Страница 16 из 53
Профессор отпил из стакана.
- Знаешь, почему историю эту выделил?
Я отрицательно покачал головой.
- Вдова своей соседке после рассказала, что на заснеженном крыльце следы куриных лапок увидела. А откуда им зимой-то взяться, когда кур в курятниках держат?
Я ничего не сказал, задумался. Тишина затянулась, а сидеть и молчать в комнате с трупом - довольно жуткое занятие. По крайней мере, я себя чувствовал неуютно. Молчание нарушил профессор, вспомнив ещё одну из, казалось, бесчисленного числа своих историй.
- Эта приключилась в студенческие годы. В общем-то, непримечательная, и я к ней не отношусь серьезно. Но упоминания заслуживает. Начало шестидесятых, меня, как и остальных ребят с моего курса, отправили в колхоз на картошку. Знаешь ведь, что при Советах студентов заставляли на земле работать? Так вот, в том колхозе нам попался один мужик, пьющий, да ещё и посмешище среди своих товарищей. Вроде как и доверия не заслуживает, но меня его слова зацепили, я их записал. Как-то возвращался этот самый колхозник поздно ночью домой. Идти далеко - километров десять, он из сил выбился, на улице тепло, лето. Уже собирался заночевать прям у дороги, да тут какой-то припозднившийся грузовичок проезжал. Водитель остановился, дверь открыл, предлагает подвезти. Мужик, само собой, охотно согласился. Залез в кузов, посмотрел - а за баранкой совсем молодой парень: курносый, кучерявый, с живыми бегающими карими глазами, большими, как локаторы, ушами, широким мужественным лбом. Костюм у него такой интересный, щегольский, с кроваво-красной розочкой на груди. Одним словом, располагающая к себе наружность. Разговорились они, анекдоты начали травить, мужик и счёт времени потерял. Болтали-болтали, а до места никак не доберутся. Ну, колхозник наш, наконец, опомнился, спрашивает, чего никак не доедем, всего ж десять километров. Тут парень от него отвернулся, помолчал да и говорит: "Скоро приедем, ты не волнуйся". Мужик поверил, думает, может счёт времени потерял. На всякий случай глянул наружу - вокруг одни поля, ни черта не понятно, где находится и куда едет. Но после этого разговор складываться перестал. Едут и молчат. Мужик понять не может, что происходит - час уж едут, а всё на месте. Глядь в сторону, а за окном всё тот же пейзаж. Стало ему не по себе. Давай, говорит, ты меня здесь высадишь, я дальше сам дойду. Да чего ты, отвечает парень, не волнуйся, вот-вот доедем. Мужик не хочет, требует остановиться, а водитель его словно и не слышит. Мужик с кулаками на него, водитель его как толкнёт, тот к дверки отлетел. А с виду-то парень кожа да кости. Понял мужик, что дело нечисто, на ходу дверь открыл и прыгнул, свалившись в канаву. Во время падения здорово стукнулся головой, утром пришёл в себя ровно на том месте, где его и подобрал злополучный грузовик. Остальные колхозники, понятное дело, его засмеяли, Напился, говорят, да прям на поле спать и завалился, вот и вся загадка. Мы ему тоже не поверили, но об этом мужике местных я всё-таки поспрашивал. И одна женщина в возрасте рассказала, что водитель по описанию похож на парня, которого она знала. Он действительно работал когда-то водителем грузовика, частенько возил зарплаты колхозникам. Прознали об этом какие-то грабители - а время было только-только после войны, всюду разгул бандитизма - точно так же ночью попросили подобрать их, а как в кабину залезли, финку шофёру в грудь воткнули, деньги все отобрали, и поминай, как знаешь.
Снова повисла тишина. Я начинал привыкать к соседству с мертвецом, захотелось спать. Глаза уже закрывались, как вдруг раздался голос профессора:
- Смотри-смотри.
Я повернул голову в сторону лавки, на которой лежал мертвец и затаил дыхание - его левая рука свесилась и качалась. На мгновение показалось, что покойник дернулся, попытался подняться, но нет, ничего не произошло. Очень скоро рука неподвижно застыла у основания лавки.
