Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 202

Я села за стол, только сейчас понимая, как зверски проголодалась вследствие бурного утра.

— Ты и Гарри Поттер. В самое сердечко, — я приложила руку к груди.

— Хорошая сказка, — Люцифер выложил тосты на подготовленные тарелки. — Но она должна называться «Гермиона и два придурка».

Он снял с плиты кофе, разлил в кружки и сел за стол.

— Почему?

— Потому что эта девчонка тащит на себе всю историю. Если бы не она, эти двое умерли бы еще в первой части.

Он начал резать яичницу, воинственно ожидая моей реакции.

— Люцифер и его глубокий анализ сюжетов, — ответ, вопреки моим стараниям, прозвучал как вызов не популярному мнению.

— Сама посуди. Поттер как ученик посредственный. Вся суета вокруг него только потому, что он выжил, — Люцифер так проникся своей речью, что начал размахивать вилкой в непривычной для себя манере. — Это его главное достижение. Рон, — он пожал плечами, — вообще не понятно. Рыжий, — сделал задумчивую паузу, — и друг Поттера. Говорю тебе, вся история держится на Гермионе. Она могла выбрать кого-то получше в конце.

Люцифер махнул рукой, будто смиряясь с тем, что известная сказка закончилась не так, как ему хотелось бы.

— Кого же? — меня интересовала нить его рассуждения.

— Малфоя, к примеру.

— Малфоя? Севьефно? — я застыла с недожеванным тостом во рту.

— Он конечно трусоват. Но амбициозен. Они вместе весь магический мир поработили бы.

— Малфой и Гермиона, — мне с трудом представлялся такой странный союз. — Как ты до этого додумался?

— Посмотри на ситуацию под другим углом, — он повернул столовый нож боком, изображая тот самый угол.

— Я теперь боюсь смотреть с тобой фильмы. Ты мое представление о мире ломаешь.

— Всегда пожалуйста.

Люцифер улыбнулся во все тридцать два, наверняка жутко довольный собой и эффектом, производимым на меня. Некоторое время мы молча ели. Я переваривала нетипичный для меня взгляд на всем известную историю. Он, не без удовольствия, наблюдал за моим смятением и отпечатком долгих размышлений на лице.

— Я уже спрашивал, — он прочистил горло, обращая на себя внимание. По тону стало понятно, что речь пойдет совсем не о кино. — Но предложу еще раз. Может уедешь в Чикаго без меня? Пока что. Поживешь у моих знакомых. Как закончу с расследованием, вернусь.

— Мы этот вопрос обсуждали, — я отложила приборы и откинулась на спинку стула, оборонительно сплетая руки на груди. — Без тебя я никуда не поеду.

— Ты согласилась на переезд. Твое присутствие здесь не обязательно теперь, — не унимался он.

— Твое, кстати, тоже.

Повисла тишина. Я деловито подняла брови в ожидании ответа.

— Я добился всего, что имею, не потому, что останавливался на полпути к цели, — Люцифер посуровел и сжал вилку.

— Самолюбие, — догадалась я. — Твое самолюбие и гордость не позволят тебе все бросить.

Он двинул челюстью, напрягаясь, словно его поймали на чем-то нехорошем.

— Это не в упрек, — пояснила я. — Упорство — хорошее качество. У меня вот его нет.

— Над этим можно поработать, — Люцифер вернул себе благостное расположение духа. — Есть в жизни вещи, ради которых стоит проявить настойчивость, — начал поучать меня с видом наставника.





— У нас философский баттл? — я задорно хрустнула тостом, возвращаясь к еде. — Отказаться от чего-либо не значит сдаться и проиграть. Иногда это лучшее решение.

Люцифер состроил кислую мину на мое замечание. Сама мысль о возможности отступить наверняка была для него оскорбительна и недопустима.

— И все же, — он помолчал, жуя свою яичницу, — подумай над моим предложением.

— Нет, Люцифер, — меня едва не укачало от того, как быстро я замотала головой. — Ты сам сказал мне, что я боюсь взять ответственность за свою жизнь в свои руки, — я выдержала длинную паузу. — Вот, беру.

Он прищурился, чуть ли не испепеляя меня взглядом за такую настойчивость, а я продолжила:

— Я останусь здесь, — я ткнула пальцем в стол, — с тобой, до конца, — ноготь клацал о деревянную поверхность, добавляя моим словам окрас решимости. — Если тебе так хочется, мы можем уехать вдвоем.

