Страница 15 из 60
Андрей Ильин открыл глаза, но ничего не увидел. Ночь ли, день, перед мысленным взором всегда одно и то же. Единственное утешение - Андрей не знал, что значит видеть, потому не понимал, чего лишен. Слепой мужчина потянулся рукой к столику, который располагался рядом с его кроватью, нащупал прямоугольный предмет, отыскал кнопку, нажал ее.
- Семь часов две минуты, - произнес неуклюжий, мерзкий голос. Как же Андрей не любил этот автоматический, пустой, ничего не выражающий звук. Ильину он казался кощунственным - при всей своей нелепости, голос издавал звуки, подобные человеческим, но совсем на них непохожие. Самое настоящее надругательство над природой. А ведь к звуку механического голоса привыкаешь, перестаешь насмехаться над его уродством. Это-то пугало Андрея больше всего - что в один прекрасный день люди научатся создавать такие устройства, которые будут подражать человеческому голосу настолько точно, что Ильин если и заметит разницу, то очень скоро к ней привыкнет и перестанет понимать, говорить ли он с живым человеком или с машиной. Подражание природе и есть самый страшный грех, из тех, что совершило человечество за всю его непростую историю.
Андрей сел на своей постели, поднял со стола стакан, нащупал ручку кувшина. Когда его учили наливать воду, говорили, чтобы он опускал палец внутрь кружки, тогда вода не будет переливаться. Но Ильин удивил своих учителей (об этом ему сообщил их голос), когда безошибочно долил воду до середины стакана и остановился. Наставников задевало, что он справляется, не следуя их мудрым советам, они злились и начинали придираться к Андрею. Он быстро сообразил, что таким людям лучше уступить и делать так, как они говорят. Он стал наливать воду, опуская палец в стакан, хотя в точности знал, где находится уровень воды по звуку, исходившему оттуда. В такие минуты Андрей даже радовался, что слеп - зрячие настолько зависели от своих глаз, что неспособны были воспринять простевшую, казалось бы, вещь. Им не дано было понять, насколько совершенен и различен звук, насколько он прекрасен и разнообразен.
Андрей вздохнул. Пустые размышления ненадолго отвлекли его от кошмара. Во сне он снова слышал Наташу. Которую ночь подряд? Ильин понимал - нужно что-то делать. Он уже обращался к врачу, какому-то именитому психотерапевту. Зычный, развязанный голос, чваканье губами, плохо скрываемое презрение к своему пациенту - вот, что услышал Андрей, когда вошел в кабинет так называемого доктора. Тот расспрашивал Ильина о его отношениях с матерью и отцом, изредка черкал ручкой в своем блокноте или тетрадке - Андрей точно не понял, что лежало на столе, но подозревал своего доктора в разгадывании кроссворда. Стоит ли говорить, что на второй сеанс он не пошел. После шарлатан звонил Ильину.
- Почему вы не явились? - в голосе звучал упрек, смятение, раздражение и плохо скрываемая алчность. - Мы уговорились, я назначил время. Разве красиво так себя вести?
- Красиво, - с вызовом бросил Андрей. - Вы что-то имеете против? - Он постарался сделать тон своего голоса грозным. Низкий, басистый, раскатистый, в словах вызов, ощущение собственного превосходства. Доктор испугается.
- Нет, не имею, - голос заискивал, дрожал. - Нехорошо получилось. Я мог уделить время другому пациенту, а из-за вас...
- До свидания, - бросил Андрей и повесил трубку. Тот другой пациент должен быть благодарен Ильину за услугу. Андрей сберег простаку деньги. Доктор больше не беспокоил Ильина. А кошмары так и мучили Андрея, возвращаясь каждую ночь. Он постоянно искал Наташу, звал ее, но не слышал ответа, лишь иногда различал мотив "Веселого ветра" - любимой песни его детства.
