Владимир Мономах

Тмутаракань манила к себе всех обнжеипых и обойденных. Здесь, на юго-восточной окраине Руси, вблизи дикого поля, рядом с византийским Хсрсонесом князья не чувствовали на себе властной руки киевского князя. Приятно тревожили и воспоминания о былом. Разве не здесь, в Тмутаракани, сидел удачливый брат Ярослава Мстислав Владимирович, который захватил у Киева половину его земель и провел границу по Днепру. Разве пе отсюда ходил он со своей удалой дружиной па ясов и ка-согов, рубился в иоле с печенегами, прославив Русь своими подвигами?

Ростислав не хотел более ждать и выглядывать из-за плеч старших Ярославичеи: мечом решил он добыть себе место среди Ярославова племени.

И разом всколыхнулись Киев, Чернигов и Переяс-лавль. Изяслав боялся, что захочет Ростислав вернуть Тмутаракани прежнюю Мстиславову славу, Святослав черниговский был в ярости оттого, что посягнул Ростислав па его родовую отчипу, где сидел его старший сын Рлеб. Заволновался и Всеволод, ведь Ростислав, княживший в его владениях - Ростове и Суздали, мог. теперь, опираясь на удалую дружину, отвоевать себе эти столы.

В Переяславль пришли гонцы из Византии. Греки просили передать русским князьям, что им вовсе пе хочется видеть рядом со своими владениями столь скорого па рать князя, и отш готовы действовать против него за-одпо с Ярославичами.

А Ростислав тем временем ворвался в Тмутаракань, выбил оттуда Глеба и захватил тмутараканский стол. И тут же, не дожидаясь помощи других князей, Святослав двинул свою дружину на юг.

Внимательно следили за этой межкняжеской схваткой в Киеве, Переяславле, Полоцке и иных русских городах.

Не стал Ростислав биться со своим стрыем. Добровольно вышел из города, вывел в поле свою дружину, позволял Глебу опять сесть на тмутараканском столе. Но едва Святослав ушел обратно в Чернигов, как Ростислав вновь выбил Глеба из Тмутаракани.

Теперь князь Всеволод говорил Владимиру Мономаху: «Смотри, князь, на своих врагов. Смотри, как мужают они. Ростислав и маленькие Ростиславичи, если не задушить это семя в зародыше, отнимут у тебя не только Ростов и Суздаль, но Переяславлъ».

И в душе Владимира пробуждалось недоброе чувство к только раз виденному им Ростиславу Владимировичу и неведомым еще для него маленьким его сыновьям Ва-еилько и Во л одарю.

…Изяслав в ярости ходил по палате в своем теремном киевском дворце, кричал, что все князья обманывают его, великого князя, норовят развалить Русь, пе слушают его княжеского слова, что от Ростислава - этого глупого кудрявого забияки - только и можно было ждать всяких пакостей. Теперь вместо того, чтобы заниматься делами государскими, нужно собирать рать, помогать Святославу утишить расходившегося племянника. А тут с юга при-гали новые вести. Киевские сторожи донесли, что в обход переяславских границ половецкий хан Искал шел на киевские земли.

По очереди обирал Искал русские земли: с переяславских сел и городов теперь многого не возьмешь, многие из них стоят голые и обгорелые до сих пор, а там, где руссы отстроились, избы все равно стоят пустые. Иное дело земли киевские; давно не были здесь иноземцы, полна киевская земля разным добром.

И пришлось Изяславу, позабыв княжеские распри, спасать Русь от половцев. Попал Искал на Русь в неудобное для себя время. В Киеве наизготове стояла рать, подготовленная к походу на юг, и теперь, едва весть о выходе половцев достигла Киева, и дружина и полк вышли навстречу им на реку Сновь, Там 1 ноября 1064 года половцы и натолкнулись на киевскую рать. Отяжеленные захваченной добычей, уверенные в том, что руссы еще далеко, так как не успели собрать людей под княжеские стяги, половцы не побеспокоились о сторожах, пе успели изготовиться к бою. Тут их и настигли руссы. Половцы пе смогли развернуть свою конницу облавой, пошли с руссами в рукопашный бой, и руссы начали теснить их, а потом с громким криком навалились сильнее, и побежали половцы. Двенадцать тысяч пало их да берегу застывающей реки; погибли в битве многие знатные всадники и вместе с ними сам Искал.

Сотни пленных, табуны лошадей, горы всякого добра захватили воины Изяслава. Но не радовался киевский князь, знал, что наступит день и придут половцы отомстить за своих сородичей и надо ждать их скоро.

Гонцы с вестью о победе на Снови поскакали в Чернигов и Переяславль. Они же везли и предупреждение князьям, чтобы ждали большого половецкого выхода, готовились, опасались.

Получив это.известие, забеспокоился и Всеволод, приказал воеводам усилить сторожевую службу, сам не раз вместе с Владимиром выезжал но ночам к Змиевьш валам.

В непроглядной темноте скакали всадпики в диком поле, пока не натыкались на оклики сторожей, потом сидели с воинами в их теплых землянках, расспрашивали, чем живет степь, были лн видпы половецкие сторожи, а если да, то где, откуда ждать очередной половецкий выход.

Говорил в те дни отец Владимиру, чтобы никогда пе полагался он па воевод и разных служилых людей, а чтобы во всем полагался только да себя: «Сам пе проверить, кяязь, сторожи, крепости, оружие, - никто за тебя это не сделает. Передоверншься людям - не оберешься беды. Князь должен быть хозяином во всем». Владимир внимал отцу, удивлялся, что тот все чаще называет его князем, учит таким жизненным хитростям, о которых он в свои юные годы и не помышлял. И с каждым днем постигал теперь Владимир всю сложность и жестокость жизни, всю ее страшную бесяощадпость к ошибкам," слабостям, колебаниям, легкомыслию.

А на Волыни разгорался пожар междоусобицы. Ростислав попытался отправить свою жену и сыновей в Венгршо к Беле I, но Изяслао упредил его: великокняжеский отряд заиял Владимир-Волынский. Ланке Изяслав позволил уехать к отцу, а сыновей Ростислава задержали на Волыни, и они оказались в руках киевского князя. И сразу утих Ростислав - не па Киев, Чернигов и Переяс-лавль направил он свою рать, а на окрестные народы: покорил касогов и возложил па них дань, повоевал иные близлежащие страны. Все чаще н чаще задевала его дружина византийские границы.

В Херсонесе боялись нашествия русского киязя. И тогда совершилось великое злодеяние, о котором шепотом рассказывали в переяславском княжеском дворце: херсонесский стратиг отравил князя Ростислава.