Страница 32 из 39
— Я знаю, где найти мне эти слова, — сказал наконец Вейнемейнен, — я найду их в царстве мертвых, там, где правит могущественный Туони.
И отправился он в путь, пошел в царство мертвых добывать себе три словечка, и как скоро он ни шел, а все прошел до него недели с три. Одну неделю шел все по лугам, поросшим травой, другую — по боярышнику, а третью по можжевеловому перелеску, и вот наконец показался вдали холмистый остров, на котором правит могущественный Туони над покинувшими землю мертвецами. Глубокая река отделяла его от остальной земли. Увидев на другом берегу безобразную маленькую дочку Туони, мудрый Вейнемейнен стал просить ее, чтобы она перевезла его через реку; долго не соглашалась она перевезти живого человека в таинственное царство своего отца; долго старался обманывать ее Вейнемейнен, придумывая разные предлоги в оправдание своего желания переехать на противоположную сторону. Наконец он должен был сказать ей всю правду, и она перевезла его на другую сторону реки.
— Глупый ты человек, — сказала она ему с досадой, — тебе бы дома сидеть, а не сюда приходить! Разве не знаешь ты, что приходят сюда многие, а не уходит никто.
— Старым бабам прилично бояться всяких пустяков, а я ничего не испугаюсь! — отвечал Вейнемейнен и смело направился к дому Туони. Хитрая жена Туони, злая старуха, стала угощать Вейнемейнена пивом и встретила его ласково. Но мудрый певец был осторожен. Искоса взглянул он в поданные ему кружки пива и увидел, что в них плавали ядовитые жабы и большие черви свивались в широкие кольца. Он отказался от угощения и объяснил жене Туони, что он пришел к ней не бражничать, а спросить у ее мужа те три слова, которые были ему необходимы для окончания волшебного судна. С хитрой улыбкой отвечала ему жена Туони:
— Не делится мой муж ни с кем своей мудростью, не поделится и с тобой, а в наказание за твою смелость объявляю тебе, что ты уже никогда более не увидишь своей родины.
И в ту же минуту усыпила она премудрого и велела снести его на жесткую постель. Между тем поручено было одному старику и одной старухе, у которых на руках было всего по три пальца, ссучить много железных ниток и вытянуть столько же медной проволоки, и сын Туони, у которого вместо пальцев на руках были железные крючки, сплел из этих ниток и проволоки сети, окружил ими весь дом своего отца и перегородил реку, чтобы мудрому Вейнемейнену нельзя было ускользнуть из царства мертвых. Долго проспавши, проснулся премудрый и увидел себя в страшной опасности. Но не легко было его преодолеть силой чар, превзойти его в хитрости! Он обернулся сухой осокой, а потом пошел к берегу черным червяком, а там скользнул в воду гибким змеем, прополз сквозь частые сети, переплыл глубокую реку, отделявшую остров Туони от остального мира, и, выйдя на берег, долго и жарко благодарил Укко за его помощь в опасном предприятии и в легком избавлении из когтей Туони.
На другой день сын Туони, не видя нигде Вейнемейнена, стал вытягивать на берег сети, закинутые в реку, и нашел в них красноперых окуней, да широких лещей, да серебристых сигов — нигде и следов премудрого не осталось.
VI
Вернулся домой премудрый Вейнемейнен, исходив без пользы многие тысячи верст, не добыв из царства Туони тех могучих слов, которые нужны были ему для окончания его чудного судна.
— А ты еще попытайся, — сказал ему один старый пастух, — ты сходи-ка на край света к Випунену, может быть, он знает то, что тебе нужно? А уж, кажется, кому быть мудрее этого старика-великана? Все-то он знает и славится своей давней мудростью.
— А как пройти-то к нему? — спросил Вейнемейнен.
— Дорога к нему идет не то чтобы самая лучшая, ну да и не самая худая; один день бежать нужно по иголкам, а другой пробираться по лезвиям мечей, а третий-то весь идти по острым краям топоров.
Выслушав его, Вейнемейнен пошел к брату Ильмаринену и говорит:
— Скуй мне, братец, сапоги из железа, да рубашку из железа, да такие же перчатки, да сделай еще тяжелую стальную булаву, я собираюсь идти к Випунену добывать себе мудрости.
