Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 37



Ваши комментарии всегда радуют (я, может, ради этого и выпускаю так часто продолжение) :))

Очнулась я уже в родительском доме: обессилила от пережитого потрясения настолько, что заснула прямо там, на полигоне. Но чтобы я — и в объятиях красноокого демона? А демона ли?…

Проклятое соцветие ликориса не давало покоя следующие несколько солнц. Сколь бы ни прокручивала в голове недавние события, как бы ни пыталась убедить себя в обратном, какие бы немыслимые версии ни выстраивала… на груди, в районе сердца я, вне сомнений, видела бутон хиганбана. Багряный. Точно не расцветший.

«Прервать источник несчастий до того, как он станет таковым» — наставляли ками через жрицу Макико-сама. «После смерти Норики Шисуи словно помешался» — вторил Итачи-сан из прошлой жизни. Внезапная перемена в саду поместья, когда весёлый и открытый юноша вмиг обратился бесовским отродьем: одержимым и смыслящим себя лишь рядом с погибшей невестой. И моё последнее воскрешение, коего попросту не должно было быть…

Вопросы роились в сознании, стирая восприятие действительности. Омиай всё-таки состоялся: Хиро-сан был очень мил и вежлив, но, что странно, я совершенно не запомнила его лица — ни единой примечательной детали. Да и разговор наш… А чего он, в сущности, касался? Помню, что глядела на чудный садик за окном и вспоминала живописный квартал Учиха, особняк Шисуи с неизменным прекрасным ландшафтом, мельтешащих Маюку и Маюми…

Согласие на свадьбу дали почти сразу же: не было причин отказываться. Хиро-сан станет прекрасным родителем для моих детей, жить будем в достатке и наверняка в мире и согласии. По крайней мере, хотелось на это надеяться. Как крестьянин он, наверняка, смыслит в посевах и выращивании лучших культур — всё-таки они поставляют вкуснейшие персики. Но знает ли что-либо помимо этого, способен ли защитить не словом, а делом, позволит ли юной жене хоть немного вольности во внешнем виде иль решит, что побрякушки — для незамужних, экономя на всём до последнего рё{?}[Денежная единица, бывшая в употреблении в Японии в XVII - сер. XIX в.]? Да и обучен ли вообще грамоте?…

Шисуи больше не появлялся. Я искала его несколько раз на том же тренировочном плаце, пыталась поймать на выходе из квартала Учиха — всё тщетно. Если шиноби возжелает, то никто и никогда не сможет его найти, не говоря уже о простой гражданской…

Двадцать второе ноября. Сего дня я ждала с содроганием. Первая встреча с красноглазым демоном, породившая ворожбу, состоялась двадцать третьего. Последняя нелепая и совершенно бессмысленная смерть — в ночь на двадцать третье. Если проклятье Хиган действительно по-прежнему действует, то сегодня неизбежно случится ужасное…

Утро выдалось обычным: завтрак с матушкой и отцом, подготовка к открытию магазинчика, первые посетители и пустые разговоры с постоянными клиентами. Словом, ничего не предвещало беды, хотя тревога и не отпускала с самого пробуждения.

Солнце достигло зенита — я тогда, помнится, переставляла редьку, потому как мальчишки, заглядывавшие чуть ранее, умудрились ненароком задеть и уронить большую её часть. С головой погружённая в работу, не заметила, как снаружи стало непривычно шумно. Нет, мы всегда жили вблизи торгового квартала, потому гомону удивляться смысла не было. Но на сей раз шум был каким-то иным: не возбуждённый и оживлённый, нет, скорее напряжённый и взволнованный. Ведомая возрастающим беспокойством, я выглянула наружу.

Потоки человеческих лиц — от мала до велика — стройными рядами двигались вдоль улочки, с трудом умещаясь на ней. Все переговаривались меж собою, отчего различить отдельные реплики — и вызнать причину такого странного поведения — было невозможно.

— Проходим! По двое, сюда! Женщины и дети — вперёд! — донёсся знакомый голос. Ниндзя, облачённый в форму полиции Конохи, коего я уже и не надеялась увидеть, сейчас командовал эвакуацией мирных жителей. Он сразу же отвёл взгляд, стоило мне показаться: похоже, всё ещё не решил, как теперь вести себя.

— Шисуи? — я двинулась навстречу, желая разобраться в происходящем, — Что здесь происхо…

Оглушительный взрыв сотряс улицу: быстро и резко — возникла гигантская волна. Земля разверзлась, разлетаясь сыпучими ошмётками, хилые домишки обратились в пыль, а те, что умудрились уцелеть, охватил огонь.

