Происхождение (ЛП)

Ничего. Ни звука.

Возможно, это был не крик. Но он должен проверить. Несколько минут назад он слышал, как открывались ворота. Это был отец Трист, направлявшийся к Бабу в полном церковном облачении. Но с чего бы Трист кричал? Даже он был не настолько глуп, чтобы войти в вольер.

Но все же...

Рабби Шотцена охватила тревога. Он схватил свою сумку с бутылками с зажигательной смесью и сжав в ладони зажигалку, выскочил в коридор и увидел...

...как Баб выползает из Красной 14.

- Господи Иисусе, - пробормотал Шотцен.

Демон протиснулся сквозь дверной проем и повернулся к рабби Шотцену.

- Шалом, Раааааабби, - сказал Буб.

Шотцен опустил сумку и дрожащими руками достал первую бутылку.

Баб не мог выпрямится во весь рост, потому что потолок был слишком низким для него, поэтому стоял на четвереньках. Он подполз к первым воротам и, к изумлению Шотцена, ввел код.

Замок открылся.

Шотцен щелкнул зажигалкой. Один раз. Второй. Третий. Пламени не было. Он посмотрел на нее и увидел, что взял не ту.

- Твой друг Отеееец Трист, - сказал Баб, ползя вперед, - хочет кое-что сказать.

Демон открыл рот и закашлялся. Из его горла вылетел красный шар и упал перед ним, липкий от слизи.

Шотцен присмотрелся и увидел, что это не шар.

Баб поднял исторгнутое из своего рта и протянул Шотцену.

Голова отца Триста, покрытая запёкшейся кровью.

Она моргнула.

Потом снова моргнула и открыла рот, как будто хотело что-то сказать.

- Что? - спросил Баб, прижав вторую руку уху. – Мы тебя не слышиииим.

Шотцен, ошарашенно смотря на это, прижал руку ко рту.

- Он хочет поговорить с тобоооой.

Существо швырнуло голову Триста в рабби. От неожиданности Шотцен выронил бутылку и зажигалку и рефлекторно поймал ее обеими руками, как баскетбольный мяч. Бутылка упала на пол и разбилась вдребезги.

Шотцен уставился на голову в своих руках.

- Убей меня, - четко произнесли губы священника.

Шотцен вскрикнул от ужаса.

Баб так сильно смеялся, что изрыгнул ногу отца Триста. Та упала на пол и извивалась, как рыба.

Шотцен изо всех сил швырнул голову в стену, надеясь положить конец страданиям священника. Он потянулся за второй бутылкой с зажигательной смесью и достал из кармана еще одну зажигалку.

- Возвращайся в ад, - крикнул Шотцен, дрожа от ярости. Он щелкнул зажигалкой, высекая двухдюймовое пламя и воспламеняя пропитанный бензином носок, торчащий из горлышка. Раввин швырнул бутылку в монстра, и та разбилась у ног Баба, обдав того стеной пламени.

Демон закричал. Шотцен ощутил запах паленой шерсти и горелого мяса. Баб сбивал с себя пламя когтями, катаясь по полу тесного коридора.

- Что за черт? - воскликнул Энди, стоя по другую сторону вторых ворот. Через мгновение появилась Сан.

- Не подходите, - предупредил их Шотцен.

Баб пылал еще почти минуту, прежде чем включились спринклеры.

Пламя стало угасать, пока совсем не потухло. Дым начал рассеиваться. Шотцен в изумлении смотрел, как обгоревшая плоть Баба словно смывается под струей воды. Он дрожал, как мокрая собака, сбрасывая с себя обгоревшую кожу, под которой появилась новая, неповрежденная.

- Теперь моя очереееедь, - прорычал Баб.

- Рабби! - крикнул Энди. – Уходите оттуда!

- Бегите! – Шотцен попятился назад. - Он знает коды!

Баб одним прыжком подскочил к Шотцену, схватив его за горло.

- Кооооды? - спросил он. – Они разные?

Он подтащил Шотцена ко вторым воротам и ввел код.

Он не сработал.

Демон зарычал. Это был самый ужасный звук, который Шотцен когда-либо слышал. Как раскаты грома во время страшной бури.

- Какой кооооод от этих ворот? - потребовал Баб.

Когти глубоко вонзились в тело Шотцена, грозя раздавить его. Впившись в тело раввина, они причиняли ему мучительную боль.

