Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 64

Глава 1. Кто ты, Снежинка?

Снежана

Она бежала изо всех сил. Оглядывалась и весело кричала:

— Не догонишь! Нипочём не догонишь!

Снег звонко скрипел, еловые лапы бросались рассыпчатыми горстями снежинок, хотелось бежать быстрее, но широкие снегоступы проваливались, не позволяя ускориться. Как ни трудно было Николке — он тяжелее и проваливается глубже, а всё-таки настиг подружку, осалил:

— Тебе водить! — крикнул юношеским баском и бросился вперёд.

Уговор был салить друг друга только на просеке. Кто до оврага первым добежит, тот и победил. Уже немного осталось, не успеть! Снежана подобрала юбку ещё выше и припустила с новой силой. Николкина спина маячила шагах в пяти, нужно поднажать! Вместо этого она испуганно вскрикнула и остановилась, неуверенно переступив на месте:

— Вернись! Я больше не играю!

Николка послушался не сразу. Оглянулся ещё на бегу, думая, что подруга хитрит, потом замедлил шаг и остановился:

— Ты чего? Чего испугалась?

Глаза подруги, без того огромные, стали ещё больше и круглее. Парень медленно пошёл к ней, пытаясь уловить взгляд. Снежинка смотрела вверх и будто не замечала ничего вокруг. Хотел было пошутить, мол, некого бояться дочери оборотня в лесу, но слова застыли в горле. Сзади раздался жуткий треск и шорох, Николку с головы до ног окутал снежный вихрь. Резко обернувшись, парень увидел, как валится огромная сосна, пересекая рыжим стволом тропу к оврагу. Запоздалый возглас вырвался из горла: ведь только что он был в том самом месте, где в сугроб вонзились толстые сучья.

Даже если б не убило, покалечило точно. За помощью бежать далековато, мог и не дождаться, пока Снежана приведёт сельчан. Сама она, хоть и дочь медведя — сильная и крепкая, а доволочь друга до посёлка не могла. Разве веток еловых наломать и волокушу сделать. Это требовало времени, будь раненый без движения, уснул бы и замёрз, сколько таких случаев на памяти.

— Пойдём обратно, — тихо попросила девушка. — Через завал не перелезть, да и не хочу я кататься.

Николка обхватил её за плечи, повёл по заснеженной тропе, задумавшись. Заговорил, когда пересекли поле, отделявшее лес от хутора, где жила мать Снежаны:

— Ты жизнь мне спасла.

Девушка покачала головой:

— Сидел бы в посёлке, как другие, не пришлось бы и спасать.

Он остановился и развернул девушку к себе лицом. Разговоры эти надоели как осенние мухи. Каждый норовил дать совет: не вяжись с медведицей, не приведёт к добру эта дружба.

— Не могу без тебя, Снежинка. Будь ты хоть зверем лесным, хоть чудищем морским. Люблю.

Потянулся поцеловать. Она отвернулась и строго сказала:

— Опять за старое! Не быть нам мужем и женой. Ты, как брат мне, Николка.

Он шагнул назад и, побагровев, крикнул:





— Кто же тебе ровня? Кого назовёшь супругом? Нет парней в округе, кого бы ты не турнула!

— Никто, — тихо ответила девушка, опустив глаза. — Холодная я. Не зря Снежинкой назвали.

Отскочил парень, развернулся и бросился бежать к посёлку, рубя кулаком воздух, лишь цепь огромных следов от снегоходов осталась на ровной как растянутая фата поверхности заснеженного поля.

Дочь охотницы и оборотня поплелась к хутору. Никак не могла решить, рассказать родителям о пророческом видении или смолчать. В дом сразу не вошла, сняла снегоходы, вытрясла набившийся между прутьями снег, повесила на гвоздь под крышей сарая. Потом приласкала Зорюшку, старая собака почти ослепла, охранником теперь был её сын — сильный и заводной Барин, но Снежана любила верную спутницу детства и не позволяла матери пристрелить «дармоедку».

На крыльце обмела с одежды снег и вошла в сени. Освободившись от верхней одежды, тронула ручку двери и замерла: что если мать с отцом ещё не налюбились? Больно короткой была прогулка, могли и не успеть. Не хотелось смущать родителей, застав их за нежностями.

