Страница 8 из 11
Душа, пребывавшая в огорчении после этой нелепой стычки с Зинаидой, отогрелась от этих воспоминаний. Лиза заулыбалась – ведь несмотря ни на что, она счастлива здесь. Счастлива с родными и с Мишей, и вот пройдёт совсем немного времени, и у них будет ребёнок, а потом может быть еще один, и жизнь в усадьбе «Медвежий Яр» непременно будет счастливой!
Лиза повернулась и зашагала к дому. Варвара уже её, наверное, совсем потеряла – Лиза должна была вернуться почти час назад, как обещала. На сегодня у них с тётушкой было еще запланировано много дел, а еще вечером должна была прийти Иришка – младшая сестра Наташи. С недавних пор Лиза занималась с девочкой рисованием, не то, чтобы учила, скорее просто старалась раскрыть девочку, её талант, её стремления и видения в рисовании. Лиза с самого детства звала Варвару тётушкой, и не только потому, что она была женой Архипа Фомича, который приходился двоюродным братом Екатерины Александровны… Бог не дал им своих детей, как говорила Варвара, и Лизу она полюбила, словно родную, а девочка отвечала ей взаимностью.
Стукнув дверью, Лиза заглянула в кухню, где обычно хозяйничала Варвара, но там было пусто. Заслышав голоса в глубине дома, Лиза направилась в гостиную. На стуле у овального дубового стола, бледная и прямая как спица, сидела Екатерина Александровна. У печи на стуле сидела Варвара, вытирая платочком бегущие по щекам потоки слёз, рядом с нею, положив ей на плечо руку, стоял Архип Фомич, понурив голову.
С другой стороны стола, напротив хозяйки, сидел белый как мел Вячеслав Яковлев.
– Что случилось? – изменившимся, не своим голосом спросила Лиза.
– Елизавета… вы присядьте, – тихо ответил Вячеслав, и когда Лиза села на стул рядом с ним, не глядя на неё произнёс, – Михаил утонул. Простите…что с таким известием к вам пришёл… Новенького он спасал… тот не справился, сил не хватило, вот в воду и упал, затянуло его. Миша за ним прыгнул, Игоря то спас, помог ему, а вот сам… брёвнами затёрло…
Дальше Лиза уже ничего не слышала. Она молча подошла к окну и смотрела, как колышутся зелёные ветви, как шелестит на лёгком ветру листва садовых деревьев. Вот и всё… закончилось Елизаветино счастье.
Глава 7.
Если бы Лиза не понимала, не осознавала и не ощущала, что она уже не одна в этом мире, то она, наверное, умерла бы от горя. Всё, что она могла сейчас делать – это сидеть в веранде в старом плетёном кресле и чуть покачиваясь смотреть в даль. Хотя она там ничего и не видела, всё в мире в один миг стало серым. Она плохо помнила и погребение мужа, и слова, что собравшиеся говорили о нём, и что говорили ей самой, пытаясь поддержать, утешить. Всё это прошло для неё, словно во сне.
Она стояла тогда, поддерживая под руку маму и обнимая плачущую Варвару, смотрела на свежий холмик земли. Не верилось, что Миши больше нет, что не увидит она его улыбку, не услышит громкий раскатистый смех, когда он где-то во дворе смеётся над шутками Архипа Фомича. Вообще не верилось, что всё это происходит сейчас наяву. Закрыв глаза, Лиза думала, что вот сейчас она их откроет, и всё это окажется сном, и очутится она дома, в их с Мишей комнате.
Но нужно было жить. Их неродившийся ребёнок, это всё, что останется на земле от Миши, что будет всегда напоминать ей о том, как они были счастливы. Будет смотреть на этот мир Мишиными глазами, жить не только за себя, но и за Мишу… Потому, прилагая неимоверное усилие над собой, Лиза поднималась с кресла и шла в комнаты притихшей и будто опустевшей усадьбы. Разговаривала с мамой, помогала Варваре, повязавшей голову черным платком, готовить обед и прибираться в кухне. Смотрела, как молчаливый теперь Архип Фомич достаёт из чулана детскую кроватку, в которой когда-то спала сама Лиза, а вот теперь они с Варварой собирались шить в неё новый матрасик.
– Лизочка, как же это всё…, – говорила подруге Наташа, которая приходила теперь почти ежедневно, – Но ты крепись, моя хорошая! Нужно думать о своём здоровье, и здоровье малыша.
Подруги теперь стали еще ближе, и часто ходили гулять по тропинке, вниз холма, потом вдоль берега реки, до самого леса, в вершинах которого гулял шумливый ветер.
