Страница 30 из 78
Глава 9
— Вся Москва ломает голову: как вам это удалось? — Надеждин смотрел внимательно, словно ожидал, что я на его глазах выкину какой-нибудь кунштюк — достану из шляпы кролика или, напротив, спрячу в шляпу серебряную чернильницу, украшавшую стол Николая Ивановича.
— Э, пустяки, — отмахнулся я. — Разгадка проста. Отбросьте невозможное, и тогда то, что останется, и будет истиной, как бы маловероятной она не казалась.
— Вот как? Признаться, я жалею, что не был на том вечере. Хотя... Говорят, у присутствующих пропали большие деньги, до пятидесяти тысяч, это мне не по средствам.
— Во-первых, деньги не пропали, а переменили владельца. Во-вторых, не пятьдесят тысяч, а только три. Из них одна — моя. Так что господа Наблюдатели если и потратились, то в пределах обыкновенного карточного проигрыша. И, в-третьих, эти деньги от имени московских литераторов были сегодня пожертвованы в пользу Московского Воспитательного Императорского Дома. Но я, сударь, решился побеспокоить вас совсем по другой причине.
— Другой? Какой же?
— Вы — издатель и владелец «Телескопа» и «Молвы», не так ли?
— Это не секрет, — ответил Надеждин.
— Уступите их мне.
— Что значит — уступите?
— Продайте.
— Однако... — такого кунштюка Надеждин от меня не ожидал.
— Я даю хорошую цену.
— Какую же? — хотел Николай Иванович удержаться от вопроса, хотел — но не сумел. Денежные дела Надеждина были в состоянии если не плачевном, то грустном несомненно. Издательская деятельность прибыли не приносила, подписчиков было слишком мало, чтобы окупить расходы. Четыреста восемьдесят подписчиков, плюс около сотни экземпляров расходилось в розницу. Надеждин хотел ликвидировать издания. Вот завершит подписной год, и ликвидирует.
А тут — я. С деньгами.
— Пятьдесят тысяч рублей. Цена без торга: ваше время дорого, моё тоже.
— Это неожиданно... Я должен подумать, знаете ли.
— Полноте, Николай Иванович. Уверен, более того — знаю, что вы много и упорно думали о своих детях, имею в виду «Телескоп» и «Молву». Но уверяю вас, журналы не пропадут. Я собираюсь придерживаться существующего направления «Телескопа», а именно — просвещать публику. Для этого будет расширен естественнонаучный раздел, привлечены новые силы. Изящную словесность тоже не оставлю вниманием. В моих планах довести в три года число подписчиков до пяти тысяч. Это программа-минимум. Я покупаю ваши издания как есть — с обязательствами перед подписчиками, с обязательствами перед сотрудниками, с принятыми материалами.
Надеждин смотрел на меня и видел дурачка. Ладно, не дурачка. Идеалиста. Хотя в сущности, это одно и то же.
Сам такой же. Телескоп, телескоп... Он бы еще синхрофазотроном назвал журнал. Первым делом я переменю название. «Знание — сила», Пущу в подзаголовок, а со временем и в основным сделаю.
— Я, в принципе, не прочь...
— Вот и отлично. Мустафа! — позвал я.
Вошел Мустафа с портфелем. Раскрыл.
— Здесь пятьдесят тысяч, Николай Иванович. За дверью ждет стряпчий, который и оформит сделку согласно законам Российской Империи.
— Как-то все у вас быстро... А если бы я отказался?
— Тогда я бы выкупил паи у Хомякова, Языкова и других, и стал бы собственником «Московского Наблюдателя». Это было бы немного хлопотнее, но результат тот же.
Надеждин моргнул. Он предлагал себя Наблюдателям в качестве главного редактора, но те потребовали выкупить пай в десять тысяч. Таких денег у Надеждина не было. Тогда. А теперь есть. Он им покажет, Наблюдателям!
Мы подписали необходимые бумаги. Далее будет скрипеть бюрократия, но недолго. Есть способы, чтобы все процессы шли с быстротою необыкновенной. Например? Например, нагнать чиновнику кошмаров, и побольше, побольше.
— Что ж, Николай Иванович, вот вы и свободны. В ближайшее время с вами свяжется новый главред, не откажите в любезности передать ему необходимые для дела бумаги, сведения и вообще всё, что сочтете нужным.
— Главред?
— Главный редактор.
— И кто же это?
— Пока сказать не могу. Он ведь и сам пока не знает о своей участи. Кстати, если нужно, Мустафа сопроводит вас в банк, всё-таки сумма немаленькая, мало ли.
Мустафа одной рукой подкрутил ус, а другую положил на рукоять сабли.
— Нет, не нужно. У нас в Москве спокойно.
Понятно. Профессору хочется побыть с деньгами. Пятьдесят тысяч сумма немалая. Таких денег он никогда прежде не видел, и вряд ли когда-нибудь увидит. На пятьдесят тысяч можно купить справное имение душ на восемьдесят. Или отправиться в кругосветное путешествие. Или посвататься к Лидии Андреевне. Теперь-то её родители не посмеют отказать.
Вот сейчас все уйдут, он разложит деньги на столе, пятьдесят пачек по тысяче рублей, и будет наслаждаться ощущением богатства. Минут пять, десять. Потом сложит деньги в ящик, но эти минуты, минуты ощущения, что можешь — многое, останутся с ним до конца дней.
— Рад за Москву и москвичей, — сказал я, и откланялся.
Селифан повез меня к усадьбе князя Куракина, где теперь располагался Межевой Институт.
Меня и Мустафу. Оно, конечно, в Москве спокойно, но с Мустафой ещё спокойнее. Я не за себя волнуюсь, а за Селифана. Второй день вижу одну и ту же коляску, следующую в отдалении. Коляска приглянулась, лошади? Или всё-таки я?
О деньгах, что я привез Надеждину, злоумышленники — если это злоумышленники — знать не могут никак. Потому профессору ничего не угрожает. А все же разобраться придется. На всякий случай. В учебной столовой плакат висел: «Поел — убери за собой».
И когда мы завернули за угол, я соскочил с коляски. И Мустафа тоже.
Селифан поехал дальше, а мы стали дожидаться преследователей.
Недолго дожидались. Раз, два, и на счет три мы заскочили в коляску. Мустафа справа, я слева.
А коляска-то пустая. Только кучер на козлах — и всё.
Он обернулся и спросил:
— Пан хочет куда-то ехать?
Я уселся поудобнее. Мустафа перебрался на козлы, потеснив кучера.
— Пан хочет. Вези.
— Сей момент, ясновельможный пан.
Ехали мы около получаса, пока не остановились у трактира «Варшава».
— Пана просят пройти внутрь, его ждут.
Раз просят, почему бы и не пройти.
Мустафа, впрочем, пошел без спросу.
Внутри нас сразу провели в особый кабинет, средних размеров.
За столом сидел господин лет сорока, одетый с претензией на роскошь.