Владимир Мономах

– Терпи, - сказал Мономах, - может быть, завтра навеки покончим мы с половцами, возьмем Шарукана, как уже взяли многих ханов. А говяда тебе добудем нового.

В этот день полки облачились в брони, закрыли головы боевыми шишаками, поразобрали из обоза щиты и копья. Здесь же Мономах изрядил войско к бою, определил чело, крылья - полки правой и левой руки, дал наказ воеводам, а также тысяцким, которые поведут в бой пепщев.

Теперь войско подвигалось медленно, уже боевым строем. Впереди шел сторожевой полк, потом тремя потоками конные дружины, сзади же тли пешцы, которым надлежало при появлении половцев выдвигаться вперед и стоять в челе войска, принимая на себя первый их удар.

Но проходил час за часом, далеко сзади остался Донец; к вечеру сторожи донесли, что впереди виднеется город Шарукань - половецкая столица. Войско изготовилось к бою, но половцы так и не появились, а вскоре русские воины впервые в своей жизни увидели город, откуда начинались многие половецкие выходы в Русь, куда гнали русских пленников, сгоняли захваченный скот, свозили имение. Руссы смотрели во все глаза, по так и но увидели настоящего города: стояли сотни кибиток, глинобитных домов, шатров, и все это нестройное степное селение было опоясано невысоким земляным валом, который, видимо, и был предназначен для того, чтобы охранить Шарукань от единого коттого набега соплеменников. Здесь, в далекой степи, за десятками рек и речек, Шарукан опасался лишь своих братьев - половецких xanoii, русские же рати никогда не являлись в здешние места, их половцы не принимали в расчет. Теперь же город лежал, по сути, беззащитным перед русскими воинами - большими умельцами брать и пе такие валы, а пастойщие, рубленные из дерева ш даже сложенные из камня

детинцы.

Русское войско подошло почти вплотную к стенам города. Было очевидно, что Шарукана и всего его конного войска в городе нет, а будут ли защищать этот вал горожане и если будут, то как они это станут делать, - было совершенно неясно.

После короткого свещания с киязъями Мономах, которому после Переяславля братья отдали руководство всем русским войском, приказал полкам готовиться к приступу, а поначалу вперед выдвинул попов. Полки приближались к городскому валу, а впереди воинов, одетые в ри-ны, с крестами над головами, шли свящеппослужитзли и пели тропари и кондаки честного креста и канун богородицы.

Перед этим па свещанип Мономах сказал братьям, 'по и Шарукане, как рассказывали сами половцы, жившие в Переяславле, и торки, и заезжие торговые люди, живет много русских людей, не пленных, а либо пришедших сюда в давние времена добровольно, либо челяди, бывшей в услужении ханов, много здесь и христиан, и пусть свя-щепное пение напомнит им о родине, о родных святынях, возбудит их дух, пусть возьмутся русские люди, все тамошние- христиане за оружие.

С городского вала замахали руками, подали знак, и Мономах приказал войску остановиться и пропустить к нему послов из Щаруканя.

…Они сидели на боевых конях, в боевом же облачении - броиях, сияющих шлемах, каждый под своим стягом - русские князья Святополк, Владимир Мономах, Давыд Святославич; сзади обретались их дети и сыновцы, справа и слева теснились дружины, а дальше выглядывали пешцы. А перед князьями в глубоком земном поклоне склонились видные жители Шаруканя, держа в руках чаши с вином и рыбу па огромных серебряных блюдах. Это означало, что половцы сдают город па милость русским и просят пощады, умоляют не разорять город и не жечь его в отместку за все те жестокости, которые совершили они, половцы, в русских землях; откуп же дадут, какой русские князья им укажут.

Все ликовало в душе переяславского кпязя. Наконец-то после долгих лет нескончаемых погонь за уводящими полон половцами, бесконечных страхов перед их выходами, нескончаемых зажженных ими пожаров, истребления городов и сел, стонов смердов и ремесленников, бессильной ярости боярства и дружинников, терявших с приходами степняков своих зависимых людей, свои годами скопленные богатства, - он и его братья, сыновья и сыновцы стоят в середине половецкой земли между Донцом и Доном, и жители Шарукановой столицы сгибаются перед ними, отдавая город в руки руссов. И за этим поклоном виделись ему десятки прошлых битв, мно-гке миры, вечные на словах, назавтра уже нарушаемые, схватки между самими русскими князьями, становившимися игрушкой в руках половецких ханов, и уговоры, уговоры без конца - и Святополка, и Давида, и Олега, и иных князей, и предательские удары в спину Ростислав ичей, Давыда Игоревича, Вссслава Полоцкого и снова пожарища и погони…

Он не чувствовал за своими плечами 58 лет, сегодня его душа ликовала с такой же силой, как в юности, Б пору первых одержанных нобед, первых ободряющих слов

отца.

Мономах выпрямился в седле, нахмурился, приподняв голову, взгляд его прищуренных глаз был устремлен куда-то вдаль, поверх шатров и крыга Шаруканя, его округлое лицо словно окаменело, подбородок потяжелел, а голос стал жестким и державным. Мономах приказывал жителям сдать все оружие, отогнать в русский стан коней, отпустить немедля всех русских пленников, а также пленных торков, берендеев и людей иных земель, кто захочет быть свободным и уйти с Русью. А для войска он просил все золото и паволоки, что есть в домах, все ценное имение, взамен же обещал жизнь и жилища…

Половецкие послы толкли сапогами грязь перед Мономаховым конем, снова и снова кланялись русскому князю.

Это было 19 марта 1111 года.

Войско оставалось в Шарукане одну ночь, а уже на следующий день двинулось еще дальше к Дону, к другому половецкому городу Сугрову, находившемуся в 88 верстах от Шаруканя. Перед подходом к городу русские князья выслали к горожанам своих послов с предложением о сдаче, но половцы отказали и решили биться. Они велели передать Мономаху, что отомстят ему и братьям за смерть своего хана и здесь, на Дону, он испьет свою смертную чашу.

Сугров был укреплен посильнее Шаруканя: земляной

вал здесь был выше, а поверху вала стояло воткнутое

остриями вверх колье.

Co всех сторон русское войско обступило Сугров, но на приступ не пошло, начали метать в город со своих подвижных веж всякий огненный припас и стрелы с горящими смоляными наконечниками. Деревянный Сугров зажегся быстро, запылало и колье на земляном валу, высушенное и прокаленное жарким весенним солнцем. Половцы не умели так, как русские, отбивать приступы и тушить пожары, да и воды в городе было мало - всего ' несколько колодцев для питья. Половецкие воины мота-." ' лись среди горящих домов и кибиток, сбились с вала, который стоял, окутанный клубами дыма. Но руссы ие спешили, и лишь когда весь Сугров занялся огнем, они таранами высадили городские ворота и, разметав около них кучу половцев, ворвались в город.