- Рэйс! – крикнул Шотцен Энди. – Скажите Рэйсу! Пусть активирует взрывчатку!

Энди кивнул, схватил Сан за руку и исчез в Красной 3.

- Коооод, - требовал Баб. Он усилил свою хватку.

Это похоже на то, как раскаленные кочерги вонзаются в тело, - подумал раввин. Боль была сильнее, чем все, что он когда-либо испытывал.

- Шема Йисраэйль, Адонай Элохейну, Адонай Эхад, - задыхаясь, шептал Шотцен.

- А, Шемаааа[29], - протянул Баб. – Второзаконие, шесть-четыре. Рабби Акика, верноооо?

Шотцен подумал о рабби Акибе бен Иосифе, человеке, составившем Мишну в первом веке. Его постигла ужасная смерть, его пытали римляне, но, умирая, он все равно клялся в своей любови к Богу. Его последними словами были слова Шемы.

- Как умер рабби Акиба? - спросил Баб. - Помниииишь?

Шотцен помнил. В юности мысль об этом вызывала у него кошмары.

- Я хочу получить коооод от вторых ворот, - продолжал требовать Баб.

Шотцен закрыл глаза и помолился.

- Барух Шем к'вод малхуто л'олам ваед.

Да будет благословенно имя Его славного царства во веки веков.

- С рабби Акибы содрали кожу зажииииво.

Шотцен затрясся от страха. Баб прижал раввина к полу и сорвал с него одежду.

- Будет боооольно, - сказал демон. Он впился двумя когтями в плечо Шотцена и потянул.

- И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем своим, и всей душой своей, и всеми силами своими! - закричал Шотцен.

Он повторял прежде эти слова тысячу раз. Десять тысяч. Это слова были вырезаны на его мезузе[30] на дверях, слова на тфиллин, которые он прикреплял к руке и ко лбу для утреннюю молитву.

- Кооооод, - требовал Баб.

Шотцен думал о своей жизни. О своих родителях. О Ребе. О прихожанах, которым он был не нужен, и о детях, которых у него никогда не было.

- Дай мне коооод, и я тебя излечуууу.

Баб исцелил жену Рэйса. Он видел их вместе, в Голове Осьминога, смеющимися, как дети. Шотцен не сомневался, что Баб сможет исцелить и его. Возможно, даже излечить его бесплодие. Шотцен мог выбраться отсюда здоровым, может быть, даже создать семью. Он знал, что если даст Бабу код, то ему не придется умирать.

Баб принялся за его ногу, дергая и разрывая ее. Шотцен боролся с агонией и продолжал молиться.

- И эти слова, которые я заповедую тебе сегодня, должны быть в твоем сердце!

Наверное, пятьдесят тысяч раз за свою жизнь он произносил "Шема". Каждый раз он говорил это с верой, но до этого момента никогда по-настоящему не понимал, что такое любовь. Любить Бога больше, чем сердце, душу и силы. Любить Адонаи всем своим существом.

Шотцен почувствовал всепоглощающую боль и нашел силы открыть глаза.

- Видишь это? - Баб протянул то, что выглядело как окровавленная тряпка. - Это твое лицооооо.

Шотцен, лишившись губ, не смог вымолвить что-либо членораздельно, и из его горла вырвался звериный крик. Но мысли его были сосредоточены.

И учите им усердно детей ваших, и говорите о них, когда сидите дома, и когда идете по дороге, и когда ложитесь, и когда встаете.

- Дураааааки, - прошипел Баб. - Тупые религиозные дураааааки.

Свет померк, все стало расплывчатым. Шотцену было невероятно больно. И все же он был счастлив. Он знал, что, хотя он и не убил Баба, его смерть не была напрасной. Баб не выберется отсюда. Рэйс приведет в действие взрывчатку, вживленную в тело монстра. Шотцен надеялся, что доживет до того момента, когда прогремит взрыв.

- Ты не умрешь, пока я не получу коооод. Я буду убивать тебя и воскрешать, снооооова и снооооова.

Ты свяжешь их знаком на руке своей, и они будут перед глазами твоими.

Шотцен больше не мог видеть. Кровь заливала ему глаза.

Разгневанный отсутствием ответа, Баб начал разрывать раввина пополам.

Ты напишешь их на косяках дверей дома своего и на воротах своих...

Шотцен закончил молитву. Последней его мыслью была любовь к Господу.

Баб отбросил тело раввина. Затем потряс титановые ворота и завыл.

Глава 24