Страница 44 из 57
Он почти вырывает мне волосы, приближая моё лицо на расстояние миллиметра к своему, и вглядываясь в меня теми зелёными колодцами, из которых проистекает ад.
Затем прижимает лезвие к моим губам, делает это осторожно, медленно, будто хочет насытиться моим ужасом.
— Ты — начало всего. Тебе не следовало появляться в моей жизни, — шипит он, проводя острым кончиком по контуру моих губ.
— Прошу тебя, остановись. Дамиан, ты меня пугаешь, — умоляю я, не задумываясь.
Тело истощено, а сердце долго не выдержит.
— Ты убила меня, Бланка. Ты за несколько секунд разрушила мою единственную надежду на другую жизнь.
Я совершенно обезумела, потому что решаюсь ещё раз его образумить.
— Как я могла убить тебя, Дамиан? Ты единственный, которому я отдала всю себя, — я делаю вдох, пока он двигает лезвием, — скажи мне, как я могла убить тебя, когда я здесь, с тобой, и несмотря ни на что говорю тебе, — я люблю тебя?
Дамиан реагирует не сразу, опускает взгляд и тяжело вздыхает, но ещё одно сжатие заставляет меня понять, что он снова переходит в атаку, всё больше отдаваясь гневу.
— Любовь может быть и разрушительной, Бланка, а ты уничтожила меня.
— Я никогда не смогла бы этого сделать, потому что это уничтожит и меня. Как ты не можешь понять?
— Кого ты пытаешься развести? Ты достойная дочь своего отца.
Под ногами дрожит пол, мир рушится, а чёрная дыра, которая обычно угрожает мне издалека, теперь настолько велика, что поглощает меня.
— Дамиан… — снова пытаюсь убедить, но он не даёт мне времени, потому что бросает меня на кровать. Я ударяюсь о железный каркас, который начинает шумно качаться.
— Заткнись. Даже не пытайся говорить, что ты не такая, как тот мудак. Не сработает. Более того, тебе будет хуже, — рычит он, приблизившись ко мне.
Инстинктивно я отползаю назад, пока не ударяюсь спиной об изголовье кровати и вздыхаю, понимая, что у меня нет выхода, если он действительно хочет причинить мне боль, никто не сможет его остановить. «Если не могу изменить его мнение, я лучше умру».
— Дамиан, я не такая, как ты думаешь. Я не видела своего отца много лет.
Как волк, он набрасывается на меня и сжимает шею.
— В твоих жилах течёт его кровь. Maldita Bruja!(Проклятая Ведьма!) Ты принадлежишь к клану Рохо, и никогда не говорила мне об этом! — он орёт и трясёт меня. — Чего ты хотела добиться, Бланка? Какой у тебя был план? — спрашивает властным тоном.
Я не могу дышать. Пытаюсь освободиться, но Дамиан препятствует любому движению, придавливая меня, словно я насекомое.
— Отпусти, ты делаешь мне больно, — протестую я, толкая его в грудь, но масса мышц не двигается. «Почему я не реагирую так, как должна? Почему у меня такое впечатление, что я не вкладываю в бунт все силы? Неужели я настолько заблуждаюсь и всё жду чуда?»
Я собираю последние силы и кричу во всю мощь:
— Я никому не принадлежу!
Наконец, он отпускает хватку и опускает руки по бокам моей головы. Дамиан продолжает свирепо смотреть на меня, а я перевожу дыхание и массирую шею, где сжимались его пальцы.
— Я прячусь всю жизнь. Мне хочется содрать с себя кожу только потому, что у меня такой же цвет лица, как у этого ублюдка, — в отчаянии провожу пальцами по волосам. — Ты думаешь, что презираешь меня? Но даже представить себе не можешь, какое отвращение я испытываю к себе только потому, что я его дочь.
— Ожидаешь, что я поверю твоим словам? Ты вошла в мою жизнь, потому что тебя попросили, не лги мне, — продолжает он.
В ответ энергично трясу головой, глаза щиплет. Я не хочу снова плакать, но это кажется неизбежным.
— Нас свела судьба.
Он бормочет бессмысленные слова и отстраняется, встаёт с кровати, а затем открывает верхний ящик шкафа.
— Судьбы не существует. Ты хочешь заставить меня передумать? Бланка, хочешь убедить, что любишь меня на самом деле? Я помогу тебе прямо сейчас.
Дамиан что-то берёт, но я не вижу что, пока он не поворачивается ко мне.
