою непростую жизнь.

Его слова упали в тишину вечера, и я сбился с шага. Прошлое, которое было неотъемлемой частью моего существа, вдруг выросло до размеров гигантского чудовища, как титан из модного аниме-сериала.

— Но все испытания, которые были в детстве, совсем не закалили, — признался я, теребя молнию сумки. — Не могу назвать себя сильным человеком.

— Ну, между чистотой и силой ты выбрал первое, — Аято остановился перед автоматическими дверьми в магазин. — И тут неприемлемы категории «лучше» и «хуже».

— Это весьма лестно, — фыркнул я, заходя следом за ним. — Советую купить кулинарии: она здесь превосходна.

И наш разговор потёк в абсолютно бытовом русле, но слова Аято глубоко и надолго запали мне в душу.

Я был слабым и порой безвольным, не умел принимать решения быстро и сразу, не имел жизненного опыта и был готов довериться каждому, кто хотя бы частично проявил ко мне теплоту. Комплексы, неуверенность в себе и податливость — мои самые худшие недостатки, и я о них знал. Но в противовес этому у меня имелись: неплохой интеллект, усердие и усидчивость, быстрая обучаемость и аккуратность. Да, они не компенсировали плохие черты моего характера, но всё же хотя бы гармонизировали мою личность.

Жизненного опыта у меня не было совершенно, но пока я об это не беспокоился, считая, что время само по себе восполнит этот пробел.

Закончив покупки, мы с Аято вышли на улицу и остановились перед автобусной остановкой.

— Хорошо, что я успел купить те засахаренные орехи, — вымолвил он, приподнимая пакет с продуктами. — На полке оставалась последняя упаковка, а мама так их любит.

Я улыбнулся в ответ. Мне нравилась семья Айши, и этот жест заботы весьма умилял.

— Думаю, в понедельник мне понадобится твоя помощь, — ровным тоном произнёс Аято.

— Да? — я удивлённо поднял брови. — В чём именно?

— С Окой, — Аято проводил глазами автобус, отъехавший от остановки. — Я понял, как убрать её с дороги.

Я с ужасом уставился на него, и он, перехватив мой взгляд, рассмеялся.