— Охота тебе идти в такую даль! Ведь Випунен-то уже давным-давно умер, уже не ставит больше своих силков да сетей по лесам для ловли птиц и зверей.
Но Вейнемейнен не обратил внимание на его слова, пустился в путь-дороженьку, преодолел все препятствия и под вечер третьего дня прибыл к тому месту, где жил некогда мудрый великан Випунен. И увидел он, что лежит этот Випунен, словно большая гора, лежит и спит мертвым сном. Видно, давно уж спал он так, потому что на плечах у него успели вырасти трепетные осины, на висках тенистые березы, на щеках корявые ветлы, на бороде частые ивы, на лбу вековая сосна, а во рту старая смолистая ель. Посмотрел на все этой Вейнемейнен, вынул свой острый меч, порубил и осину, и ель, и частые ивы, потом глубоко вонзил меч в широкие губы Випунена:
— Вставай, старина, — сказал он, — подымайся от долгого смертного сна.
Просыпается Випунен, начинает ворочаться; земля кругом стонет, пыль столбом вверх летит; чувствует великан страшную боль в пронзенных мечом губах, начинает от досады грызть клинок меча зубами, широко разевает свой громадный рот, и Вейнемейнен, стоявший на краю его, не успел остеречься, поскользнулся и провалился в эту страшную пропасть.
Випунен очень спокойно закрыл рот, потом проглотил премудрого певца, как муху, и самодовольно улыбнулся.
— Славный кусочек, — сказал он, — случалось мне много есть на своем веку, случалось и козу, и корову, и целого вепря зараз проглатывать, а такого еще никогда не приходилось.
И располагал он опять спокойно заснуть, но, видно, не суждено было…
Вейнемейнен совершенно неожиданно попал в желудок Випунена и стал придумывать, как бы ему повеселее провести время в этой темной и просторной тюрьме.
— Давай-ка займусь я кованием, — подумал он и тотчас же развел огонь, из рукавов своей одежды сделал мехи, приладил их кое-как к огню, и на своем колене, закованном в железо, стал, как на наковальне, ковать своей булавой. Ковал он день и ночь, без устали; стучит, гремит, огонь раздувает, уголья в него ногами подгребает, только дым столбом вверх валит да искры с пеплом летят во все стороны. Нет никакого покоя Випунену ни днем, ни ночью!
— Что это за человека я проглотил? Вот уже прошло сколько дней, а все во рту у меня какая-то копоть да уголья, а в желудке горячо и точно кто-нибудь молоточком постукивает.
День ото дня становилось ему все хуже и хуже, и он наконец не знает, куда и деваться от чудовища, которое проглотил спросонья. Сколько ни старался он, какие ни употреблял средства, чтобы изгнать Вейнемейнена из своего желудка, — все понапрасну. Он стал грозить ему своей силой и гневом богов, тот только посмеивается да булавой постукивает. Наконец Випунену пришлось уж так плохо, что он решился вступить в переговоры со своим жильцом.
— Да выйдешь ли ты из меня когда-нибудь? — взмолился к нему Випунен.
— Нет, мне и здесь хорошо, — отвечал премудрый, — я отсюда не уйду, а все только ближе и ближе буду пододвигаться к твоему сердцу со своей наковальней, проберусь к тебе в самый мозг и уж там устрою себе настоящую кузницу. Не пойду я из тебя, пока не услышу от тебя всего, что ты знаешь, пока не научусь всей твоей мудрости.
Делать нечего! Пришлось старику Випунену распоясаться; подумал он, подумал, припоминая и собирая в голове своей все, что знал, и запел песню, в которой складно передавал все свои знания. Много дней и много ночей пел он, и слушал его внимательно Вейнемейнен, опершись головой на руки и стараясь не проронить ни одного слова. И не один он слушал: в небе солнце с месяцем приостановились, а на море — волны, даже струи реки не текли: все слушали, всем хотелось получить от старого Випунена хоть частицу его дивной мудрости.
Когда кончилась песня Випунена, Вейнемейнен опрометью бросился вон из желудка, обернулся золотистой белочкой, скользнул из его широкого зева на землю и пустился бежать домой… Только что прибежал к кузнице Ильмаринена, как тот и работу бросил, выскочил из нее, давай его расспрашивать о новом опасном странствовании.