Андрей залпом осушил стакан, налил себе еще, поставил посуду на место, снова лег, укрылся, прижал ноги к груди. Спать уже не хотелось. А мысли, подобно пчелам по весне, роились в голове. Нельзя давать им волю, иначе стерпеть боль станет невозможно. Андрей откинул одеяло, вскочил с постели, подошел к стулу, на котором аккуратно сложенная лежала его одежда. Обычно он пользовался помощью, когда одевался, но сегодня все хотелось сделать самому. Собравшись, Андрей взял свою трость и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты, спустился по лестнице, выскользнул на улицу. Он двигался по памяти, точно зная куда наступать. У себя во дворе Андрей ничем не уступал зрячему человеку. Ильин торопливо пересек лужайку, роса, обильно выпавшая этим утром, намочила его брюки. Когда он почувствовал, как под ногами ломаются стебельки цветов, вздохнул. Садовник, наверное, опять будет ворчать, поминать хозяина недобрым словом. С другой стороны, Андрей платил ему хорошо, так что переживет. Ильин накинул кепи, подошел к металлическому забору, пальцами нащупал панель с цифрами, ввел код. Раздался предупредительный писк, дверь открылась. Андрей, до того державший трость у себя под мышкой, взялся за ее набалдашник, другой конец опустил на землю. Тихонько стукнул по асфальту, прикрыл за собой дверь, отправился в свое странствие. Как оказалось, семь утра не такой и ранний час для города. Шум машин, тарахтенье автобусов, стук каблуков прохожих доносился до Ильина. Андрею стало немного страшновато. Он немощный и богатый. В одиночку Ильин беззащитен, если кто-то задумает причинить ему вред, то вряд ли Андрей сумеет оказать сопротивление. Джек Саммерс, адвокат и друг Ильина, предупреждал его об опасности прогулок без телохранителей. Андрей, обычно благоразумный, в этот раз не прислушался к совету своего друга. Ильин нуждался в одиночестве, нуждался в безвестности, как ни странно, проведя всю жизнь в темноте, старался укрыться в ней от остальных. Конечно, в его жизни когда-то были Наташа и лабрадор Бармалей. Андрей надеялся обрести зрение, в этой надежде мать поддерживала его и больше никто. Наташа оказалась жестокой. "Ты никогда не прозреешь, Андрюша, не мучь себя пустой надеждой, живи тем, что имеешь", - сказала она однажды. Ильин ничего не ответил девушке, которую любил и которой восхищался, но слова эти ранили его.
"Почему же ты мне снишься, Наташа, почему я снова слышу твой голос?" - задался Андрей вопросом, двигаясь вдоль стены своего особняка. Он знал, что через пару шагов доберется до проспекта, оттуда планировал повернуть к подземному переходу, спуститься вниз, положить кепи у своих ног и просить подаяния. В городе не жаловали попрошаек, но Ильин не боялся полицейских. В конце концов, богатые могли позволить себе причуды. Андрей хотел забыть о том, кто он такой, превратиться в жалкого нищего, почувствовать на себе всю тяжесть жизни лишенного такого важного дара, как зрение. Только так он забудет о Наташе, поймет, насколько ему повезло, почему грешно жаловаться на судьбу и свою участь. Правда, если попрошайничество и помогало, то ненадолго. Сны возвращались каждую ночь. Андрей был уверен, что скоро будет слушать лай Бармалея, свой хохот, потом крик боли, плач, вопль. Если дойдет до этого, то Ильин уже не сможет поручиться за здоровье своего рассудка.
Андрей попытался превратиться в ощущения, в детстве ему удалось проделывать такие трюки. Тогда становится не так обидно, ты словно сторонний наблюдатель, шпион, которые все видит, но не чувствует боли или разочарования. Получилось и теперь. Прохладно, влажно, ветер почти не дует, похоже, на город опустился туман. Мимо проехал велосипедист, неподалеку плачет ребенок, оживленно беседуют старый знакомые, гавкают псы... Бармалей...