Договор на нелюбовь

– Кто это? – крякнул его отец и снова вышел из машины, сверля меня недобрым оценивающим взглядом.

– А это невеста моя, пап, – прошептал Блондин, рассматривая меня медленным, чуть прищуренным взглядом.

Я практически висела у него на руках, судорожно держалась за его шею, ощущая, насколько сильно бьется его сердце. Казалось, что это сказка, сейчас меня ущипнут и я проснусь. Блондин же из кожи вон готов был вылезти, чтобы убедить своего отца в искренности. Очевидно поэтому в чисто киношном жесте убрал мою прилипшую к губам прядь за ухо. Нет, это определенно сон!

– Невеста? – задумчиво повторил старик, медленно подходя ближе. Но я даже не повернулась, продолжая смотреть в совершенно волшебные зелёно-голубые глаза Блончинчика, не в силах оторваться от их кристальной чистоты. Ресницы были такие длинные, темные, а в выгоревших кончиках путались лучики утреннего солнца. От него пахло ветром, песком и морем. Даже нос защекотало от приторной солёности.

– Невеста-невеста… – прошептал мой «жених» и неожиданно поцеловал меня в уголок рта. Его щетина скользнула по щеке, а губы обожгло тепло дыхания.

– И как же зовут этот подарок судьбы?

– Катерина, – блондин ткнул меня в бок, намекая на необходимость представиться, и я почему-то послушно перевела взгляд на старика и даже улыбнулась.

– Чуден мир, – отец Блондина медленно прошёлся по мне взглядом, застыв на босой ноге. – Что, туфельку, Золушка, примеряла?

– Ага, подошла, но натерла, – усмехнулся «жених» и посадил меня на капот машины, затем взял пластырь, сжатый в моей ладони и, присев на колени, заклеил волдырь, а потом подобрал кожаный сандаль и надел на ногу, аккуратно застегнув ремешок… – Так лучше?

– Ага, – кивнула, еле сдерживаясь, чтобы не заорать, потому что капот нагрелся на солнце и теперь моя задница практически пригорала на раскалённом железе.

– Очень приятно, – отец сделал шаг назад, чтобы рассмотреть меня, а я подыграла и спрыгнула, отвесив реверанс. – И давно вы… кх-кх… Как это сказать… знакомы?

– Год, – одновременно ответили мы, и старик окончательно растерялся.

Блондин подмигнул мне и как-то по-хозяйски обнял, скорее, даже облапал, остановив ладонь где-то под грудью, едва касаясь кожи большим пальцем.

– Катерина, значит…

– Катенька, а это тот самый Алексей Тихонович. Но ты можешь называть его папа. Да?

– Ну, давайте не будем спешить, Александр, – рассмеялся его отец. – Мама в курсе?

– Нет, признаться, ты застал нас врасплох.

– Значит, вовремя… Ну что ж, Катерина, ждём вас завтра к ужину, а теперь мне пора. Дела. Всего доброго.

– До свидания, Алексей Тихонович.

– Скажи – папа. Старику будет приятно, – блондинчик разошёлся не на шутку, всерьёз решив зацеловать всю мою правую часть лица. Едва касаясь губами кромки лба, щекоча своим вздохом. Хотелось закрыть глаза и остановить мгновение.

– Папа… – почему-то послушалась я, очевидно, это его голубые глаза на меня так действовали.

– Молодежь, – хмыкнул очумевший старик, сел в свою тачку и выехал с парковки.

– Бл***! – взревел Блондин и бросился к своему авто, забыв попрощаться со своей новоиспеченной невестой…

Глава 4.

Открыла глаза, боясь пошевелиться. Воспоминания назойливыми мушками крутились в голове, подкидывая картинки. Деревянный покатый потолок с окном в крыше успокаивал, значит, я дома. И все это мне, скорее всего, приснилось.

В открытую дверь на веранду пробирался ветерок, он поднимал кружевную занавеску, ударяя ею о замшевое кресло.

– Катюша, ты встала? – крикнула мама с первого этажа.

– Да, мам, – я потянулась и соскочила с кровати.

– Завтракать будешь?

– Конечно.

– Тогда умывайся и спускайся.

– Есть – умываться, – скинула пижаму и побежала в душ.

