Страница 9 из 17
В одном старинном документе говорилось: «Положение имеет село при речке Азанке, по течению по правой стороне. На речке Азанке… запружен пруд, а при нём состоит мушная мельница о дву поставах, действие имеет во весь год…» Да ведь и не один пруд в селе.
Но всё равно – хоть все болдинские пруды охвати – с морем не сравнить, а чертёнку и зайцу надо, соревнуясь, бежать немало. Так что пусть они бегут берегом кругом моря. Сказка должна быть сказкой, а так – всё натурально совершалось здесь.
Разве не речь живого болдинского мужика звучит в устах Балды? —
Или:
В селе возле мирского пруда звучала иная речь – песенная. На мостках – громкие возгласы, шлёпанье мокрого белья и непременно песни.
При виде барина женщины первое время замолкали. Потом перестали его чуждаться. Он сдерживал ход лошади и шагом ехал мимо пруда по дороге в рощу, а его сопровождали песни. Одну запевали чаще других.
На лугу возле церкви, когда ещё в сентябре выдавались погожие деньки, парни и девушки тоже заводили песни.
Пушкин выходил на балкон, слушал. Позже, когда к нему в селе попривыкли, певуний к себе пригласил. Чудесно они пели! Пушкин слушал и заслушивался. Некоторые песни записал…
Вела же песня к иному, к «несчастьицу»:
Такие истории – известно – западают в народную память, а потом гуляют – разносятся в песнях по белу свету.
Болдинские петь большие мастерицы. Песни выстраивали с толком. После грустной – весёлая. Пушкин и такую записал.
Хороша была тёщинька! Пели «Тёщиньку» певицы с особой лихостью и удовольствием. Очень им нравилось, как просчиталась тёща со своим пирогом и зятюшкой: думала-то тёща, пирожище и семерым не съесть, а зять подсел – один и съел.
Многие песни искрились юмором, насмешкой. Они помогали взглянуть без уныния на не слишком весёлые обстоятельства жизни. Бедная она была. Отец и дядя, умерший недавно Василий Львович, помещики были нерадивые, хозяйство запустили. Управляющий был плут. Крестьяне – горемыки.
Исподволь родился замысел истории этого горемычного села. Пушкин так её и озаглавил – «История села Горюхина».
Писал её в назидание потомкам горюхинский житель Белкин, родившийся в сём селе в 1801 году апреля 1-го числа от честных и благородных родителей и получивший первоначальное образование, естественно, от сельского дьячка. Проходил Белкин и службу в пехотном полку, но смерть дражайших родителей заставила его вернуться в деревню. Там, в тиши и уединении, решил он заняться литературной деятельностью, но, не будучи с детства одарён воображением, долго не знал, с чего начать. Нечаянный случай разрешил его недоумения – в руки ему попали документы: собрание старинных календарей с записями деда, бабки и приказчика и летопись горюхинского дьячка. Присовокупив к ним ревижские сказки с замечаниями старост касательно нравственности и состояния крестьян, а также изустные предания, новоявленный историк принялся за труд.
Он соответствовал лучшим образцам исторических сочинений, коими для Белкина почитались бессмертные труды по всемирной истории аббата Милота и отечественной – Татищева, Болтина и Голикова. Потому и стиль отвечал высокому жанру:
«Страна, по имени столицы своей Горюхином называемая, занимает на земном шаре более 240 десятин. Число жителей простирается до 63 душ. К северу граничит она с деревнями Дериуховом и Перкуховом, коего обитатели бедны, тощи и малорослы, а гордые владельцы преданы воинственному упражнению заячьей охоты».
Обитатели же Горюхина – с гордостью противопоставлял их историк дериуховцам и перкуховцам – были «большей частию росту середнего, сложения крепкого и мужественного, глаза их серы, волосы русые или рыжие. Женщины отличаются носами, поднятыми несколько вверх, выпуклыми скулами и дородностию».
Выставлялась с несомненностью благодать края: «Издревле Горюхино славилось своим плодородием и благорастворённым климатом. Рожь, овёс, ячмень и гречиха родятся на тучных его нивах. Берёзовая роща и еловый лес снабжают обитателей деревами и валежником на построение и отопку жилищ. Нет недостатка в орехах, клюкве, бруснике и чернике. Грибы произрастают в необыкновенном количестве…»
Благополучно пребывали горюхинцы в сём цветущем краю, производя торг лыками, лукошками и лаптями, услаждая чувствительные сердца музыкой – балалайка и волынка и поныне раздавались в их жилищах, «особенно в древнем общественном здании, украшенном ёлкою и изображением двуглавого орла».
Сиречь в кабаке.
Поэзия также процветала в древнем Горюхине, «доныне стихотворения Архипа-Лысого сохранились в памяти потомства». Одно из них, сатирическое, приводит историк:
Тут надо пояснить. Бирками отмечалась проделанная крепостными крестьянами работа. Бирки позволяли старосте жульничать, надувать и крестьян и барина. Что и делал успешно староста Антон.
Сатирические стихи Архипа-Лысого словно камертон ко всей сатирической истории села Горюхина.
После его стихов Белкин приступает к истории, начиная её с «баснословных времён» и живописуя сначала нестрашное правление старосты Трифона, а затем появление присланного барином приказчика. Тогда-то и наступили для горюхинцев иные времена. «Политическая система» приказчика была проста и прозрачна, как слеза: «Чем мужик богаче, тем он избалованнее – чем беднее, тем смирнее». А «смирность» – главная крестьянская добродетель. Её-то и возвёл в перл приказчик. «Мирские сходки были уничтожены». Оброк собирался, хотя и понемногу, но круглый год сряду. «Мужики, кажется, платили и не слишком более противу прежнего, но никак не могли ни наработать, ни накопить достаточно денег. В три года Горюхино обнищало».