Без лица

Кензабуро усмехнулся.

— С чего? — запальчиво бросил он. — Речь идёт о жизни человека. Хотя тебе вряд ли суждено это понять!

Я замер, стиснув пальцы, и медленно выдохнул. Это не явилось для меня сюрпризом, я с самого начала догадывался, что мой отец не мог вдруг внезапно оттаять ко мне и предложить восстановить нашу семью. У него имелась своя цель: он хотел отомстить семье Айши. А кого для этого лучше использовать? Почему бы не дурачка Масао, о телефон которого даже эксперты Сайко поломали зубы?..

Семья… Ему она никогда не была нужна. Аято прав: Сато свёл мать в могилу, а меня бросил, потому что я не приносил ему никакой практической пользы. Теперь же всё по-другому: я вырос, хорошо разбираюсь в программировании, да и деньги у меня водятся — об этом можно сделать вывод по внешнему виду этой квартиры.

И всё. Никакой любви, никаких отцовско-сыновних отношений — ничего этого не существовало между нами и в помине.

А я, наивный дурак, размечтался, что вскоре буду, как и все.

Единственные люди, кто проявил ко мне искреннее участие, — это Аято и Куша. Ещё, может быть, Фред Джонс.

Так что выбор очевиден.

— Масао! Ты меня слышишь, Масао? — Сато потряс меня за плечо, и я медленно поднял голову. — Ну так что? Ты готов выгнать этих людей отсюда?

Я резко двинул плечом, сбрасывая его руку, встал со стула. Подойдя к друзьям, который молча следили за мной, я встал рядом с ними и, повернувшись лицом к Кензабуро, твёрдо проговорил:

— Нет.

— Что? — Сато отшатнулся, задев стол и уронив на пол салфетку. — Масао, ты что, не понимаешь, что стоит на кону?!

— Ты обманул меня, — я начал говорить, несмотря на слёзы, которые лились у меня по щекам. — Ты предал меня — уже не в первый раз. Я больше не выдержу этой боли, поэтому молю тебя: просто уходи. Исчезни из моей жизни и никогда больше не возвращайся.

После этих слов силы покинули меня, и я рухнул на колени.

Кто-то присел рядом и начал гладить меня по спине, но я не видел, кто именно, просто сидел, закрыв лицо руками, и утопал в своей печали. Голоса доносились будто издали, но я не стал прислушиваться: мне всего лишь хотелось оказаться подальше отсюда.

Чрез вечность, человек, гладивший меня по спине, вдруг замер, а потом потрепал меня по плечу с тихим:

— Масао, брат, всё закончилось, слышишь? Он ушёл; вставай.

Всё понятно — это Куша, мой дорогой и искренний друг.

Я отнял ладони от лица и неловко поднялся на ноги. Куша придержал меня за локоть и настойчиво повёл в ванную, около двери которой уже находился Аято.

— Я спровадил его, — коротко отрапортовал Айши, увидев нас. — Я думаю, пока нам стоит побыть с Масао.

— Разумеется, — ответил Куша, включая свет в ванной и открывая передо мной дверь. — Его нельзя сейчас оставлять одного.

Он помог мне умыть лицо и отвёл в комнату. Я шагал за ним, словно зомби, не полностью отдавая себе отчёт в происходящем. Мой хрупкий мирок снова рушился, меня душили слёзы, хотелось снова расплакаться, но я каким-то чудом держался.

Мне казалось, что хуже не было никогда и быть не могло, но вскоре всё закончилось, причём совершенно внезапно: слёзы вдруг высохли, и я с необычайной кристальной чёткостью осознал, где нахожусь и что сейчас произошло. Тряхнув головой, я снял очки и вытер глаза. Куша сидел рядом и обеспокоенно заглядывал мне в лицо, однако Аято, только что вошедший в комнату с подносом, на котором стояли чашки с чаем, выглядел собранным и спокойным.

— Отрадно видеть, что ты пришёл в себя, Масао, — вымолвил Айши, и аккуратно ставя поднос на пол и присаживаясь рядом с нами. — Думаю, не стоит и говорить о том, что ты принял совершенно правильно решение, так? Однако этот человек теперь тоже понимает, что ты разгадал его игру, и он будет действовать в открытую…

— Подожди, — Куша поднял руку, укоризненно глядя на Аято. — Неужели нельзя с этим повременить?