— И пустить ситуацию на самотек?

Люцифер неподдельно изумился. Для него подобная мысль была странной, недопустимой в разрезе жизненной философии, с которой он живет.

— Есть власти, — от негодования я махнула рукой, чуть не выронив вилку. — Они должны ловить преступника, а не ты.

— Кейт, — Люцифер отложил приборы. — Я конечно сменил место жительства после трагедии, и убийца о нем не знает. Да только работа у меня осталась прежняя, и он о ней в курсе. Он бывал у меня дома, изучал информацию обо мне. Ему ничего не стоит последить за мной от работы до нового дома. Когда мы, внезапно, уедем вдвоем, догадаться куда будет несложно. И найти нас — тоже.

Угнетающая тишина морозом побежала по коже. Нам не спрятаться, не скрыться. Обычная жизнь — лишь нелепая попытка закрыть глаза на очевидное. В любой момент ее могут разрушить, оборвать как нечто незначительное, нестоящее почти ничего. Иллюзия — вот чем будет возвращение в Чикаго сейчас. Иллюзия спасения. Глупое бегство, не меняющее нашего положения. Люцифер, конечно, прекрасный мужчина. Благородный, ответственный, взрослый, в отличие от меня. Да только все, что им сейчас движет — попытка спасти мою жизнь.

— Ты не хочешь жить в страхе, — ответ без труда читался в его глазах.

— Я хочу уходить из дома, не боясь по возвращении застать там твое бездыханное тело, — он попытался напустить на себя строгости, скрывая истинные опасения за маской суровости.

Аппетит пропал. Я опустила глаза на недоеденный завтрак, избегая встречаться взглядами. На сердце осела давящая печаль. От мужчины рядом мне нужно не только беспокойство о моей целостности.

— Будь я обычным человеком, то мог просто сменить работу, место жительства, штат, — он наклонился через стол и взял меня за руку.

— Люцифер. Я не прошу тебя все бросить ради меня. Это глупо, — я высвободилась от его прикосновений и откинулась на спинку стула. — Имей я дело, выстраданное кровью и по́том, тоже не смогла бы от него отказаться ради тебя, — определенно, говорить на чистоту было неприятно, но куда более эффективно.

Люцифер печально улыбнулся, зеркаля мою позу. Мы отдалились.

— Даже не знаю, радоваться или грустить.

— Конечно радоваться. Это значит, что я не совсем поехавшая, — я как можно более непринужденно улыбнулась и начала нервно крутить прядь волос.

Стоило дать понять ему вектор моих мыслей. Вчера я согласилась на переезд, видя его потерянность и одиночество. Сегодня я проснулась другой Кейт Уилсон. Мне недостаточно просто хорошей жизни, которую он хочет мне дать. Мне нужна лучшая жизнь с лучшим мужчиной. Мне нужна любовь. Жить плохо я могу и сама. Достаточно ничего не менять.

Во мне что-то щелкнуло. Кто-то склеил разрушенную мозаику совсем иначе, не так, как было и с довольно неплохим результатом. Я наклонилась вперед, отодвинула тарелку и протянула к Люциферу руку. Он сидел неподвижно, впрочем, не сопротивляясь моему порыву.

— Ты видишь во мне на шанс искупление, — я погладила пальцами чуть огрубевшую кожу рук. — Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня как на женщину, раз решил позвать с собой.

Он уставился на меня немигающим, растерянным взглядом. Я прекратила его гладить, кожей ощущая напряжение, исходящее от Люцифера. Он понял. Поспешно отвел глаза, непривычно для себя, суетливо и дергано поерзал на стуле, прокашлялся и схватился обратно за столовые приборы.

— Не все слабости в этом мире разрушительны, — захотелось сгладить эффект от своих слов.

— Мой опыт говорит об обратном, — Люцифер не дал мне ответить, подтолкнул тарелку с остывшим завтраком обратно. — Поешь. У тебя с питанием совсем беда.

Он пытался уйти от темы, смещая фокус моего внимания. Меня же от чего-то пробило на философию и размышления о жизни. Вчера стало точкой переосмысления жизненного пути.

— Тайлер был прав, — опять обратилась я к кинематографу. — Лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу23.