Страница 5 из 19
– Пап, а мы будем останавливаться в отеле пока едем? – спросила я, цепляя из тарелки листья салата с маминого огорода.
– Ночью ехать не будем, поэтому переждём ночь где-нибудь в отеле.
– Главное найти приличный, – поморщившись, добавила мама. Чистота и опрятность у нее всегда были на первом месте. Абы где она спать не станет.
Затем он встал, поцеловал маму в щеку и направился в гараж проверять шины и наличие запаски на всякий случай, а я принялась мыть посуду. За окном бегали соседские детишки, кто-то катался на самокатах. Юные воспоминания вновь всплыли в голове. Мы с Эвелин постоянно ребячились и дрались за последнюю дольку шоколадки во время прогулок. Повзрослев, мы, конечно, уже не дрались, но часто ругались из-за того, что я утаскивала её украшения, чтобы похвастаться красивой безделушкой перед Лу.
Меня вдруг осенило, и я отпрянула от мойки, застыв на пару секунд.
– Боже! Украшения! – взвизгнула я и рванула в свою комнату.
Впопыхах я поднялась по лестнице и ворвалась к себе, чтобы достать из тумбочки важную вещь. Я совсем забыла про неё… настолько эта вещь была небольшой, что забилась практически к стенке.
Когда год назад Эвелин приезжала домой, она в очередной раз поссорилась со своим психованным парнем и после телефонного разговора с ним швырнула в мусорку их парный браслет. Мне было жалко эту плетёную лавандовую безделушку, и в итоге незаметно выудила её и спрятала к себе в тумбочку. Эвелин её купила во время поездки в Тайланд для учебной практики в Бангкокском университете, в который сестру направили трудиться лаборантом как лучшую студентку в группе. Её знания в химии всегда поражали меня и оказались полезными в разборе состава косметики, когда мы сидели и ковырялись в баночках, сидя на ковре в её комнате. С тех пор я знаю, что нужно покупать, а чего лучше оставить на полке магазина.
Я легла поперёк кровати и перевернулась на спину, с интересом вертя в руках её браслет. Эвелин всегда любила лавандовый оттенок, да и мне он кажется интересным. Симпатичная вещица… Интересно, где сейчас второй браслет?
При мыслях об Эвелин и ее парне в голове непроизвольно пронеслись её всхлипывания в телефонную трубку, и мои глаза вмиг стали влажными. Практически каждый вечер моё сердце разрывалось на миллион кусочков от жутких рассказов. Как жаль, что меня не было рядом, чтобы я могла поддержать её, тепло обнять. Может быть, тогда не случилось бы то, что случилось.
Сестра всегда говорила, что если с ней что-то случится, то значит, это сделал её парень. Я нещадно потёрла глаза, чтобы отогнать с них подступившие слезы. К сожалению, прошлого не вернуть. Полицейское заключение не подтвердило насильственную смерть.
Эвелин никогда не называла имя своего молодого человека. Просто говорила «мой парень» или «мой мужчина». Видимо не хотела, чтобы мы его искали в социальных сетях. Нас серьёзно контролировали, и маме нужно было знать всё на свете, поэтому Эвелин не любила делиться с ней подробностями личной жизни, а мне было противно от одной мысли о нём. Столько боли он причинил, хоть и был настоящим джентльменом в начале отношений. По крайней мере, так было со слов сестры. Я не знала и не видела его.
Сестра встретила его на первом курсе университета. Спустя несколько месяцев отношений они начали часто ссориться, она постоянно плакала, звонила, рассказывая мне не самые приятные вещи. В упакованных коробках с вещами лежит её личный дневник, в котором записано много таких историй. Я не смогла прочесть всё. Меня хватило лишь на то, чтобы остановиться глазами на нескольких страницах, прочитав которые у меня по всему телу шли мурашки. Так, всё, не хочу об этом думать.
Чтобы не забыть браслет сестры, я закинула его в свой спортивный рюкзак. Там он будет в сохранности, и частичка Эвелин всегда будет со мной. Моё лицо украсила грустная улыбка, которая всегда настигала меня во время подобных воспоминаний.
