До кладбища и обратно

Никто Истинин

До кладбища и обратно

"Но не всегда будет мрак там, где теперь он огустел".

ПРИНЦИП

§101 – Абстракция есть методично преследуемое ничто. Арифметический ноль есть его знак [sign]. Воспринимать [perceive], мыслить, и делать ничто. Быть ничто [To be nothing]. Один ноль – в его бесконечных соединениях [formulations] – достигает избавления от страдания/зависимости от страдания. Время [time]. Время существует только для наблюдателя [observer]. Мир аксиоматичен и неподвижен [rest point]. Жизнь – процесс избавления от страдания/зависимости от страдания, растянутый во времени.

§102 – Абстракция в себе [in itself] есть суверен негативной/позитивной определённости [determination], и никогда не может впасть [fall under] в формальное отношение. Она не противопоставляет себя конкретному, за исключением тех условий, ключей [clue], которых зашифрованы в реальности [reality].

ПРОЛОГ

ТЕРПИЛЫ

– Нет я не буду говорить ничего что вам понравится. Потому что всё это хрень и лицемерие. Просто набор слов, который утекает в слив этой тупости и привычки. Вы просто терпилы. А я не буду терпеть и свыкаться с тем, что мне не нравится и что меня не устраивает. Не дождётесь. Нет у меня в этом интереса. Ясно вам?

После сказанного я повернулся и побежал. В тот момент внутри меня была буря эмоций, а слова будто отразились от стен коридора и ударили меня по ушам так сильно что мне показалось что я оглох, так как это показывают в кино, когда фоном идет пронзительно тонкий писк, а прочие звуки еле пробиваются как бы через толщу воды. Я бежал в этом вакууме, а эти кретины стояли и пялились на меня. Я улыбался своей такой дерзости, меня прямо распирало, так я был горд собой. Не знаю, что это эгоизм или тупость, но мне плевать. Бежал я, наверное, целую вечность. Мимо проносились двери, дома, деревья и люди. А я все бежал. Моя дурацкая улыбка постепенно смывалась с лица, а с каждым шагом я все отчетливее ощущал, что на меня уже давит не только тупость и невежество этих людей, но и вся моя одежда будто начинает стягивать ноги, руки, шею, словно весь мир прижимает меня к земле. Вот еще один-другой шаг и я сам стянусь в какой-нибудь простой предмет, типа шара. И буду катиться себе куда подальше. Это ощущение видимо появилось из-за моих ног, а точнее из-за кроссовок. С недавних пор я их перерос, и они стали давить на пальцы. Не то чтобы я рос в бедной семье и не мог позволить себе новые, просто мне как-то было неловко об этом говорить родителям. Вообще у нас в семье было какое-то негласное табу на все физиологическое. Типа взросления. И мне было как-то стыдно и унизительно упоминать лишний раз что я росту и тело моё развивается. Когда-нибудь я, конечно, перерасту весь этот детский сад и буду ухлестывать за девчонками, пить ром и драться со всеми подряд, ну прямо как пират… Короче, когда я просто ходил было ещё терпимо, но бежать было уж совсем невмоготу. Попробуйте радоваться жизни, когда из твоих ног собран карточный домик. И остановиться я не мог, потому что домик непременно рассыпается, а я проиграю в этом нелепом соревновании с окружающим миром. Короче я так и бежал, сливаясь с этой тупой болью и именно тогда я отчётливо осознал, что я уже переживал все эти эмоции и мир прост до дурноты и видимо раз за разом тупо повторяет один единственный день и один и тот же каскад эмоций. Это сраный день сурка, в котором нужно рано или поздно сделать какой-то выбор и сменить привычное. «А что будет когда выбор будет сделан?» – спросите вы, мои наивные друзья. Ну тут уж я вам не подсказчик. Наверное, полетите вы вместе с разноцветными пони в космос ваших надежд и прочей хрени от коучеров. Короче я не знаю, что будет, но знаю, как мне кажется тот день, который и стал моим персональным чистилищем.

