Страница 5 из 8
Когда просыпался я осознавал, что снова вошел в некую цикличность и однообразие. Иногда дни сливались, и я пытался вспомнить что было вчера или позавчера, но не мог вспомнить ничего кроме этой стены, звуков мытья эмулированных мисок в которых нам давали еду и тихого поскрипывания металлических пружин кровати, на которых мы лежали. В такие моменты я просто отворачивался к стене и изучал неровную стену, плотно залитую тягучей зелёной краской. Все неровности, видимые на этой стене, я начинал обыгрывать, представляя своё будущее. Вот эта веточка, застрявшая в краске – это моя машина, я еду на ней куда-то к вот этой выбоине – она море, которое я никогда не видел. Вот мой друг Стас он немного косит на правый глаз, но это ничего, зато как он утверждает он видит то, что у него за спиной. Мы несколько раз проверяли, и он действительно видит. Эти трещины на краске – это мой детский сад, а вот это дорога до дома. Мириады трещин и я вожу по ним пальцами, переходя с одной на другую и все они – это просто линии и нет у них конкретных точек. Они просто есть, без начала и конца. В школе учили, что если есть линия, то это непременно линия между точками А и Б. Но это все обман, никаких начальных и конечных точек нет, линии никуда не ведут и неоткуда не исходят. Линия это всего лишь возможность занять себя пока кто-то из руководства не выдернет тебя из этой нелепой игры или не замотает и заточит в карцер.
И лежал я на этой̆ скрипучей кровати и представлял все это и думал вот были бы у меня маркеры я бы непременно дорисовал у этого треугольника из тягучей краски ножки и убежал бы он отсюда куда подальше. Что бы жить и веселиться, а не сидеть в этих четырех стенах, ожидая освобождение, которое может дать лишь невиданная сила больших людей. Игры меняются, а зеленая стена с воображаемыми дорогами преобразуется, в такую же, под названием жизнь, но уже с реальными дорогами. Но несмотря на это неизменным и впредь останется то, что так и придется и дальше жить в ожидании, что рано или поздно придет кто-то кого нельзя осмыслить и он непременно заберет тебя, нарушив все те замысловатые и увлекательные игры, которые сможет придумать любой взрослый разум.
В карцере короче меня крыло не по-детски и когда я из него вышел мне потребовалось несколько дней чтобы просто снова стать нормальным человеком. Ну как нормальным? Таким какой есть. Через пару дней у входа в школу меня уже ждала черная машина. Мне сообщили, что лежащий в больнице Директор снова собрал «пиджаков» по поводу меня и что-то там придумал. Тогда же мне сообщили, что в той аварии погибла Елена Алексеевна. Что я почувствовал? Да ничего особенного. Мне она никогда особо не нравилась. Меня решили отправить в другое место. Более строгое и закрытое. Идти я, конечно, никуда не хотел и просто лег на пол, притворившись пластиковой куклой. Меня взяли под руки и волоком потащили к машине.
19 лет. Очередное лето. Хотя это название уже давно стало условным, просто период, временной отрезок. Одинаково душное время. Уже вечер, темно. На стекле отражение моего лица, на котором проносятся машины, сверкают фонари. Уже полчаса я сижу в кресле на общей кухне с выключенным светом. Я, пожалуй, потерял счет времени сколько я тут. Только цветные огоньки от сетевого фильтра, кнопки чайника и зарядного устройства слепят бликами мои глаза. Освещенная взлетная полоса кухонного порта для путешествий во времени вот единственное что выводит меня от того, чтобы окончательно не провалиться в сон. Легкое облачко тумана, созданное большой чашкой остывающего чая. Режим ожидания. Через следующие полчаса белая светящаяся точка на кнопке чайника превращается в мощное свечение фонаря. Я выглядываю с крыши, туда, где под уличным фонарём блестит снег. Вдали темнеет крупная вывеска, поблекшая от времени, на ней написано «Все дороги ведут сюда». Глухо проезжают машины за колючим забором. В центре двора застывший фонтан, а через забор обшитое пластиком здание. Где-то сверху темное небо и звезды. Они пока здесь, и никто их от нас не спрячет. А еще над высокими домами красные лампочки горят, чтобы пилоты самолетов видели, как им лететь, огибая дома, ну или как-то так. Мне все это хорошо. Черт знает сколько я торчу в этих стенах. Теперь то я отчетливо понимаю, что убежать никуда нельзя и от стен одного инкубатора ты непременно приходит к другому.