Прохладная вода забирала остатки сна, голова светлела, прогоняя дрёму. Растёрла махровым полотенцем тело, обернулась в него и вышла на балкон. Облокотилась о перила и высунулась, чтобы вдохнуть аромат горячей листвы, цветущих яблонь и сырости, что тянулась с реки.

– Доброе утро, Катюша, – бабушка Оли уже копошилась в огороде, а заметив меня, разогнулась и помахала с соседнего участка. – Проснулась уже?

– Доброе утро, тётя Зина.

– Хороший денёк, идите на речку! Хватит в четырёх стенах сидеть, а то света белого не видите. Сейчас я Ольку разбужу. Она сегодня выходная.

– Хорошо, – я потянулась. Еще раз осмотрела округу и уже собралась было вернуться в дом, когда взгляд зацепился за чёрный джип, стоящий в конце переулка у заброшенного дома.

Участков в «Яблоневом» было не много, все друг друга знали вплоть до дней рождений, поэтому я точно знала, что ни у кого из жильцов такой дорогой тачки не было. Очень странно. Я даже спряталась, чтобы не привлекать внимание, потому что на переднем сидении явно кто-то сидел. Затянула полотенце на груди крепче и резко выпрыгнула, но лишь легкая дымка пыли осталась на дороге, где еще недавно стоял внедорожник.

– Хм… Странно, – я упала в гамак, что висел на моем балконе и, перегнувшись вниз головой, наблюдала за чистым ярко-голубым небом.

Я обожала этот дом. Всем сердцем. Несмотря на год постройки, он был просторный, светлый, тёплый и очень комфортный. У нас всегда было две полноценных ванных, тёплый туалет и баня. На огромной веранде на лето развешивались гамаки и качели, а в столовой открывали все двери, впуская в комнаты аромат прелого леса. Зимой, когда жизнь замирала, мы собирались в гостиной у большого камина играть в нарды и валяться на пушистом ковре.

Сразу после моего рождения мансарду отдали под детскую, дед утеплил крышу, оборудовали душевую, туалет и застеклили балкон, где мы с девчонками играли в куклы даже в самые дождливые вечера, а у большого окна стоял старый лакированный стол, за которым я делала уроки во время учёбы в школе, а позднее штудировала лекции в универе.

Здесь не было холода современности, наоборот, старое дерево на полу и стенах дарило воспоминания, когда дом звенел детским смехом, гудел от посиделок под гитару до утра и трогательных романсов под фортепиано.

Комната у меня не очень большая, но просторная. Напротив большого окна стояла кровать, пара тумб и большой письменный стол у окна. В скатах крыши были оборудованы кладовые и гардеробная. Это был дом. Мой дом. Место, где живёт моя душа! Именно от этого было больно, вспоминая о неизбежном…

Застелила постель, натянула майку, джинсовые шорты, стянула волосы в пучок и помчалась по лестнице, переступая через одну ступеньку.

– Кать, тебе уже двадцать три, а ты до сих пор слонёнком по лестнице мотыляешься, – выдохнула мама, накрывая на стол в столовой. Она поправила скатерть, раздернула ворох тюли, впуская яркое солнце и замерла, на миг залюбовавшись открывающимся видом на лес.

– Фи, маменька, кто научил вас столь дурным словам? – рассмеялась и поцеловала её в макушку. Худенькая миниатюрная женщина шустро носилась из кухни в столовую и обратно, сервируя стол так, будто мы ждали королеву. Мама всю жизнь проработала в филармонии, а пять лет назад ушла в местную музыкальную школу, учить жадных до музыки детишек играть на фортепиано.

– Вы с девчонками, кто же ещё? – взмахнула руками мама в сторону большой рамки, где разноцветным пазлом из фотографий были собраны самые яркие воспоминания нашей дружбы длиною в двадцать лет. – Нет-нет, а современное словечко вылетит.

– Блинчики, – заскакала я по столовой в радостном танце. – Доброе утро, солнышко!

– Прижмись, сейчас всю посуду мне разобьёшь, аж пол ходуном ходит от твоих танцев, – Мама выставила руки, чтобы я даже не приближалась к её раритетному буфету. – Катюша, просто сядь.

– Хорошо, – пожала я плечами, заняла свой стул, подвернула ноги под себя и достала телефон.

– Катерина! – в комнату мягким шагом вплыла бабуля. – Сто раз предупреждала тебя о том, что воспитанные барышни не сидят в телефоне за обеденным столом!