Тафгай 5

— Такое ощущение, что мы или в Стокгольм или в Хельсинки вернулись, — сказал «Малыш», тоже пялясь в окно автобуса. — Да и Гётеборг такой же.

— И Прага, и Будапешт, и Париж, и Стамбул, и Бостон, и Лондон, и Мадрид, Йоханнесбург в ЮАР, как будто все города Мира когда-то построили по одним лекалам. Кстати и Ленинград тоже. — Заметил я.

— Это потому что одних и тех же архитекторов наприглашали, вот теперь без пол-литра и не разберёшься, где какой город, — «авторитетно» заявил Боря Александров. — Всё кажись, пришвартовались. — Обрадовался мой юный друг, когда автобус затормозил на Линдвурмштрассе.

— Обратить внимание сюда, — показала рукой фрау Урсула, выйдя из автобуса. — Эта улица называться Моцартштрассе. Если идти туда, то вы попадать на знаменитый Луг Тереза. Именно там проводиться октябрь в 1810 год знаменитый свадьба кронпринца Людвига и принцессы Терезы-Шарлотты-Луизы, а затем каждый год проводиться знаменитый «Октоберфест».

— А со скольки начинается знаменитый «Мартенфест»? — Спросил Всеволод Бобров.

— Нет «Мартенфест», есть «Frühlingsgfest» конец апрель, — удивилась Урсула новому празднику, и старший тренер ожидаемо показал мне кулак.

Вечером на ужине в ресторане нашей уютной мюнхенской гостиницы, только и были разговоры о посещении музея «Мерседес», о спортивном стильном автомобиле с дверьми типа «крыла чайки» и прочих механических диковинках. Остальные достопримечательности города, в частности только что построенный Олимпийский стадион, как-то не зацепили внимание не сильно образованных хоккеистов. А что можно потребовать от спортсменов, кроме спортивных результатов и отменного здоровья? Вот меня, например больше заинтересовала бронзовая статуя древнегерманской героини Баварии на Лугу Терезы. Там на пьедестале стояла огромная женщина со львом, которая мне напомнила скульптуру Гильгамеша тоже со львом. Что в них общего и необычного? Либо прежние люди были четырёхметрового роста, либо львы водились исключительно карликовой породы. Конечно, с этим вопросом я к нашему гиду фрау Урсуле приставать не стал, ответ всё равно известен — так раньше строили.

Кстати, Урсула Ротбауэр, переодевшись в кокетливое коротенькое платье, на радость Николаю Свистухину всё же пожаловала на вечерний ужин. Однако чтоб «переводчик Шпилер» особенно не раскатывал губу, немка пришла не одна, а с каким-то своим дальним родственником. Бойкий толстенький мужчина в клетчатой рубашке и щегольской баварской шляпке, который представился, как Томас Гюнтер во время трапезы минут десять общался с Всеволодом Михайловичем, естественно с помощью своей родственницы. Не знаю о чём там шла речь, но когда в ресторане заиграла музыка и начались зажигательные танцы, ведь баварское пиво за тяжёлыми дубовыми столами текло рекой, Михалыч поспешил перебраться за мой столик.

— Молодёжь, — обратился он к Александрову, Скворцову и Ковину, — идите пока потанцуйте. Полезно, танцы жирку не дают завязаться.

— Сказали бы просто, что с Иваном хотите один на один поговорить. Чё мы дурные на трезвую голову здесь плясать? — Пробурчал обиженно Боря Александров, и вместе с товарищами, которым я пить пиво не позволил, пошёл на выход из ресторана.

— Я смотрю, ты молодых контролируешь, правильно, — хмыкнул Всеволод Михалыч и, придвинувшись ближе, зашептал. — Толстяк предлагает провести дополнительно к серии игр со сборной ФРГ ещё три коммерческих матча с местными командами: в Аугсбурге, в Кауфбойрене и в этом, как его чёрт, в Бад-Тёльце. Эти городки все рядом с Мюнхеном. Один мачт можно сыграть завтра 11-го, второй 13-го и третий 16-го перед самым отлётом.

— Идея интересная, — задумался я. — А что по оплате?

— Да не пойму я нифига, — признался Бобров. — Проценты какие-то, переводчица толком не может объяснить. Пойдём вместе с ним поговорим. — Старший тренер кивнул на парочку «баварских родственников-заговорщиков». Кстати, пока мы шептались, к фрау уже пару раз успел подкатить Коля Свистухин, намека ей на медленный «танцен».

