Правила обманутой жены

– Хорошо оплачиваемая.

– И что нужно делать?

– Позировать. Будете моей натурщицей.

– Голой позировать? – уточнила она.

– Не уверен, – улыбнулся Платон. – Но не исключено.

Она вспыхнула и задохнулась от возмущения:

– Да вы… да как… вы смеете? Неужели я похожа на… – она не договорила, схватила сумку и побежала к выходу.

– Постойте! – Платон бросился за ней, сшибая по дороге стулья. – У вас какие-то странные представления о работе натурщицы. Вы, наверное, не разбираетесь в искусстве?

– Не делайте из меня дурочку! – разозлилась она. – Я не вчера родилась. Не нужно было зашивать вам это чертово пальто и отдавать телефон, – она попыталась застегнуть куртку, но руки так дрожали, что застёжка-«молния» никак не поддавалась. – Не обеднели бы! – отчаявшись справиться с «молнией», она в распахнутой куртке выскочила на улицу и скрылась за стеной метели.

Платон улыбнулся. Никуда ты не денешься. Слишком легко тебя найти.

Он позвонил Мамикону и сказал:

– У меня есть гениальная схема. Сейчас приеду.

Мамикон ждал его в своем офисе. Со стороны он казался невозмутимым и даже расслабленным. Ноги он удобно забросил на роскошный стол из черного дерева. А руки беспрестанно двигались. Мамикон давил орехи в ладонях и забрасывал ядра в рот. Скорлупки небрежно бросал в золотую пепельницу. Платон слишком хорошо его знал. Мамикон нервничал. Видимо, отстирать деньги нужно было очень срочно. Иначе он так бы не давил на него.

– Ну? – нетерпеливо спросил Мамикон.

Платон налил стакан воды из графина и выпил до половины. Больше не успел. Мамикон выхватил стакан из его рук и швырнул в корзину для мусора.

– Давай делай мне белька, как у Пушкина, – он набрал полную пригоршню орехов и высыпал их в пепельницу. – Чтобы скорлупка золотые, ядра чистый навар. Ну?

Платон кратко изложил ему план. Мамикон удивленно поднял бровь и с уважением сказал:

– А ты не зря свой хлеб кушаешь, – он швырнул горсть орехов на стол, достал из кармана черный шелковый платок с золотой монограммой и вытер руки. – Даже хорошо, что из тебя не получился художник. Иначе гениальным бизнесменом ты бы не стал. Но тут вот какой засада: нужна та самая натурщица. И где ты ее возьмёшь?

Платон улыбнулся и достал из кармана телефон.

– У меня есть кое-кто на примете. Сейчас ей позвоню. А ты веди себя тихо, иначе спугнем. Девушка нежная и робкая.

– Нэжный цветок и чистый родник? Это я люблю, – осклабился Мамикон. – Порядочные женщины стоят дорого. Гораздо дороже, чем честные давалки. Зато так интереснее.

Надя

Я выскочила из кафе. Метель совсем разбушевалась, бросая в лицо пригоршни снега. Но собачий холод не мог охладить мою злость. Я так пылала от ярости, что даже не запахнула куртку, пока бежала к машине.

Он принял меня за подстилку. Псих ненормальный! Сначала глядел сквозь меня, словно я мебель. А когда вырубился свет, вдруг завёлся. Я видела, как сверкали его глаза. Как жадно он на меня смотрел. Зачем я ему? Холеный избалованный москвич из богемы. Барин до мозга костей. Понимаю, отчего он так вспыхнул. Это из-за Димы и его любовницы: бывшей жены этого барина. Платон решил отомстить Диме через меня. Это у мужчин принято. Дима всегда говорит: «Если я сплю с женщиной, то это я ее. А если спят с моей женщиной, то это меня…».

Не помню, как доехала домой. Метель не стихала. Дворники едва справлялись со снегом. Но в моем доме погода была не лучше. Крики мужа я услышала, как только переступила порог. Не разуваясь, бросилась в комнату сыночка.

Сережа сидел за письменным столом у компьютера. Дима нависал над ним.

– Че это за гоблин с меченой рожей? – он ткнул пальцем в экран компьютера. – Нормального не можешь нарисовать?

– Это Ведьмак. И он герой, – тихо ответил Сережа, продолжая раскрашивать рисунок в Фотошопе. – Он один против всего мира и чудовищ.