- Вы так и не сказали мне, почему считаете, что ваш друг должен стать, как там... нави, - сказал я, не отводя взгляд от трупа.
- Он потомственный колдун, - без обиняков сказал профессор. Рука снова едва заметно качнулась, застыла.
- Даже не потомственный, а врождённый, - продолжил профессор, когда напряжение несколько спало. - Таких ещё называют ведьмаками. Сами по себе, без какой-либо науки, они могут приносить людям как вред, так и пользу. В современном мире зачастую они даже не подозревают, какой силой обладает сказанное ими нечаянное слово. Обидятся они на человека, выкрикнут гадость, а у того потом несчастье случится - дом сгорит, покалечится, даже умереть может.
- А почему вы думаете, что ваш друг такой?
- Потому что был непосредственным участником истории, приключившейся с Трофимычем. Он какое-то время работал патологоанатомом. Говорят, талантливый был специалист, въедливый, начитанный. Году в семидесятом позвонил ему его отец, грустный, подавленный. Сынок, говорит, я как помру, ты мне жилы подрежь и сам никогда не женись. И прости меня, сынок, что привязался к твоей матери, полюбил, дал волю греховной страсти и испоганил тебе жизнь. Сказал и повесил трубку. Трофимыч перепугался, позвонил в милицию, те приехали, проверили - оказалось, отец голову в духовку засунул, газ включил и задушился. Так все решили, но не Трофимыч. Не поверил он, что его отец мог покончить с собой - причин-то никаких не было. Решил во всём сам разобраться и настоял на том, чтобы вскрытие проводил он. Сначала ему запретили, но когда надо, Трофимыч всегда своего добивался. Перевезли тело отца в его морг, он прогнал всех помощников-практикантов, остался один в зале. Сидит, смотрит на труп отца и понимает, что не может его резать. Достал спирт, разбавил, принялся пить. Дай, думает, нахлестаюсь, может тогда работа пойдет. В общем, просидел он до вечера, периодически выпивая. Решился, наконец, подошёл к трупу, взял скальпель и только надрез делать, как покойник глаза открыл. Трофимыч отскочил, всё думает, поехала крыша. А труп-то поднимается, руки на груди скрещены, глаза злые-злые, зубы оголились, клацают. Нави зарычал да бросился на родного сына. Трофимыч чудом каким-то выскочил из зала, запер дверь, а мертвец за ним ломится, да с такой силой таранит дверь, что глядишь, и не выдержит. Трофимыч понастроил баррикад и вниз, к телефону, мне звонить. Я тогда ещё не был таким увлечённым как сейчас, слышу, язык заплетается, решил, что друг напился и то ли разыгрывает меня, то ли белку подхватил. Хотел послать его, но что-то меня остановило. Дай, думаю, съезжу. А морг-то на краю города, далеко, транспорт не ходит, пришлось пешком добираться. Пришёл туда к утру. Трофимыча обнаружил возле баррикады, бледного, дрожащего. Он, говорит, ломился, да сейчас вроде угомонился. Ну, мы разобрали завал, дошло дело до того, что дверь надо открывать. Трофимыч сторонится, вижу, боится. Тогда я сам открыл, внутрь зашёл, а там всё вверх дном, повсюду трупы валяются, видно, что тела погрызены, а отец Трофимыча застыл в углу со скрещенными на груди руками и жутким оскалом, а губы и лицо в крови измазаны. Я перепугался, от страху даже креститься начал, но покойник не шевелится. Трофимыч храбрости набрался, вошёл внутрь, начал причитать, как же он успеет порядок навести, да следы укусов скрыть. Понятное дело, я вызвался ему помочь, успели мы прибраться и отцу его жилы подрезали, как он просил. Когда тело осматривали, оказалось, что у покойника хвост имелся, характерная метка ведьмака. Вот я и решил, что друг мой тоже проклят, предупредил его. Он пообещал со мной связаться, если вдруг почувствует приближение смерти. Вчера вечером позвонил, я мигом примчался. Он еле дышит, просит увезти из деревни, говорит, чертей видит. Я кое-как его перевёз сюда, на лавку положил, всю ночь ухаживал, он рано поутру и представился.