Страница 18 из 48
Данут высыпал часть содержимого мешка Курбады на траву и принялся внимательно рассматривать вещи. Вроде, ничего интересного или, почти ничего. Скажем, складной нож парень без зазрения совести сунул себе в карман — хорошая штука, недешевая, работа гномов. Дальше — шерстяное одеяло, точно такое же, что лежит в мешке самого Данута, запасная одежда и еда — сушеная рыба, сушеное мясо непонятного происхождения («Может, Курбада таскал с собой куски „неусвоенного“ соплеменника?» — мысленно усмехнулся Данут.), какие—то корешки и глиняные баклажки. Может, в баклажках и хранилась та самая дурь? Ну, не дурь, а вытяжка из болотного лотоса, но чем она лучше, если после прилива сил начинается упадок? Сам Данут не рискнул бы использовать никакие зелья и порошки. Где гарантия, что после победы над медведем к тебе не придут волки? Одеяло, одежду, еду и тем более, баклажки, можно смело выкидывать. В природе ничего не пропадет, за день—другой все будет «усвоено» местной фауной. Еда уйдет по прямому назначению, шерстяное одеяло и одежда сгодятся для птичьих гнезд. Вот только, содержимое баклажек лучше вначале вылить, а сами посудины разбить, иначе, кто знает, не найдется ли какая—нибудь ворона (а эти пернатые умные!), что сумеет откупорить пробку, то о последствиях и подумать страшно!
Кроме ножа, Дануту приглянулась накидка из какого—то прочного материала — не то, кожа, не то — чем—то обработанная ткань. Легкая, места почти не занимает. Идеальная штука на случай дождя.
Еще половина мешка оказалась не разобранной. Судя по весу, там лежало что—то не очень тяжелое, запакованное в кожаный мешок с завязками. Вытащив мешок, Данут принялся развязывать тесемки.
Воспитанник орков уже начал догадываться, что он найдет, но до конца не хотел верить. Но в мешке оказалось именно то, чего он ждал и боялся — голова гнома.
Без малейшей брезгливости — после того, как на собственных руках отнес в братскую могилу тела жителей своей деревни, о такой ерунде, даже и говорить смешно, Данут взял в руки страшную находку, вгляделся в обескровленное, опухшее лицо, окаймленное некогда пушистой, а теперь затвердевшей от крови бородой, узнавая мэтра Байна Периверта. Значит, старый профессор не ушел в экспедицию, как собирался, а остался в Скаллене, чтобы создать оружие против мертвецов и, скорее всего, он его создал. Данут горько усмехнулся — он только что вспоминал профессора, желая заполучить его в качестве консультанта по оружию. Теперь он уже ничего рассказать не сможет. А ведь этим лабрисом мэтру Периверту и отрубили голову! Пожалуй, он теперь не станет возвращаться за своим трофеем, пусть лежит, пока кто—нибудь не отыщет его и не раскроет тайну той страшной морды.
После страшной находки, Дануту уже не хотелось смотреть, осталось ли что—то еще среди вещей Курбады. Но, пересилив себя, перевернул мешок и потряс его.
На траву выпал мешочек из замши и какой—то плоский предмет, завернутый в кусок плотной бумаги.
Данут начал с мешочка. Такие он видел в дорожных укладках купцов. Каждый мешочек вмещал в себя ровно двадцать векшей. Очень удобно и для расчетов, и для перевозки. Так и есть, в мешочке оказалось двадцать кожаных векшей, с гербами городов Скаллена и Тангейна, и два листа пергамента. Развернув листы, он снова присвистнул. Оказывается, покойный Курбада был обеспеченным человеком. Двадцать векшей — приличная сумма. Он сам, будучи младшим приказчиком, получал четыре векши в месяц, а грузчику платили одну векшу. Но двадцать кожаных кусков, это мелочь, на фоне остального — пергаменты были ничем иным, как банковскими сертификатами, удостоверяющими, что их владелец является обладателем двух депозитных вкладов. Первый вклад, открытый два месяца назад, был на две тысячи векшей, второй, двухнедельной давности, на пятьсот. И оба счета были открыты в филиале Банкирского дома господина Альц—Ром—Гейма города Скаллен.
«А ведь это векши, заплаченные за наши головы! — догадался Данут. — В две тысячи норги оценили голову мэтра Байна Периверта, а мою — в пятьсот!»
