Штиль

Я умудрился не поперхнуться этими словами и на секунду возгордился собой. Пока Ада не опомнилась от моей речи, я притянул девушку ближе, задрал ее юбку и отодвинул шелковую ткань в сторону. Она шумно вдохнула, когда я провел пальцами по ее чувствительной коже, ощущая какая она влажная и победно улыбнулся тому, что все шло так, как должно.

Другой рукой я быстро расстегнул пуговицы на ее рубашке, обнажив декольте и плечо, и развернул нас к окну, спрятав за широкой спинкой кресла самое интересное от любопытных глаз посторонних, решивших войти сюда в такой интимный момент.

К моему удивлению, она не стала вырываться. По сути, я ее даже и не держал. Она могла с легкостью ударить своим затылком мне в лицо и разбить нос. Вместо этого она запрокинула голову мне на плечо, руками приподняла свою юбку выше и расслабилась.

Я ожидал всякой реакции. Но только не такой.

На мгновенье это сбило меня с толку, потому что переступая порог этого кабинета ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я вовсе не планировал заходить так далеко. Я всего лишь хотел ее поддразнить. Ублажать убийцу своего брата стояло последним в списке моих дел. Но… не смотря на то, что я растерялся, я не остановился. Хотя меня и насторожило, что все шло как-то слишком уж идеально.

Медленно лаская ее нежную плоть, я упивался ее глубоким и неровным дыханием. Видимо, я ей все-таки понравился, раз она позволила мне такое. Проложив дорожку из невесомых поцелуев вниз по шее, я поцеловал ее плечо и проник рукой в кружевной бюстгальтер, задев армейский жетон на цепочке, горячий от тепла ее тела. Я легонько сжал ее грудь, а затем большим пальцем принялся ласкать сосок. Она сладко застонала и изогнулась, приподняв бедра, чтобы потереться сильнее о мои пальцы, и я усилил движения.

– Надень наушники, – шепнул я, легонько покусывая ее нежную фарфоровую кожу.

Пока она снимала с шеи мои беспроводные наушники и надевала себе на голову, я продолжал выписывать пальцами круги, размазывая щедрую влагу и вернулся к точке, которая заставляла ее вздрагивать и выгибаться, тереться об мой пах своей упругой задницей, в такт движениям моих пальцев.

Мне стало слишком тесно в джинсах. Черт, не думал, что это меня так заведет.

Ада начала стонать все громче, и мне пришлось накрыть ее рот ладонью. Как бы я терпеть не мог Аду, я вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, чем занимается их дорогая девочка на рабочем месте. Это не входило в мои далеко идущие планы.

Ада взяла меня за запястье и убрала мою ладонь с лица, однако уже в следующее мгновенье мой большой палец оказался в ее горячем и влажном рту. Она начала сосать его, дразня подушечку языком. Черт! Я не смог сдержать стон, мне ужасно хотелось взять ее прямо сейчас, нагнув над письменным столом, но я не мог. Я не хотел, чтобы все закончилось так и не начавшись.

Она начала дрожать, и я, продолжая легонько посасывать ее шею, держал ее в крепких объятиях, когда ее охватили волны наслаждения. Какое-то время она все еще полулежала на мне, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение, потом поправила белье, сорвала наушники, слезла с моих колен и, одергивая юбку, сказала:

– Убирайся. – Гнев на ее щеках был похож на румянец.

Почему-то у меня возникло такое чувство, будто меня поимели. Я нацепил наушники на голову, схватил пару леденцов из чаши на столе, неспешно поднялся, даже не пытаясь скрыть победную улыбку. Проще просить прощения, чем разрешения, так ведь? Я размышлял, как маньяк. Бог ты мой, до чего я докатился.

– Обращайся, – не оборачиваясь бросил я, забрасывая апельсиновый леденец в рот и ушел, оставив дверь нараспашку.

Теперь я был более чем уверен, что все шло по плану. Моему плану.

Ада

Я так и стояла с открытым ртом, не в силах отвести взгляда от уже опустевшего дверного проема. В горле появилось забытое щекочущее ощущение, и я расхохоталась, с трудом переводя дух. Поверить не могла, что он сказал мне такое. Ненавижу его. Что он о себе возомнил? Почему я позволила ему сделать это? Да кто я такая после этого? Он хоть руки помыл перед тем как… Так, Ада, хватит. Стоп. Не думай об этом.

