Страница 40 из 60
Она посмотрела на Марту какими-то безумными глазами, поначалу разволновалась, но потом успокоилась.
- Марточка, вспомнила обо мне, - расплылась в отвратительной улыбке, напоминавшей оскал черепа. - За что вы с мамой обо мне позабыли.
- Не позабыли, - устало произнесла Марта. - Думали, за тобой тут есть уход. Собирайся пошли к нам.
- Уход-то? Уход был, но потом все умерли. Сюда изредка санитары наведываются, а я сама выхожу только за талонами и едой, боюсь, скоро ноги подведут.
- Не бойся, бабушка. Мы уходим. Санки у тебя здесь есть?
- Есть, на антресолях.
Отыскав санки, Марта помогла бабушке спуститься на первый этаж и оттуда отвезла ее к себе домой. Сложно было поверить, что старая женщина переживет самые страшные месяцы голода, но Елизавета Платоновна справилась.
Дома мать накормила старушку остатками гречки и уложила спать. Семья была в полном сборе.
<p>
...</p>
К марту стало легче: в декабре и в феврале норму продуктов увеличили, а Марта стала забирать с работы отходы, из которых мама готовила сносные супы. Бабушку удалось выкормить и спасти от голодной смерти. С фронтов поступали обнадеживающие новости - немцы далеко отошли от Москвы, предпринимали попытки наступления на Юге страны, но пока не слишком успешные. Можно было надеяться, что блокаду снимут уже в этом году.
Однако не смотря на то, что самые страшные месяцы остались позади, Марта не стала чувствовать себя легче. Страшная опустошенность, которую она ощутила в начале осени, никуда не пропала, наоборот, стало хуже. Казалось, девушка лишилась всех своих чувств, всё ей сделалось безразличным и жила она на свете, потому что все живут, а не потому что хотелось. Ходила на работу, ела, спала, начала ощущать себя каким-то прирученным животным в клетке. Так бы и продолжалось, если бы однажды к ней не подошла бабушка и не рассказала о сплетнях, которыми с ней поделилась старая подруга. Оказалось, что пока Марта на работе, к ним домой уже наведывались гости, от одной из которых бабушка узнала о намечавшемся грандиозном концерте в блокадном городе. Музыкантов не хватало - многие погибли или обессилили настолько, что не могли работать с инструментом. Поэтому если у Марты есть желание, то она могла бы попробовать присоединиться к оркестру.
- Делу придают политическую значимость, добавила бабушка. - Паек наверняка будет повышенный.
Марте было все равно, потому она согласилась, когда выдалась свободная минута, сходила в филармонию, где ее встретила бледная худая женщина за тридцать. Выслушав ее предложение, последняя поинтересовалась, на каких инструментах играет Марта.
- Клавишные: пианино, фортепиано, - ответила девушка.
- Приходите завтра на репетицию, послушаем вас, - сухо ответила женщина.
Вечером следующего дня Марта впервые за многие месяцы села за рояль. Сначала нажимала клавиши механически, по памяти, но потом, втягиваясь, начала ощущать музыку, почувствовала казалось бы навсегда утраченную мелодию своей жизни. И тогда Марта заиграла по настоящему, да так, что затмила весь оркестр. Ее приняли, домой девушка возвращалась в приподнятом настроении, чувствовала подъем сил, даже есть хотелось меньше, чем обычно. Она отдала всю свою порцию маме с бабушкой, а сама заперлась у себя в комнате и играла, играла без памяти, как прежде полностью погружалась в омут мелодий, извлекаемых ее волшебными пальцами из нехитрого инструмента.
Митина любовь, его смерть, предательство Тина, испытания, которые пришлось пройти Марте, ее матери и бабушке - все слилось воедино и клокотало в ритм музыке в груди девушки. Она с нетерпением ждала концерта - оркестру предстояло сыграть седьмую симфонию Шостаковича - хотела показать захватчикам, бесчестно напавшим на мирный народ, что им никогда не победить, никогда не сломить и не заморить голодом. Ради этого она будет играть, играть им на зло, играть Красной армии во славу, играть ради будущей Победы, которую они непременно одержат в этой безжалостно жестокой войне, играть во имя мечты, о которой она грезила.
Мечтам ее не суждено было сбыться: возвращаясь из магазина в начале апреля, Марта подверглась нападению мародеров, укравших все продукты. С девушкой церемониться не стали, стукнули по затылку и бросили прямо в не растаявший снег. Марту обнаружил патруль, отвез в госпиталь, где выяснилось, что девушка обморозила себе кончики пальцев. Очень скоро ногти почернели и отвалились, началась гангрена. Пришлось прибегнуть к ампутации - Марта лишилась всех пальцев на обеих руках.
Когда она пришла в себя и посмотрела на свои изуродованные руки, поняла, что на этот раз всё - она упала в последний раз и никогда больше не поднимется. Жизнь, к которой Марту вернула музыка, оборвалась раз и навсегда. Всё, чего она теперь хотела - умереть поскорее. Но этого не произошло: Марту вместе с матерью и бабушкой эвакуировали в тыл, в Чкалов. Там она и узнала о лесе в небольшом городке Сентябрьске.
<p>
Глава 5.</p>
Голованов жил недалеко от вокзала, но по подсказке сторожа Романа Юра никогда бы не отыскал дом Максима Петровича. Человек, к которому так почтительно обращаются, должен жить в соответствующем его статусу доме. Но хибарка Голованова выглядела прозаично-земной. Краска со стенок деревянного домика облупилась, крыша грозно проседала, норовя обвалиться. Даже печная труба, казалось, склонилась чуть набок. Двор завален хламом - тут и дверцы непонятной формы, старый полусгнивший шкаф, осколки разбитого шифера. Огород, прилегавший к двору, зарос всевозможными сорняками, скрючившимися и пожелтевшими. Забор представлял собой сетку, небрежно закрепленную на неглубоко вбитых в землю железных столбиках. Перелезть через забор или просто повалить его на землю не составляло труда.
Юра полным сомнений взглядом окинул хозяйство Максима Петровича. Хозяин копался в машине, вытащил из багажника стопку каких-то бумаг, не закрыв ни двери, ни багажник, направился к калитке.
- Помоги мне, - попросил Голованов Юру, остановившись у ворот своего дома.
- Калитка незамкнута? - наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнес Юра, повернув ручку. Она поддалась, Хворостин приоткрыл дверь и Голованов протиснулся через калитку.