6
До отъезда оставались считанные минуты. Мама уже сидела внизу в заведённой машине и слушала новости по радио, а папа закидывал пакеты с продуктами в багажник. По родителям не было заметно, что они волнуются. Похоже, одна я ощущала полнейшую тревогу и тоску. Будущую тоску по этому месту.
Я же в это время блуждала по дому, с печалью осматривая каждый его уголок на прощание. Мы уже отключили электричество, поэтому из освещения в комнатах было только жаркое летнее солнце, выглядывающее из окон и озаряющее своим светом внутреннее пространство. В доме было так же жарко, как и на улице. Несмотря на то, что сейчас был уже вечер, солнце отдавало своё тепло на максимум. Даже мне в майке и шортах из лёгкого хлопка было тяжеловато. Насколько я знаю, в Пенбруке с погодой немного легче, что не может не радовать, ведь прохладу я переношу лучше.
– Дорогая, ну ты где там? – прокричала мама с улицы.
– Сейчас, погодите пару минут, мне нужно кое-что сделать! – выглянув в окно, я крикнула ей в ответ и продолжила свою прощальную прогулку.
Я оттягивала момент, вдыхала родной запах, которым пыталась на максимум заполнить свои лёгкие. Так, чтобы хватило до самого Пенбрука, а, выдохнув, оставить частичку родного города там. Вокруг пахло папиным парфюмом, которым пропитался угол гостиной, старой бумагой от многолетней коллекции книг, берущей начало еще с бабушкиной юности, и неимоверным запахом горшочных растений. Все эти запахи навсегда запечатались в этих стенах, в этой мебели и в этом воздухе. Моя душа была прикована к этому месту, а сердце говорило не уезжать. Тем не менее, решение о переезде мы приняли единогласно.
Закончив свою прогулку, я медленно, как бы всё еще колеблясь, переступила порог дома и еще раз обернулась, улыбкой попрощавшись с этим местом, и двинулась в сторону машины, в которой меня ждали родители.
Я открыла нагретую от солнца пассажирскую дверь и снова затормозила на пару секунд, обвела взглядом всё вокруг, чтобы запечатлеть эту картинку у себя в голове. Привычные глазу соседские дома, голубое и ясное небо, в котором каждое облачко было родное, до боли знакомые лица на улице, занимавшиеся обыденными делами… кто-то выгуливал долгожданную собаку, кто-то стриг газон в попытках сделать себе идеальный двор или шёл с кучей пакетов из магазина, еле волоча покупки. У этих людей жизнь продолжается здесь и будет идти своим чередом. Для них наш отъезд не значит ровным счётом ничего, тогда как для меня это выбор, с ног на голову переворачивающий жизнь.
– Господи, благослови, – услышала я папины слова, сев в машину.
– Господи, благослови, – подхватили мы с мамой, и все пристегнули свои ремни безопасности.
После этих слов машина, наконец, тронулась, и до меня окончательно дошло осознание того, что мы уже едем, и вот-вот начнется новая глава нашей жизни.
Я нагло, но удобно обустроилась на задних сиденьях в окружении своего рюкзака и сумки-холодильника. Выехав за черту города, в течение следующих часов за окнами виднелись то зеленый, дикий лес, то пустынные поля, напоминающие места из телевизионных триллеров. Я периодически вклинивалась в родительские беседы, чтобы разбавить болтовнёй свою дорогу в наушниках. Уже было около десяти часов вечера, поэтому мой вопрос был весьма актуален.
– Когда будем искать ночлег? – спросила я, возникнув между передними креслами.
– Думаю, через час можно присматриваться к отелям, которые нам будут попадаться по дороге, – высказался отец, который был сосредоточен на дороге и не спускал с неё глаз.
– Скотт, еще ведь рано. Ты часа четыре точно сможешь ехать. Иначе такими темпами наш путь затянется на трое суток, – пробурчала мама.
Меня удивили её слова, ведь она всегда заботилась об отце. А сейчас он сидит уже с сухими, красными от жары глазами, напряжённой и затёкшей шеей, не желая лишний раз отдохнуть, чтобы не терять время. Шея и руки у него были так напряжены, что казалось, будто если машина испарилась бы, папа остался бы в той же позе, в которой он сейчас находился.