Так уж повелось в семье: отец подолгу пропадал, а как придёт, потормошит дочурку, вручит игрушку или сладость и скажет: «Иди, маленькая, погуляй». А мама стоит в сторонке, платье на груди мнёт, глаза прячет, сама такая румяная и светится. Снежана раньше обижалась, а теперь взрослая стала и всё понимает: тем, кто любит, нужно иногда вдвоём побыть, чтобы никто не мешал. Ей хотелось также любить и ждать одного единственного, испытывать счастье от его присутствия, таять в объятьях, растворяться в ласковых речах. Суждено ли? Выпадет ли не её долю такое счастье?

Стоять в сенях было холодно, девушка чувствовала себя глупо. Решила так: чуть-чуть приоткрыть дверь и послушать. Если там охи-вздохи, одеться и выйти во двор, там всегда полезное занятие найдётся, а если тишина или спокойный разговор, зайти и рассказать о том, как Николку от беды уберегла.

Прижала ухо к щели и замерла. Родители спорили, ругались, речь шла о ней, о Снежане.

— Совести у тебя нет, Фатху! Ладно, меня дурил восемнадцать лет! Хранителя Севера не обмануть, неужели не понимаешь? — горячилась мать. — Я всегда знала, что дочку ты от медведицы прижил, хоть и скрывал это! Ничего, приняла, вот этой грудью выкормила. Люблю как родную. Теперь другое дело: нельзя оборотню по нашему обряду инициацию проводить. К своим идите!

— Вот, оказывается, зачем ты мне велела к середине зимы появиться? Бестолковая голова! Сама придумала, сама приговор вынесла! — басил отец. — Сто раз объяснял: не моя это девочка. Нашёл: на льдине плыла. Испугался, что погибнет дитя, вот и принёс к тебе. Человек она, не оборотень. Пусть здесь обряд проходит, в посёлке.

Распахнула Снежана дверь и шагнула в избу:

— Как это, на льдине, папа?

Зулла и Фатху, как стояли у печи, так и сели на лавку, растерянно глядя на девушку. Не так они хотели открыть ей тайну удочерения.

— Пришла, видно пора рассказать, как всё было. — Фатху пригладил большими ладонями свои густые светлые волосы, кивнул, указывая дочери на табурет, и как только она опустилась на него с прямой, как солнечный лучик, спиной, начал вспоминать.

Рассказ двуликого

Зимой я жил на острове в шкуре белого медведя. Тянуло меня к заледеневшим камням, серым холодным водам, ледяным просторам. Наблюдая за сияющим яркими красками небом, чувствовал себя таким счастливым, что и словами не опишешь. В то время залив стоял подо льдом, а море было свободным, редкие льдины плавали, отколовшись от припая. Я бродил по берегу, любовался серыми волнами. Заметив парусный бот, улёгся в снегу, чтобы не спровоцировать какого-нибудь дерзкого охотника. Так и лежал, смотрел, как судно идёт мимо острова. Там было человек пять, двое спорили. Жарко спорили. Наконец, один приказал остальным связать соперника. Ненадолго скрылся в трюме и вернулся со свёртком. Матросы спустили этот свёрток на болтавшуюся рядом льдину. Бот ушёл, а брошенный свёрток лежал в центре льдины, качаемой волнами.

Я поплыл к ней. О том, что в тряпках ребёнок поначалу и не понял. Уже подогнав льдину к берегу, заметил, что кулёк шевелится и попискивает. Куда я мог отнести находку? Хотел добежать до берега медведем, у посёлка обернуться и дойти до избы знахаря, он-то нашёл бы, куда подкидыша пристроить. Однако, оказавшись на берегу, услышал звуки погони. Первый ли бот вернулся, или другой подошёл, не могу сказать. Одно знал точно: доверить жизнь малышки этим людям нельзя. Побежал к жене.

Удалось оторваться от погони. Зорюшка меня признала, не путалась в лапах, Зулла открыла окно и приняла ребёнка. Я поспешил вернуться и увёл преследователей в лес.

— А не ты ли вызвал метель, чтобы скрыть следы? — спросила Зулла, она хорошо помнила тот вечер.