Достав из сумки сигареты, я вышла на балкон. Легкий бриз, дувший с реки, потихоньку остужал мою разгоряченную кожу, и через несколько минут я немного успокоилась. Я стояла там, потирая ледяной ладонью шею в том месте, где всего несколько минут назад ощущала его горячее дыхание и влажные поцелуи, от которых волоски на руках вставали дыбом. Стоя там, на балконе, докуривая сигарету и бросая бычок в зеленую пустоту, я сказала себе: «Сама виновата».

Вернувшись вечером домой, я насыпала корм Берлину и налила ему свежей воды, после чего поднялась наверх, чтобы принять душ. Я обожаю горячий душ, даже сейчас в самый разгар лета, хотя сегодня был довольно свежий – менее 25 градусов по Цельсию – и ветреный июльский день. Я установила термостат душа на сорок градусов, мой болевой порог, и приготовилась к покалыванию, которое всегда появлялось, как только горячая вода струясь, касалась кожи.

Сейчас, стоя под душем, я ощущала, как струи воды приятно стекали по моему телу, каждая из которых по-своему меня щекотала и создавала свои ощущения и звуки. Я стояла под душем, позволяя воде целовать мою кожу и поймала себя на мысли, что напеваю «Наслаждайся тишиной» – песню, звучавшую в наушниках Такера. Я с досадой поняла, что мне придется добавить кавер-версию песни группы «Depeche Mode» к себе в плей-лист и слушать ее, пока не затошнит, иначе мне от нее не избавиться.

Прополоскав волосы, я отдернула душевую занавеску, чтобы взять полотенце и в следующую секунду потеряла способность ясно мыслить. Стояла абсолютная пульсирующая тишина. «Ну вот и все», – мелькнул внутренний голос в голове, когда я увидела буквы. Аккуратным почерком на запотевшем от пара зеркале было написано:

У Б И Й Ц А

Я по-турецки сидела в кровати, и маленькими глотками пила горячий ромашковый чай. Берлин мирно посапывал в ногах. Перед этим я вышла из ванной, завернутая в одно полотенце, обошла весь дом с перцовым баллончиком в одной руке и шокером в другой. Проверила все укромные уголки, дважды перепроверила, заперты ли двери и окна (да, заперты), после чего открыла стеклянные дверцы шкафа, стоящего в гостиной, и достала любимое дедово ружье: бельгийское «Август Лебо», которое теперь лежало рядом со мной. Оно было заряжено зарядом соли. Убивать кожаный мешок, который бесцеремонно осмелился вторгнуться ко мне в дом в мои планы не входит, но заставить его взвыть от боли – еще как. И только после этого я ощутила умиротворение.

Это ружье я знала, как свои пять пальцев. Однажды, в сырой и дождливый осенний день, когда опавший лист не шуршит под ногами, дед взял меня с собой на охоту. Пока мы добирались до места, вблизи которого кормятся кабаны, дед посвятил меня в краткий экскурс кабаньего «меню» из которого я узнала, что они питаются корневищами и зелеными частями диких растений, желудями дуба, дикими плодами и орехами. Кроме того, кабан поедает земляных червей, насекомых и их личинки, моллюсков и даже мелких позвоночных животных. Когда я об этом узнала, первой моей мыслью было: а что, если расчленить человека и скормить его кабану? Это сойдет за множество мелких позвоночных животных? У деда я не стала спрашивать о таком. Я много мыслей держала при себе. Только позже я узнала, что да, таки они на это вполне способны.

Мы долго сидели в засидке, дожидаясь захода солнца, потому что звери выходили на кормежку с наступлением сумерек. Держа наготове гладкоствольное ружье, я перекусывала бутербродом с джемом из черной рябины, соблюдая величайшую осторожность и тишину. Несмотря на то, что стрелять пришлось уже в темноте, поскольку был конец сентября, в тот вечер я убила свою первую добычу. Не с первого выстрела, но все же. Стоит ли говорить о распирающей деда гордости?

Когда мы вернулись домой, вместо того, чтобы пойти спать, я пошла помогать дедушке извлекать клыки кабана из челюстей. Для этого надо отпилить часть морды зверя так, чтобы линия отпила проходила между глазами и клыками. Временами я до сих пор слышу, как лезвие ножа царапает кость. Затем отпиленную часть целиком погружают в емкость с холодной водой, доводят до кипения и варят на медленном огне около трех часов. После чего челюсти вынимают и, не давая им остыть, извлекают клыки. С верхними клыками это получается легко, а нижние сначала на 3–5 сантиметров вытягивают вперед, потом вскрывают челюстные кости с задней стороны, освобождая клыки. Пока я натирала заполненные воском клыки (чтобы они не растрескались) парафином, дед пошел в гараж за щитом.