Незаметное

   Первые десять километров до Заречного и Торского --- эти сёла, сливаясь воедино, стояли на полпути от Лимана к Кременной --- Катя прошла без проблем за два часа. А потом, заслышав шум приближавшейся колонны техники, нырнула в посадки. Мимо неё прошла пара военных машин с украинскими опознавательными знаками. И она, запаниковав, не решилась заходить в Заречное, стала искать дорогу в обход. Пошла на север, полями, вместо того, чтобы идти на восток.

   Переночевала где-то в посадке, не решаясь зажечь даже спичку, даже глянуть в телефон, отчаянно надеясь, что тут не будут ходить солдаты и летать беспилотник с тепловизорами. А то грохнут, скинув бомбу с коптера, не задавая вопросов. Утром, отправившись дальше в путь, уронила в ручей телефон, выловить не смогла. И вся надежда осталась на бумажную карту. К вечеру стало ясно, что заблудилась она окончательно и бесповоротно. Нужен был хоть какой-то указатель, какая-нибудь дорога. Но её планам не суждено было исполниться, потому что к вечеру второго дня она так никуда и не вышла, вместо этого вышли на неё. Ей скомандовали лечь на землю, руки за голову. По говору она сразу узнала украинских вояк. Как же не повезло... От страха она как-то сразу сообразила отвечать им на немыслимой смеси родного для неё русского, выученного в школе украинского и приобретенного на заработках плохого чешского. Не осмеливаясь поднять голову, она слышала их похабные комментарии её фигуре.

   --- Как же мне повезло, мальчики, что на вас вышла! Я из Кременной от подруги решила к Лиману идти, как услышала, что его освободили, так боялась русню встретить... --- пролепетала она. Очень кстати к глазам подступили слёзы, от обиды, что приходится так врать, обзывая неприятным словом российских военных ради спасения жизни. Солдаты радостно засмеялись. Катерина осмелилась приподнять голову. В глаза сразу бросились нашивки "Кракена". Она, оказывается, влипла сильнее, чем полагала. Кто-то из них подал ей руку.

   --- Ну вставай, вставай, красавица, --- сказал солдат. Он не отпустил её. Подняв с земли, крепко прижал к себе, схватил за зад. Катерина изобразила улыбку. --- Ну что пойдешь с нами? Нам так не хватает доброй украинской ласки.

   Катерина профессионально рассмеялась. Всё, что надо, было в этом смехе в нужной пропорции --- пошлость, готовность, похабность, веселье, легкость. Всё, что так нравилось клиентам.

   Солдаты, конечно, обыскали её рюкзак, но ничего криминального там не обнаружили. Катерина порадовалась, что потеряла телефон. Найди они в телефоне русские телеграм-каналы --- и прибили бы тут же. И ей бы ещё сильно повезло, если б сразу прибили.

   Вместе с кракеновцами, на их бэтээре (или как там эти броневики назывались, Катерина не знала точно) она приехала к этому рыбацкому домику уже четыре дня назад. Домик стоял на берегу. Свой транспорт кракеновцы замаскировали, а в остальном вели себя довольно смело, не боялись ничего. Регулярно выставляли двух часовых. Те честно стояли на посту, обколовшись чем-то энергетическим. Запас наркотических медикаментов у них был, казалось, бесконечен. Так что бежать она не могла. Спасала лишь привычка, приобретенная в борделе: отключить все мысли, чувства, притворяться и работать, работать. Командир, к счастью, не приставал к ней: у него был любовник из бойцов. Так что на её долю приходилось всего восемь человек. Когда утром пятеро уходили на разведку, оставалось и того меньше. Днем она готовила на всю ораву, и была возможность принести воды из реки и немного помыться, передохнуть.

   Увидев водоем, Катерина сразу поняла, куда всушники её привезли. Карту она изучала достаточно долго. На юге видела мост. Или не мост, дамбу. На вид та была целой, хотя движения по ней Катерина не замечала. А вот снаряды по ней прилетали. Иногда с тоской ждала, лежа под очередным желающим утех, чтоб прилетело по избушке, каким-то чудом всё ещё оставшейся целой. Но прилетало куда угодно, только не сюда. Никакого толкового плана побега так и не смогла придумать за четыре дня. Ни один из солдат не относился к ней достаточно нежно, чтобы попробовать его уговорить отпустить её, когда он будет на часах.