— А-А-А! — люди, прежде сохранявшие хоть какую-то видимость спокойствия, в панике бросились врассыпную. Старики, малыши, дородные женщины, коренастые мужчины — бежали, кто куда, лишь бы спастись из сего ужаса. Я же, боясь оказаться попросту растоптанной осатаневшей толпой, вцепилась в очутившегося рядом Шисуи:

— Что произошло? — кричала громко, дабы в звенящем гуле шиноби мог хоть что-то разобрать.



— На Коноху напали!

Я умирала множество раз: от руки красноокого демона, казнённая Фугаку-саном, защищая Итачи-сана, а затем и секреты клана Учиха{?}[Последнее — намёк на петлю, в которой Мидори погибла от руки Итачи, потому что перед этим он рассказал ей про Котоамацуками, чем раскрыл важную тайну и поставил под угрозу клан.]. Понимала, чувствовала, что перерождения не избежать и на сей раз, ведь в прошлый ками буквально толкнули меня в новую петлю{?}[Мидори в последней жизни погибла в результате несчастного случая, упав на камень.]. Но чтобы ради какой-то торговки подвергать опасности целую Коноху? Эти люди — простые горожане, неспособные защититься — разве повинны в чём-либо? Почему им должно расплачиваться за мою ношу?

— Я сейчас отведу тебя в безопасное место, — шиноби попытался поднять меня, но я не далась.

— Нет! Стой! Нельзя! Как же ты не понимаешь, если… если… — чужие отчаянные визги заглушали собственные мысли. Только благодаря крепкому, точно пригвоздившемуся ногами к земле юноше нас не снесли беснующиеся люди.

— Понимаю, но не позволю тебе умереть!

Времени на препирательства попросту не было, но судьба настигла меня сама — она всегда настигала меня, желала я того или нет. Пока цветёт хиганбана, боги будут начинать новый цикл, приближая меня к заветному дню, когда петля достигнет своего предела. Среди мельтешащего народа затесался некто, приближающийся к нам слишком стремительно: глаза его казались совершенно безумными, а вперёд шиноби нёсся поблёскивающий ещё издали меч.

Ничего не объясняю — внезапно обнимаю Шисуи и порывисто целую. Пользуясь мгновением замешательства, разворачиваюсь и меняюсь с ним местами, чтобы затем с силой оттолкнуть. Чужое оружие пронзает плоть и рывком покидает её, оставляя огромную зияющую дыру.

— Я… вернусь, — только и успеваю произнести, прежде чем провалиться в пустоту.

***

— Кха! Кха!

Опять. Двенадцатая смерть ничуть не отличалась от первой: умирать всегда мучительно больно. На теле по-прежнему ощущается фантомный спазм, которому попросту неоткуда взяться сейчас. В лёгких точно застыла гарь от недавнего пожара, сердце ноет, а губы… будто всё ещё помнят его вкус.

Не успеваю осознать — где и когда очутилась — как получаю грубый толчок вбок, отчего валюсь, подобно той самой редьке, которую расставляла перед последней концовкой.

— Чего вылупилась? Смотри, куда прёшь! — ополчился на меня незнакомый мужчина. Не дав ответить, презрительно хмыкнул и удалился прочь.

Хотя говорить с ним я и не намеревалась: взор был загипнотизирован сладостями, которые, как оказалось, я несла. Различные вагаси{?}[Общее название для японских традиционных сладостей.] — от митараси и анко-данго до моти с различными соусами, — рассыпавшись, украшали теперь собою пыльную дорогу. Мы редко позволяли себе подобное, да ещё и в таком количестве: родители наверняка будут гневаться. В последний раз, помню, я попросила матушку выделить немного денег, чтобы «отблагодарить» красноокого демона, а до этого… Восьмое ноября. Точно. В тот день отец заключил крупную сделку и отправил меня прикупить угощений, дабы отпраздновать.

— Нори… — из пучины раздумий вырвали беспокойные нотки, — Прошу прощения, обознался, — молвил юноша, когда увидел моё лицо: столь знакомое и чужое одновременно{?}[Напоминаю, что с определённого момента Мидори стала выбеливать и остригать волосы в каждом новом воскрешении. Но на это требовалось время, так что сейчас она предстала с длинными чёрными волосами.]. На сей раз боги решили не медлить и сразу свести нас, да, моё наваждение?