— Ты доставала меня последние дни только потому, что хотела узнать меня получше. Вот, познакомься с моими лучшими друзьями, — объявляет он с мрачным ликованием, показывая мне три лезвия. — Месть. Разрушение. Смерть… Разве они не милые? Почему бы тебе не попытаться сказать правду хотя бы им, — продолжает он тем же безумным тоном. — Раздевайся, — приказывает он.
Я не двигаюсь. Продолжаю смотреть на него в ужасе.
— Я хочу тебя обнажённой, не заставляй меня ждать, — предупреждает он, играя с ножами.
«Люблю ли я его настолько, чтобы доверять даже в этой ситуации?»
— Дамиан, не делай этого со мной.
Он не отвечает, смотрит на меня свирепо и одним из ножей показывает, чтобы я раздевалась.
На этот раз я не буду делать то, что он просит; он должен знать, когда пора остановиться.
Гневно раздувая ноздри и тяжело ступая, Дамиан тянется ко мне. Он заводит одно из лезвий между моих грудей и тянет вниз, разрывая мою рубашку.
— Я. Сказал. Раздевайся! — это произносится с такой интенсивностью, что меня пробирает озноб.
«Я больше не узнаю Дамиана. Я не знаю, кто этот мужчина передо мной».
— Нет, не буду, — протестую решительно, — Я не позволю тебе снова так со мной обращаться.
Его разъярённый взгляд впивается в мой, и у него дёргается челюсть, придавая ещё более кровожадный вид.
— Бланка, ты боишься?
— Да, я боюсь того, во что ты превратился, — отвечаю я с пересохшим ртом.
— Правильно делаешь, — говорит он, хватая меня за волосы. Он тащит меня к стене и прижимает своим телом. Просовывает ногу между моими, широко их раздвигая, и резко поднимает мои руки.
— На твоём месте я бы не шевелился.
Он хватает один из ножей и вонзает в стену на расстоянии вдоха от моего лица.
Я задыхаюсь от ужаса, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Дамиан, не разрушай всё, — умоляю я в последней, отчаянной попытке.
— Что всё? Мы — ничто, нас никогда не было. Я. Тебя. Ненавижу.
Сердце рассыпается на тысячу осколков.
«Он это сказал».
Дамиан меня ненавидит только из принципа; он не хочет знать правду, только то, что нужно, чтобы подтвердить, — любви не существует.
Я тяжело дышу, когда его лицо приближается к моему.
— Я отведу тебя к твоему отцу, и ты сможешь доказать мне «мою вопиющую ошибку», — зло насмехается он, — ты пойдёшь со мной в клуб Цезаря и сделаешь всё, что от тебя попросят.
— Не делай этого со мной. Я не могу идти в это место, я его ненавижу.
Второй нож вонзается с другой стороны от моего лица.
— Ты хочешь спасти то частичку надежды, что осталась во мне? Тогда ты должна сделать то, о чём тебя прошу, Бланка.
— Как ты можешь говорить мне, что есть надежда? Посмотри, что ты делаешь со мной. Ты ненавидишь меня, ты ничего ко мне не чувствуешь, — резко возражаю я.
Я толкаю Дамиана в грудь, он отступает на несколько шагов, но взгляд от меня не отрывает.
— Кто ты? Потому что в эти дни я познакомилась совсем с другим Дамианом.
— Я тот, кого ты отказывалась видеть. Я проклятие для любого, кто выступает против меня. Я настоящий! — восклицает он, многократно постукивая рукой по груди. — Я понимающий с теми, кто этого заслуживает, но безжалостный с теми, кто меня предаёт. Ты же живёшь, прячась за маской невинности, тогда как на самом деле ты коварная сука.
Я перестаю дышать. Сердцебиение едва заметно. Я не плохая, я не такая, как он.
— Дамиан, хочешь убедить себя, что все вокруг гнилые, чтобы почувствовать облегчение? Этого не будет. Я не такая, как ты говоришь. Ты ненавидишь меня, потому что боишься меня, ты ненавидишь меня, потому что я вижу тебя. — Я отрываюсь от стены и иду к нему. Но Дамиан предупреждающе поднимает руки, когда я пытаюсь дотронуться до него. — Я приняла в тебе всё — и свет, и тень, — говорю, продолжая протягивать руку навстречу.
По лицу текут слёзы, но я не против показать ему свою хрупкость, мне нужно вернуть моего Дамиана.