Оранж

Грядут ритуал, похоронщик, могила.

Пока только муха под левым виском.

Умерший, как статуя, павшая навзничь,

познавшая бури, удары и муть.

Почти что растёкся, как парочка займищ,

какие плодов, рыбы не принесут.

Одет во всё то, что имеет старьёвщик.

Бедняцкая жизнь была в тягле оков.

В коморке бытует почивший фруктовщик

средь дюжины пыльных, сушёных цветов.

За ширмой туч

За ширмою облачной и зачернённой

портретность луны сероликой, седой,

какая глядит из-за тьмы воронёной

на город кирпичный и немолодой.

Они с ним, хотя и чужды, инородцы,

почти побратимы, ровесники сна.

Она, будто свет при сиденьи в колодце,

а я, словно рыбка, что смотрит со дна.

Взираю на яркость кружка, как монету,

которая светит, горит и блестит,

в тиши созерцая скончание лета

в присутствии кошки, как серый гранит.

На пару во тьме, что наполнена кругом

и звёздами снизу, как капельки брызг,

глядим из пещеры на мрак-мифотворца,

из стёкол жилья на просторную высь…

Наталии Воронцовой и кошке Маньке

Памятующий

В свежем подпитии, славном хмелю

в месте привычном, среде обитанья

мысли и чувства слегка тереблю

и памятую о прошлых свиданьях.

Помнишься ты, новогодняя ночь,

лучшее виски и бег кинокадров,

кошка лохматая, будто бы хвощ,

споры о Боге, морали и падре.

В думах гирлянды и ёлка в тиши,

брызги шампанского, вылеты пробок,

темы о прошлом, про власть и гроши,

голые плоти, фужеры и тропы.

В памяти пенная ванна и страсть,

сотни стихов и историй в деталях,

чайно-кофейно-конфетная сласть

и представленья о будущих далях…

Наталии Воронцовой

Секреты, унесённые в могилу

Умру, не сказав всем любимым о важном

не дописав неготовых стихов,

не нарядившись в костюм эпатажный,

не объяснив всех поступков и снов,

не отомстив злополучным вражинам,

спор не закрыв или сдачи не дав,

и не забрав пуд долгов у скотины,

не вбив разумности в баночки глав,

не завершив книги, начатой плавно,

не дав наглеющим метких острот,

не став богатым, известным и славным,

не указав, что я крал в дни суббот,

не взяв от жизни и счастья не встретив,

и не возвысив рабочую честь

не научившись играть на кларнете

и не признавшись про давний инцест…

Очищение Земли

Как усмирялся ковчег-звероферма?

Хищничий голод сильнее ж плетей.

Вой и жужжание, выплески спермы -

адские сцены средь мрака и дней.

Смрад, бесконечность потоков навоза.

Топоты, крылья и шум обезьян.

Шерсть от животного, общего чёса.

Ад коммунальный средь мёртвых землян!

Не уследить за съеденьями слабых.

Орды жующих и воющих ртов.

Как выживали киты или крабы?

Что ели хищники, твари лугов?

Лодка внутри, как вертеп и инферно.

А за бортом трупы, тонны воды.

Общий пейзаж – чумовой, атмосферный.

Живность в накале, разгаре беды.

Игры, удары копыт и погони,

гвалт, стрекотанье, концертный разлад,

дичь под ещё неизвестной иконой.

Оргия, жор никого не щадят!

Пары микробов, гиен, землероев

делали вид, что природа права.

Люди-смотрители – просто герои,

что не сошли от такого с ума!

Жуть разношёрстного, дикого сброда.

Совокупления всяческих жил.

Месть от убийцы, Творца-сумасброда.

Ужас, что Ной за потоп пережил!

Низменность высокотехнологичного века

Обабились жёны в ролях свиноматок.

Мужья поспились, ожирели в тоске.

Детишки тупы от макушки до пяток.

У девок колечки на каждом соске.

А в выборных урнах похожие бланки.

В квадратиках галочки – стайная тьма.

Понижены властью моральные планки.

На месте ДК вавилоны-дома.