– А знаешь, Зину вчера уволили, – Наталья пыталась разговорами и деревенскими новостями немного отвлечь подругу, – Сначала было собрание у нас. Коллектив у нас хоть и небольшой, но дружный, все высказались по этому поводу. Много претензий ей высказали, с кем бы она ни работала в смену – у всех недовольство. Тамара Матвеевна всех выслушала и предложила Зине написать заявление по собственному желанию. Ох, что тут началось! Зинка орала на всех, что это мы все виноваты. Не давали ей жизни, завидовали во всём и потому теперь ругаем. А чему завидовать? Из неё злость рекой льётся, а теперь мы все виноваты.
– И что, написала заявление? – вообще Лизе было конечно это безразлично, но она ценила старания подруги, потому пыталась хотя бы немного проявлять интерес к тому, о чём говорила Наташа.
– Написала, а куда ей деваться, – ответила Наташа, – Она же сама понимает, что если не напишет, то Тамара Матвеевна всё равно её уволит, только еще выговоров всяких и взысканий у неё будет столько, что потом никуда не примут на работу.
– Жалко её, только жизнь начинает, а уже столько злости… Можно и захлебнуться.
– Лиз… а ты не думаешь… ну, что это всё из-за неё? Что это она виновата, в том… что произошло! Она же ходила на хутор к той бабке. Может и вправду там что-то сделала… Вот же гадина!
– Я в это всё не верю, – покачала головой Лиза, – Моя семья уже несколько поколений лечит людей, так что… просто не верю, и всё. Если бы всё было в жизни так просто – пошепчет какая-то бабуля на неведомую травку, и изменится у человека судьба. Но это невозможно, ты же сама понимаешь, да? Просто… стечение обстоятельств, приведшее к трагедии. Вот и всё. Миша был бы не он сам, если бы не поступил так, как он поступил. Он бы никогда не смог бросить человека, потому и спас ценой собственной жизни.
Наташа молча посмотрела на подругу. Лиза была спокойна и уравновешена, и Наташа подумала, какой же сильной является её подруга. Сама она, как ей казалось, не смогла бы пережить потерю своего любимого человека. Сердце защемило, когда Наташа вспомнила Юру… Вот, осенью у них будет свадьба, на которую не сможет прийти её лучшая подруга, потому что такое горе в её семье, не до торжеств и веселья. И как непредсказуема жизнь, как быстротечна! Вот только недавно они сидели в саду и пили чай, строили планы на будущее, мечтали… А теперь, всё это в прошлом. Жизнь совершила такой поворот, а сколько их ещё будет, этих поворотов? Неожиданных и неведомых, и только одному Богу известно, что же ожидает их за очередным из поворотов.
– Что ты загрустила? – спросила Лиза подругу, глядя на тёмную речную воду, когда они шли по берегу, – Расскажи, что у вас, как подготовка к свадьбе идёт?
– Да… свадьба…, – отозвалась Наташа, – Заказали вечер в столовой, Юрина мама переживает, что все гости не поместятся, говорит, что нужно летом свадьбу играть, тогда можно все столы на улице устроить. И платье… Ткань я купила в городе, там же в ателье и пошив заказала. Теперь, конечно, придётся ездить на примерки, но я не хочу нашей портнихе местной заказывать – она всё как-то на один манер шьёт. Лиза, а ты может быть придёшь на регистрацию в сельсовет? Я понимаю, что на вечер не пойдешь…
– Да, конечно, приду, – просто и по-доброму отозвалась Лиза, – Ты моя единственная подруга, как же я могу не поздравить тебя! Кстати, когда вернёмся в усадьбу, я тебе кое-что покажу, думаю, тебе понравится. Бабушкино жемчужное колье, я думаю, тебе очень было бы к лицу, если ты его на свадьбу наденешь. Я бы и сама хотела, но… оно на стройную, тоненькую шейку, не на мою. У нас в семье все женщины изящные были, это я одна медведихой вымахала.
Лиза как-то тоскливо усмехнулась, и Наташина душа заплакала вместе с подругой. Сколько сил нужно, чтобы пережить такое горе…
А Лиза жила… Жила, дышала и каждый день ощущала, как растёт внутри неё маленькая жизнь. Между тем в Бобровку и окрестности пришла осень. Холодный косой дождь и серые, так низко висящие над «Медвежьим Яром» облака так подходили к настроению Елизаветы. Теперь она редко ходила в Бобровку. За покупками, как и прежде отправлялась Варвара, всё чаще в сопровождении Архипа Фомича, потому что и ей стало тяжеловато подниматься с сумкой обратно в усадьбу.