– Че за бабские сказки? Какие еще чудовища? И вообще отложи эту хрень, когда с тобой отец разговаривает! – Дима схватил ноутбук и швырнул на кровать.

Сережа сидел неподвижно. Лишь стиснул зубы, опустил глаза и побледнел.

– Что ты от него хочешь? – я бросилась на защиту ребенка.

– Чтобы мужиком рос. Говорю же: на рыбалку еду с пацанами. Они своих сыновей берут. Пусть поедет, а то задница скоро корни в кресло пустит.

– А я тебе говорю, Дима, в сотый раз, что ему нельзя. Он нездоров! – хотела шепотом, но вышло криком.

Потому что невозможно же разговаривать с таким упертым человеком. Я с трудом взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее: – Сереже трудно общаться с людьми. Особенно в незнакомой обстановке. Тем более, на природе, где даже здоровым людям не всегда комфортно чисто физически. Как ты не понимаешь?

– Я понимаю только одно: твое бабское воспитание его погубило. Пусть проветрится. Ничего с ним не случится. Я буду рядом.

Серёжа тяжело задышал и начал растирать больную ногу обеими руками. Его трясло. Лицо заострилось, губы побелели.

– Посмотри, до чего ты ребенка довел! – я опустилась на колени перед сыном и начала сама массировать ему ногу.

– Я довел? – возмутился Дима. – Да мы нормально общались, пока ты не пришла. Я даже его картинки смотрел. Всю эту фигню, которую он малюет.

– Нормально это как? Ты орал, а он слушал? Ты компьютер отнял, а он не пытался сопротивляться? Ты это называешь нормальным, Дима?

– Да пошли вы все! – Дима с досадой махнул рукой и выскочил из комнаты.

Сереже становилось все хуже. Его била такая сильная дрожь, что он прикусил губу и из нее пошла кровь. Он тихо застонал и без сил облокотился о спинку кресла.

– Сейчас, сыночек. Сейчас, мой родной! – я бросилась к комоду и так рванула ящик, что он вылетел из пазов.

Опрокинула коробку с лекарствами на кровать. Быстро вытряхнула на ладонь несколько таблеток сильного успокоительного и дала ему. Прижала к себе и посмотрела на часы. Время ползло, как улитка. Прошло пятнадцать минут. Пора бы уже лекарству подействовать. Но оно отчего-то не помогало. Сереже становилось все хуже.

– Пойдем, мой хороший, пойдем! – я подняла его на руки и понесла в ванную.

– Дай мне, он тяжелый, – Дима, который стоял в коридоре, с готовностью протянул руки.

– Уйди! – одними губами прошептала я, чтобы Сережа, который прижался ко мне, не услышал. – Богом молю: уйди!

Дима побледнел, пошел в спальню и закрыл за собой дверь.

Я положила Сережу в ванну и открыла кран. Горячая вода быстро заполнила ванну до краев. Сережа начал постепенно успокаиваться.

– Вот так, мой дорогой. Сейчас будет легче.

Вода всегда его успокаивала. Даже в тех случаях, когда не помогали лекарства. Но, видимо, успокоительное, все же начало действовать. Сережа уснул, держа меня за руку. Я еще немного подождала. Подняла его, завернула в пушистое полотенце, отнесла в комнату и положила в постель. Его лицо во сне разладилось. Гримаса боли исчезла. Он спокойно спал, ровно дыша. Я легла рядом.

Так бы и лежала всю жизнь, слушая его дыхание. В уютной кровати возле стены, на которой были развешаны распечатанные с компьютера рисунки Сережи. Он обожал Ведьмака – персонажа известной серии фэнтези-книг, по которым создали игру. Всюду был Ведьмак: с мечом, на коне, в окружении чудовищ, которых он побеждал. Я всегда боялась, что однажды увижу на рисунке сына чудовище с чертами лица Димы.

Сережа протяжно вздохнул, сонно бормоча что-то во сне, и повернулся лицом к стене. Я осторожно встала, на цыпочках вышла из его комнаты и зашла в спальню. Дима лежал на кровати с пивом в руках и смотрел очередной криминальный боевик.

– Даже не начинай, – угрожающе зарычал он.

Титаническим усилием воли я подавила слезы и желание закричать и затопать ногами.

– Ты же знаешь, Дима, что ему сложно, – спокойно начала я.

Видит бог, чего мне стоило это спокойствие. Как говорит в таких случаях Соломоновна: «Если бы кто-то сейчас лизнул мое сердце, он бы сошёл с ума!»