Я тогда впервые заговорил. Мне было года 2 и я бегал по квартире, врезаясь во все углы и даже чуть не выпал с балкона. Мама замоталась по всяким своим делам и я, понимая это ещё больше выводил её из себя. А вечером она, обессилев передала эту эстафету отцу. У него были какие-то свои взрослые дела, типа пива и сериалов, и я донимал и его. Он решил меня уложить и наконец обездвижить, как назойливую муху, прилепленную клейкой лентой. Мне, естественно, спать ну совсем не хотелось, и я активно бойкотировал все его попытки меня усмирить меня, и тогда отец просто замотал меня одеялом так основательно, что я не мог шевелиться. А рот просто заткнул, вставив соску. А я уже тогда не любил, когда затыкают рот. На мой натужный плач он совсем не реагировал и тогда я впервые стал что-то придумывать и кое как вытолкал соску изо рта. После этого я сказал своё первое слово, которое отец часто повторял. Я сказал – «нет»… Отец как то замер, выключил звук у телека, подошел и уставился на меня, будто я только родился. А я кажется в этот момент понял ну просто всё. Я могу не просто существовать как растение, как амеба, я могу проявлять свою волю и желания. Конечно, воля проявляется всегда как-то через жопу, и как спрогнозировать к чему она приведет ни знал ни я, ни кто-либо ещё. Так случилось и тогда – отец отвесил мне оплеуху и постарался быстренько прикрыть дверь в комнату матери. Во мне же начало разгораться неведанное доселе ощущение несправедливости. Я стал кричать – нет, нет, нет, до тех пор, пока не прибежала мама и родители не ввязались в какую-то свою перепалку, совершенно позабыв про меня. Я же тихо наблюдал за созданным мною инцидентом. В меня вливалось понимание той немыслимой силы, которую, он за собой несет. Отныне я могу направлять эту силу словом.

Так, мне казалось тогда и вот походу теперь я повторяю ту же самую схему и каждый раз, когда я решаю выйти за рамки какой-то привычной нормы происходит что-то важное, но непременно наперекосяк, как-то по-своему. Типа как сейчас. Тогда была ссора с отцом, сейчас конфликт с учителями и одноклассниками. И всё из-за слов.

Вообще я не совсем неадекват и конфликт начал не на пустом месте. Меня пытались убедить что нужно терпеть глупые правила и только так можно учиться. А все, потому что мне хотелось запустить в класс голубя. Он сел на подоконник и смотрел на всех нас, и никто кроме меня его не заметил. Представляете. За окном шел ливень и вообще было довольно мерзко, а у нас в классе было тепло и светло. Ну и в итоге я и решил открыть окно. А эти кретины стали меня тыкать, типа чо встал, почему ходишь без разрешения. Ну а как по-другому, когда на улице дождь? Короче они меня совсем достали. Встали вокруг и стали перекидывать мячик своих глупых претензии целясь мне в голову. Я, естественно, уворачивался, ну и в итоге понял, что нужно валить из этого инкубатора для идиотов куда подальше. Я крикнул свё привычное – «нет» и выбежал из класса.

У меня всегда так выходит – типа оп и нарвался на одних, оп ещё на одних и так пока тебя не уложат, и не замотают покрепче… Блин, эти кроссовки, наверное, уже до крови стерли мои многострадальные ноги. «Многострадальные ноги» – так говорила моя бабушка. А потом она умерла. Просто перестала вдыхать воздух – поставила барьер между собой и миром. А я ещё живу и продолжаю этот бессмысленный бег. Это бултыхание в бесконечности. Я, конечно, могу остановится, но эти дебилы наверняка смотрят мне вслед, да к тому же тогда придется снимать ботинок, чем-то заматывать мозоль. Только вот чем? Да и что потом одевать обратно? Ну уж нет, это все адски больно и неприятно. Я лучше потерплю. Если что-то надоедает или начинает давить со всех сторон, то можно просто потерпеть и рано или поздно боль пройдет. Я называю это стоицизмом. Стоик это не терпила. Ясно? Не путайте! Это разные вещи. Стоицизм – это когда ты типа усмиряешь свое тело, как когда-то сказал Сократ или какой-нибудь там Эпикур. Ну вот сидел он в своей бочке и смотрел на мир через маленькую дырочку, а когда надоедало оттуда лилось вино и ничегошеньки ему больше не хотелось. Пил вино днем и ночью и философствовал, смотря на мир через узкое отверстие. Проще простого отгородиться от всего абсурда и бреда вокруг и чего-то там выдумывать. А пусть бы он попробовал пожить по нормальному. А вот и всё! Чем он вообще тогда лучше какого-нибудь Толи-Базы. Нашего местного алкаша. Иногда он притаскивает откуда-то дряхлый баян и играет свои старческие песни. Типа – «наплевать, наплевать. надоело воевать». Окружающие правда обычно крутят у виска и прогоняют его, чтоб не шумел под окнами. Но мне он нравится. Он всегда веселый, хотя жизнь его такая себе. Рассказывали, что как-то зимой он отморозил себе все пальцы на ногах. Поэтому и переваливается как неваляшка, когда ходит. Такие дела.