Я переводил взгляд с одного на другого. Мне был понятен и рациональный взгляд одного, и сочувствие другого. И как бы последнее ни было приятнее, первое всё же являлось практичнее.

— Нельзя, — отрезал Аято, подавая мне чашку с чаем. — Ты разве не понимаешь, чем это грозит Масао?

— Но Сато Кензабуро больше точно не побеспокоит его, — Куша склонил голову набок. — У него просто не хватит для этого совести.

Аято раздражённо цокнул языком и произнёс:

— Неужели ты не понимаешь, что Сато — человек без совести и принципов?! Он способен на что угодно! Сам подумай, каким может быть его следующий шаг.

Я ахнул, и они оба немедленно воззрились на меня.

— Его признали умершим через суд, — прошептал я. — Согласно этому я получил эту квартиру. Но если он вдруг объявится и официально отменит это решение, то я буду вынужден уступить ему права на жилплощадь.

Куша шумно сглотнул и медленно помотал головой.

— Нет, — побелевшими губами вымолвил он. — Это слишком жестоко… Он не посмеет.

— Посмеет, — твёрдо возразил Аято, с уважением посматривая на меня. — И нам необходимо играть на опережение, чтобы Масао не пострадал ещё более.

========== Глава 55. Чувства. ==========

Аято и Куша переночевали у меня, чему я был несказанно рад: если бы я остался один, то не смог бы избавиться от демонов, кружащих над моей душой, как над пропастью. С утра нам пришлось встать пораньше для того, чтобы они могли забежать домой и взять оттуда необходимые вещи.

Четверг начался с физкультуры для нашего класса, и Киоши-сенсей — бывшая спортсменка, страстно любившая свой предмет, — бодро вывела нас на улицу, хотя погода уже стояла довольно бодрящая. Мы бегали, разминались, сдавали эстафету и не успели замёрзнуть; напротив, после этих упражнений я обнаружил, что основательно пропотел. Поэтому, приняв после урока душ и переодевшись, я уверенно двинулся к стиральным машинам, намереваясь запустить цикл сейчас, а вытащить вещи и переложить их в сушку — на следующей перемене.

Как только я нажал нужную кнопку и направился к выходу, путь мне преградил Фред Джонс. Он взял меня за плечи и легонько сжал, и это заставило меня с удивлением посмотреть ему в глаза.

Американец был необычайно серьёзен и, вопреки обыкновению, не улыбался. Из-за этого он казался чуть старше своих лет, и это впечатление усиливалось его высоким ростом.

— Я знаю, что произошло вчера, — без обиняков выпалил он. — Давай поговорим.

— Урок вот-вот начнётся, — я протестующе мотнул головой.

— Хорошо, — Фред неожиданно кивнул и покорно отступил с дороги. — Тогда побеседуем на следующей перемене.

Я издал негромкое и полузадушенное «Гм!» и, неловко обогнув американца, направился по крытому переходу к зданию школы. Мне не хотелось ни о чём думать, мне не хотелось разговаривать, мне не хотелось вновь окунаться во всё это. Мне было безумно больно от осознания того, что собственный отец пытался воспользоваться мной и на самом деле вовсе меня не любил, но в то же время я понимал, что жизнь в любом случае продолжалась. Стоило поскорее взять себя в руки, но это было легче сказать, чем сделать: боль всё ещё сжимала моё сердце ледяными пальцами.

Поднявшись в классную комнату, я сел за свою парту, и Куша тут же пододвинулся ко мне вместе со стулом. Он начал рассказывать мне о забавном происшествии на одной из его лекций в Сорбонне, и я почувствовал себя практически хорошо.

Да. Я был не один.

Значит, силы у меня имелись.

На перемене после второго урока Фред Джонс, как и обещал, подошёл ко мне. С необычайно серьёзным выражением на открытом лице он попросил меня отойти с ним, и я подчинился. Фред привёл меня в одну из кладовых и, прикрыв дверь, медленно сел на один из ящиков.

Я остался стоять и молча ждал, когда американец начнёт разговор, но он молчал, опустив голову, и через пару минут тишина начала меня напрягать. Подождав ещё немного, я приготовился нарушить явно затянувшееся молчание, но внезапно Джонс горестно простонал:

— Это я виноват.

— Что? — удивлённо переспросил я. — О чём ты?