Шелковая императрица

Пораженные геоманты подошли к камням и приступили к внимательному изучению высеченных иероглифов. Знаки и вправду были весьма архаичными, разобрать их оказалось непросто. У-хоу понимая, что партия уже практически выиграна, взглянула на Жемчужину, без которой все это было невозможно. Девочка улыбнулась ей, счастливая от того, что сделала все, как нужно. И в этот момент из первых рядов почетных гостей послышался голос — резкий, надтреснутый. Он был хорошо знаком императрице. Конечно же, голос этот принадлежал генералу Чжану.

— Ваше величество, не могу поверить в то, что вижу!

Толпа обернулась к сановнику. Нефритовый знак на его костюме, означавший ранг бывшего первого министра, был хорошо заметен даже на расстоянии.

— Говорите, генерал, — спокойно обратилась к нему супруга Гао-цзуна, не собираясь уступать.

Глаза старика сузились от ярости:

— Мне жаль слышать, как народу заявляют нечто столь неслыханное! Ваше величество, как можете вы проверить, откуда взялись эти камни? Если они подлинные, значит, должны восходить еще к эпохе Чжоу!

— Ну, хорошо, генерал, вам объяснит одна из Небесных Близнецов, Жемчужина. Именно она указала место, где находились в реке священные камни. Не думаю, что вы осмелитесь усомниться в словах чистого ребенка!

Старый политик осознал, что толпа не позволит ему поставить свидетельство девочки под сомнение. Авантюристка ловко обошла его!

— Да! Я была на берегу реки Ло, когда тетушка У, императрица, приказала достать эти камни из воды, — радостно сообщила Жемчужина, заранее готовая дать правильный ответ.

— Позвольте мне спросить у маленькой девочки с лицом обезьянки, а были на этих камнях надписи, когда императрица У-хоу извлекала реликвии из вод реки Ло? — поинтересовался генерал Чжан в отчаянной попытке опровергнуть неприемлемое для него пророчество.

— Эти камни и тогда были в точности такими, каковы они теперь! — четко и ясно произнесла Жемчужина, чуть сощурившись от того, что знала: вот сейчас она немножко солгала.

У-хоу нежно улыбнулась малышке, чтобы приободрить и поблагодарить ее.

И в этот момент поднялся со своего места Безупречная Пустота. Он поднял руки, призывая всех собравшихся выслушать его слова, а потом заговорил как можно громче:

— Следует всем знать, что эти камни упоминаются в «Сутре Белого Облака», священном тексте, который мне довелось изучать и неоднократно комментировать. Там говорится, что Будда Будущего Майтрейя воплотится в женском телесном обличии и священные камни предскажут его земную судьбу, — провозгласил он, и в ответ в толпе раздались восторженные крики: «У-хоу!»

Настоятель из Лояна решил вмешаться в ситуацию по доброй воле, поскольку уловил возможность присоединиться к успеху императрицы и обрести часть духовного ореола для своей общины, для китайской церкви Большой Колесницы. У-хоу сочла, что этот жест был вдохновлен не иначе как самим Блаженным Буддой.

Толпа пришла в восторг. Имя У-хоу твердили вновь и вновь, многие склонились перед ней в глубоком поклоне, а другие были просто в помешательстве — они тянули руки к чудесной девочке в надежде коснуться хотя бы края ее лазоревого платья.

Зато в рядах высших чиновников, опытных придворных конфуцианцев, царило полное замешательство. Противники У-хоу, окружавшие старого генерала Чжана, единственного, кто осмелился бросить вызов узурпаторше, теперь оцепенели в растерянности. Императрица прибирала власть к рукам, отвоевывая ее у министров и высших бюрократов, а ее популярность в народе неуклонно росла.

Начальник императорского протокола наконец пришел в себя и дал сигнал трубачам возвестить о завершении церемонии, но в это время по толпе прокатилась новая волна возбуждения, сопровождавшаяся шумом, исходившим от монахов-буддистов.

Гао-цзун все это время совершенно игнорировал происходящее, по-прежнему мечтая лишь о том, как бы поскорее вернуться в Чанъань, к своей бесценной Нефритовой Луне. А потому на очередную задержку отреагировал лишь гримасой досады.

И вдруг раздался голос — на ломаном китайском кто-то прокричал:

— Хочу говорить с императором! Хочу говорить с императором! Важно!