   Ничего другого, как героически погибнуть, в голову не приходило. Застрелить командира, а остальные застрелят её. Но она не умела пользоваться автоматом. Или хотя бы гранатой, чтоб подорвать всю эту шайку к чертям. Вот уж гранату можно было стянуть из запасов кракеновцев, они бы и не заметили, там целый ящик стоял. Как жаль, что ей ни пришло в голову попросить кого-нибудь обучить её пользоваться оружием, когда в Лимане стояли русские.

   Теоеритечески, она знала выражение "выдернуть чеку". Но насколько это трудно на самом деле? И сколько времени нужно, чтобы граната взорвалась? Она ведь теперь, пересмотрев за лето множество видео, знала, что можно снять растяжку с уже установленной гранатой с выдернутой чекой. Так что... как? У неё была только одна попытка. От окончательного решения покончить жизнь геройским самоубийством спасали только воспоминания о бабушке. Или то была элементарная трусость?

   ***

   Утром, едва рассвело и ушла разведгруппа, Катерина сходила за водой к реке, стараясь не думать, что там, за рекой, всего в десяти-двадцати километрах спасение. Когда она вернулась, один из часовых поманил её к себе, поставил на колени. Этот был "скорострел", с ним было проще всего. А напарник его тоже не из особо активных был, скорее, из наблюдателей. Так что Катерина ждала в каком-то смысле выходной. Ждала, что отдохнув немного, сможет наконец что-то придумать. Кракеновцы собирались уже сегодня вечером уходить отсюда. А ей не хотелось на запад, вообще никак. Да и не факт, что они не убьют её перед отъездом. Так она размышляла, автоматически работая руками и губами.

   Короткий свист, глухой стук --- и солдат вдруг стал падать, оседать прямо на неё. Катерина сначала испугалась, что он придумал какую-то неведомую фигню, чтоб подушить её или что-то ещё, упала на спину, потеряв равновесие, а он --- с окровавленным лицом, открытыми глазами --- падал прямо на неё. Бронежилет с подсумками, с магазинами для автомата, падал вместе с солдатом прямо ей на лицо. И шеврон этот дурацкий кракеновский... как обидно будет увидеть последним перед смертью этот гадский шеврон. Оцепенев, выставив перед собой руки, Катерина смогла только отвернуться и закрыть глаза, с секунды на секунду ожидая смерти. Но смерть всё не приходила. Осмелилась вздохнуть раз, другой... Мёртвое тело придавило сверху, дышать было тяжеловато. Начали появляться какие-то мысли. Кто мог убить кракеновца? Неужели... русские? "Господи, Господи, хоть бы русские," --- взмолилась она, стиснув зубы, чтобы не закричать, притворяясь мёртвой. Там же в доме ещё трое. Она не могла спугнуть их, не имела права. Учитывая бесшумность смерти того, кто сейчас лежал на ней, работали снайпера. Возможно, они ждали, когда выйдут и другие из дома. Не встать бы на пути их пули. Лежать, только лежать... Ещё во время обстрелов Лимана она это усвоила. Главное, лежать, где лёг, как бы ни было страшно, как бы ни хотелось бежать... Внезапно она почувствовала на своей шее чьи-то пальцы, дёрнулась от страха. Слава Богу, что не вскрикнула. Просто солдат проверял ей пульс. Она встретилась с ним глазами. Он приложил палец к лицу, скрытому балаклавой, давая знак сохранять тишину, и показал на землю, лежи мол. Катерина нервно кивнула. На солдате не было никаких опознавательных знаков --- ни повязок, ни ярких шевронов. На груди у него был шеврон с какой-то малозаметной надписью на русском, она не успела прочитать. Но Катерина по глазам поняла, что он русский. Это было странное наблюдение, ещё с Лимана. Когда они не скрывали лиц, то были обыкновенные, иногда даже страшненькие. Но когда оставались видны только глаза, наступало чудо. Что-то всегда светилось в их глазах. У всех них. Какая-то... правда.