Толстяк, то есть Томас Гюнтер, и вправду что-то темнил. Он предлагал заплатить нам 50% с прибыли. В таком случае очень важно чётко уяснить — что в частном конкретном случае считается прибылью? Деньги за вычетом аренды ледового дворца, или остаток после уплаты полных затрат на хоккейный матч, которые могут включать и расходы на рекламу, и транспортные расходы и налоговые отчисления со страховкой, работу медицинской бригады, а так же бригады судей, плюс гонорар самого организатора мероприятия Гюнтера. Было о чём подумать. Поэтому я попросил, чтобы фрау Урсула пошла потанцевать, ручку, бумагу и карту республики Бавария.

— Прайс про тикет? — Спросил я первым делом у шустрого толстяка, цену за билет.

Гюнтер поохал, поахал, кому-то помолился и написал, что 20 дойч марок.

— Примерно 6 долларов, — сказал я Боброву. — Полный дворец — это около 4 тысяч болельщиков, значит, на выходе получаем 24 тысячи долларов за игру.

— Хорошие деньги, считай дальше, — оживился Всеволод Михалыч.

— Есть такая идея. Ди идее. — Я подмигнул баварцу. — Морген, то есть завтра в субботу, в замстаг, в 16.00 мы сыграем два периода, то есть шпилен цвай период в Бад-Тёльце, в 18.00 шпилен цвай период в Кауфбойрене и в 20.00 шпилен цвай период в Аугсбурге. Драйсигтаузенд, то есть тридцать тысяч долларов уэсэй унзер — наше, остальное ваше. — Эти цифры я написал на бумаге. — И транспорт, дер бус, тоже ваш.

От моей «математики» Гюнтер чуть под стол не упал, затрясся и залепетал:

— Найн драйсигтаузенд, нихт, найн, но!

— Ес, если спит ОБХС, — настоял я на своём, то есть на нашем общем кармане. — Денкен, думай быстрее, пока твою Урсулу «переводчик Шпилер» не захомутал. — Я кивнул на танцпол, где Свистухин уже вовсю шёл в атаку.

— Ес, денкен, — поддакнул, хитро прищурившись, Всеволод Бобров. — Окей Гюнтер, — старший тренер протянул руку баварскому коммерсанту.

— Томас. Реклама: ихь кемпфен ауф айс. — Я показал коммерсанту боксёрскую стойку, сказав при этом на ломанном немецком языке, что буду драться на льду для привлечения зрителей. — Гут кемпфен. Окей?

— Нихт, найн, но, — упрямо пробубнил Томас Гюнтер.

«Тяжёлый пошёл клиент», — подумал я и не ошибся. Почти час мы «бились» за каждый пфенниг с Гюнтером, который успел поплакать, посмеяться, сымитировать сердечный приступ, и один раз спел «Катюшу». В его исполнении на сильно искажённом русском языке народный хит лично для меня прозвучал примерно так:

Распускались яблони и сушки,

Растеклась молочная река.

Выходила на берег Катюшка,

Наготой смущая рыбака.

Затем по личной просьбе баварца я сплясал с Урсулой модный танец «Шизгару», национально-народный — цвайфахер и общедоступный "Can't Help Fallin InLove" в исполнении Элвиса Пресли, но безрезультатно. Даже Всеволод Михалыч Бобров кое-что стал немного шпрехать на ихнем заграничном языке и периодически вставлял отсебятину: «Я, я, гут, гут, драйсигтаузенд ферфлюхте швайне». Не знаю, чем бы закончилась встреча «высоких договаривающихся сторон», но к исходу третьей двадцатиминутки наш старший тренер внезапно предложил «баварскому вымогателю» партию банок красной икры по 8 баксов за штуку. Сначала Томас и Урсула взяли небольшой тайм-аут, а затем, к нашему облегчению, мы ударили по рукам, договорившись и по икре, и по хоккею.

— Что ж ты, Михалыч, раньше-то молчал? — Спросил я осипшим голосом, когда мы поднимались на третий этаж к нашим гостиничным номерам.

— Запомни, студент, козыри на руках всегда надо держать до последнего, — таким же осипшим голосом ответил Бобров. — Но если честно я про икру эту просто забыл.

— Ладно, проехали, — пробубнил я, тем более сам должен был вспомнить про икру. — Нам завтра ещё переводчика из КГБ Виктора Алексеевича нужно будет уговорить. Пошёл, набираться моральных сил.

Глава 3

К моему изумлению на следующий день в субботу 11 марта наш переводчик Виктор Алексеевич согласился на дополнительный заработок почти без сопротивления. Единственное, он попросил как-то обосновать предстоящие хоккейные матчи. Лично я предложил обозвать «шабашку» — серией открытых тренировок в целях популяризации советского образа жизни и пропаганды коммунистических и общечеловеческих ценностей.