Стражники мгновенно схватили провокатора, который мог вызвать беспорядки в толпе, окончательно нарушив существовавший со времен династии Чжоу ритуал Праздника Весны, однако У-хоу остановила их:

— Отпустите этого человека, возможно, ему есть что сказать императору Китая.

Стражники позволили Маджибу — а это был именно он — сделать несколько шагов вперед, к балкону, на котором располагались Гао-цзун и У-хоу. Перс едва только открыл рот, чтобы обратиться к правителям с наивным предложением обменять индийского монаха в оранжевой робе, стоявшего рядом с ним, на вознаграждение, как вдруг тот поднял руку и заговорил сам:

— Меня зовут Великий Медик, я монах-махаянист из монастыря на Лысой горе. И я прошу ваши величества дозволить мне говорить.

— Что тебе нужно, Великий Медик? — спросила У-хоу, заинтересованная неожиданным поворотом событий.

— Я пришел сюда по доброй воле, ваше величество, чтобы исправить совершенное злодеяние. Этот человек и его бандиты-персы нарушили все законы гостеприимства и проявили неуважение к буддистской церкви, требуя деньги в качестве выкупа за монаха-хинаяниста из Пешавара, нашего достопочтенного коллегу по имени Кинжал Закона, который находится тут же, а также за его помощника и спутника по имени Святой Путь Из Восьми Ступеней, его держат там, дальше в толпе, товарищи вот этого негодяя, — громко и четко заявил махаянист, указывая на Маджиба.

— Все, что он говорит, чистая правда! — воскликнул взволнованный Святой Путь Из Восьми Ступеней, резко подавшись вперед.

— Подтверждаешь ли ты слова Великого Медика, Маджиб? — невозмутимо спросила императрица.

— Мои заложники стоят немалых денег… Я хотел получить за них меру золота, ваше величество! Этот махаянист крепкий, он может много работать, — с уверенным видом заявил перс, не осознавший всю опасность ситуации.

— Этот человек ведет себя возмутительно! Заставить работать монаха-буддиста?! Они должны лишь молиться и жить подаянием, — внезапно заявил уставший и злой Гао-цзун.

Императрица У-хоу была счастлива таким подарком судьбы, как возможность вершить публичный суд, тем более при одобрении августейшего супруга, что закрывало рот ее врагам. Она торжественно обвела глазами огромную толпу, напряженно ожидавшую ее решения.

— Стражники! Взять этого перса под арест! — приказала она, и солдаты мгновенно бросились на Маджиба, который проклинал Аримана, ответственного за все зло мира, и боролся как дьявол.

Безупречная Пустота воскликнул во всеуслышание:

— Ваше величество, мне знакомо имя Кинжал Закона. Я хочу подтвердить, что это достойный человек, прибывший в Китай с важной миссией.

Великий учитель дхьяны указал на индийца, стоявшего теперь рядом с Великим Медиком, к ногам которого жалась большая желтая собака, подозрительно скалившаяся на окружающих людей. Толпа, уже начавшая бурлить, обсуждая арест перса и сам возмутительный факт пленения монахов и попытки получить за них выкуп, опять замерла в ожидании новостей. Все ждали, что скажет настоятель монастыря Познания Высших Благодеяний. И только император Гао-цзун не интересовался всем этим, мечтая лишь об одном — поскорее покинуть гору Тайшень и вернуться к Нефритовой Луне.

— Ваше величество, этот человек — первый помощник достопочтенного Буддхабадры, настоятеля монастыря Единственной Дхармы в Пешаваре. Я отвечаю за его безопасность в нашей стране и, если вы позволите, с радостью приму его у себя.

— Как пожелаете, учитель Безупречная Пустота! Всем известно ваше гостеприимство, — ответила У-хоу.

— А теперь, дорогая, можно наконец все это закончить? — буквально простонал Гао-цзун.

— Праздник Весны завершен! — объявила У-хоу в полный голос.

Церемония закончилась с отбытием императорского паланкина, толпа стала расходиться, и через некоторое время Безупречная Пустота, Великий Медик, Кинжал Закона и Святой Путь Из Восьми Ступеней остались в одиночестве перед деревянным сооружением, с которого еще недавно Гао-цзун и У-хоу приветствовали наступление новой весны.