Парня даже слегка задело, что его голова оценена в четыре раза ниже, но здраво поразмыслив, он понял, что все справедливо. Мэтр представлял угрозу для всех джоддоков и хладных пастырей, а он был только личным врагом какого—то генерала. Получается, что неплохо! Могли бы за его голову дать сто векшей.
За те месяцы в бытность его младшим приказчиком, а потом, во время похода в Бегенч, Данут немного поднаторел в банковских делах. Самое важное, что депозиты были на предъявителя, а не именные! Будь они выписаны на имя Курбады, то претендовать на них могли только близкие родственники или наследодатели, согласно завещания. Видимо, Курбада из рода Фроглингов не хотел «светить» свое имя в учетных книгах Банкирского дома Альц—Ром—Гейма, но и таскать с собой две с половиной тысячи кожаных лоскутков ему тоже не хотелось.
«Пожалуй, векши и сертификаты можно оставить себе, — решил Данут. — А гоблин даст совет — как перевести депозиты на его собственное имя. А если не подскажет, или не захочет, есть еще и домашний советник! Уж Тина сумеет распорядиться их семейным имуществом!»
Став обладателем двух с половиной тысяч, Данут повеселел. Все—таки, до сих пор у него было некое чувство собственной неполноценности. Любовь любовью, но если его жена — самая богатая девушка Тангейна (женщиной ее до сих пор язык не поворачивается называть), а он, хотя и герой, и какой—то там претендент на должность принца (ну, это он вообще всерьез не воспринимал), и все такое прочее, не имеет ничего, кроме отцовского меча — это не очень—то хорошо. А его возможные претензии на Торговый дом Таггертов, не более чем фикция. Реальным основателем и хозяином был дядюшка Силуд, вложивший в это дело и труд, и векши, и собственное здоровье. А то, что он написал дарственную на имя отца, было уловкой, помогающей уклониться от налоговых вычетов. Если бы дядюшка Силуд не отправил его на смерть, не организовал бы несколько покушений, а просто поговорил с ним, объяснил ситуацию, то Данут бы собственными руками сжег документ. Теперь же, с дядькой будет другой разговор.
Убрав замшевый мешок с векшами и сертификатами в собственный вещмешок, Данут поднял второй предмет. Развернув упаковку, увидел семь серебряных трубочек, соединенных между собой. Трубки были полыми, срезанными под углом.
Не надо было быть большим знатоком, чтобы понять, что перед ним какой—то музыкальный инструмент. Может быть, это то самое оружие, о котором проговорился Курбада? Собственно говоря, почему бы нет? Если холодные пастыри управляют стадами своих мертвецов с помощью флейты, то почему бы и не создать что—то похожее, способное нейтрализовать или свести на нет усилия «музыкантов»? Тем более, что трубки были сделаны из серебра — извечного врага всякой нежити и нечисти! Если «свистелка» действительно оружие, то эта доставить находку к оркам будет важнее, чем заключение союза с людьми!
Ящер немилосердный! Пока разбирал мешок, вода выкипела. Хорошо, что котелок не успел прогореть. Но все равно, теперь придется ждать, пока металл остынет, потом все по новой.
Поставив котелок на огонь, Данут вдруг понял, что ему совершенно не хочется есть, хотя последний раз перекусывал вчера. Стало быть, сутки назад. Хм... А ведь он и воды не пил целые сутки. Как только вспомнил об этом, накатилась такая жажда, что впору было бежать к озеру и пить воду прямо из него. Еле удержался, чтобы не уподобиться медведю на водопое, но к счастью, котелок закипел. Теперь снова ждать, пока вода не остынет! Сейчас бы пригодился деревянный котелок Курбада, но он куда—то девался. Похоже, закатился во время драки куда—нибудь в угол и, его не заметили. А может, деревянный котелок не относится к разряду предметов, которыми нельзя пользоваться файнам и, хозяева острова его просто—напросто оставили себе?
Чтоб отвлечься, нарвал кипрея, благо, неподалеку целые заросли, заправил кипяток (не то, конечно же, чем поила Талина, но сойдет!) и, уставившись на котелок, принялся уговаривать горячую воду, чтобы быстрее остыла. Была бы поблизости береза, можно бы соорудить туесок, или согнуть кусок коры. Можно еще остудить котелок прямо в озере, но тут вспомнил, что в мешке у него имеется кубок, прихваченный как раз для таких случаев.