Я понял, что с определённого момента люди видят сон, в котором они исчезают из привычной им жизни и оказываются в длинном-длинном и высоком здании на побережье. Они находятся в маленьких комнатах с окнами во всю стену, из которых виден светлый берег. Всё, что есть там, это чувство пространства и ничего более. в прямом смысле. Потому, что никто не может выйти из этой комнаты. Люди видят краем глаза другие окна, другие лица и они кажутся бесконечно далёкими, замыленными, мало чем интересующимися. в особенности тем, как и зачем они оказались в этом отеле. Так проходит очень много времени. ты смотришь через окно на круги по воде и думаешь, что все изменится, когда можно будет выйти. И настаёт момент, когда действительно можно выйти. можно пройтись по светлым улицам, читать вывески, смотреть по сторонам, наблюдая редко проходящих людей. но существенно всё это ничем не отличалось от того окна в комнате. По прежнему главной характеристикой является чувство пространства. Логика сна забывает дальнейшее, но оно легко предсказуемо. Жизнь циклична и несправедлива, а игру, в которую мы играем всю жизнь задает наше детство.
Родители последний раз приезжали ко мне года полтора назад и теперь лишь присылают всякую ерунду. Типа вязанных носков и овсяных печений. Они видимо так и не справились с тем позором, что про них говорят – «ах это у них сын псих?». А мне уже тоже как-то все равно. Но несмотря на то равнодушие, которое я в себе воспитал за долгие-долгие годы своих мытарств, я всё-таки хочу отомстить. Я хочу вернуться в свой городок и спалить к черту свою школу и уничтожить это дрянное место, где выращивают идиотов. Мне кажется, это именно тот центр зла, который и воспитывал из нормальных людей всех этих зомбаков в пиджаках и прочих. Вы меня, конечно, спросите, как я это сделаю? А я отвечу, что для начала мне просто нужно сбежать. И всё уже подготовлено и всего то нужно сбежать. Побег. Нужен побег как в туповатых шпионских фильмах. Я буду бежать, скрываясь от погони, а сотня полицейских будет меня преследовать и в конце я непременно их всех обведу вокруг пальца. Ну или скорее всего меня снова запрут в этой дыре, ну или убьют. В этом то и есть трагедия или радость жизни, что она непрогнозируема и никогда одинаково не заканчивается…
Я стою на крыше и моей руке дурацкая пластиковая бутылочка, с красным вином. Мне её ещё пару месяцев назад притащил мой безымянный приятель и всё это время я её прятал в ящике с грязным бельем. Туда обычно никто не суется. Вы спросите, что за «безымянный приятель» и я отвечу. Мы живем с ним в одной комнате все эти годы. И несмотря на то, что тут все странные, он, пожалуй, выделяется среди всех остальных. Говорят, что его нашли в лесу с абсолютно пустой башкой: ни имени, ни прошлого, ничего. Кто знает, как этим «пиджакам» надоумило подселить нас друг к другу. Это, наверное, какие-то их странные психологические схемы. Но в итоге я с ним как-то сдружился, а потом мы вместе стали ходить в шахматный кружок. Вы спросите, что за хрень – какой шахматный кружок. Но ведь нужно чем-то занять себя, даже в этой дыре. Наверное, от нечего делать это и стало нашим самым интересным увлечением. Шахматы. Когда ты знаешь все свои возможности и тупо комбинируешь их не в пространстве неопределенности окружающего мира, а относительно хода врага. Опять же это тупо способ контролировать неконтролируемое. Говорят, Гоголь перед смертью много рубился в шахматы сам с собой. Ну и псих же он. Вообще мир так очень упрощается и становятся кране понятной. Каждый твой шаг несет в себе лишь два направления – первое это прервать атаку противника и второе найти его слабое место, чтобы закрепит свою позицию. Очень жизнеутверждающая, надо сказать, система. Но нам, 19-летним, она вполне подходит. Вообще Безымянный нормальный парень, есть в нем какая-то загадка. Он как будто подстраивается под всех нас, постоянно ищет себя в окружающих. Он будто распутывает сложный шифр. Для него даже сходить умыться это какая-то сложная игра. Помните, что я рассказывал про плитку, которая лава. Ну так вот это все ерунду у этого паренька похлеще будет. Для него реальность не лава, а целый апокалипсис из огня, преодоления и конфликтов. Короче всем этим он мне жутко нравится. Он вполне подходил под мою систему.