Страница 2 из 76
ГЛАВА 1. Нарушая запреты
Солнце ярко блеснуло за крышами, начиная медленно опускаться за горизонт. Хоть время и было к листопадню, но в их краях деревья редко опадали полностью — чаще всего так и стояли, встряхивая гордо золотистыми гривами. А все потому, что совсем рядом темнели мощные стволы-великаны Даннатана.
Айна торопливо подхватила корзинку с травами. Зря, наверное, она так далеко отошла от деревни, но и сидеть там — в маленькой хижине на окраине, ожидая посетителей, как милости великой, совершенно не было сил. Странно — обычно она не отличалась ни резкостью, ни желанием перечить — напротив, сколько себя помнила — всегда спокойно и смиренно сносила сначала — тычки и щипки недовольной вечно матери, потом — попреки и злость селян, которым матушка изрядно попила крови. Да и как иначе, коли она была самой настоящей ведьмой? Она и над Айной колдовать любила — дочь то слова против не скажет, а селяне за её эксперименты могут и вломить как следует, и все ведьмовство не поможет. Но если мать хоть и не любили, но вынужденно терпели, считаясь с её умениями и силой, то бесталанной Айнэ приходилось за кусок хлеба с ног сбиваться.
Девушка тихо вздохнула, вытерев пот со лба рукавом. Жаркие нынче дни — да на небе ни облачка. Тихая громада темного леса давила, вызывая странную дрожь. Вспышка головной боли накинулась резко зверем, скрутила, заставляя со стоном опуститься наземь, выронив корзину. Она знала — лучше посидеть, переждать, свертываясь клубочком и кусая губы. Третий месяц эти приступы накатывают — и никакие заготовленные снадобья не спасают.
Пальцы прижались к вискам, привычно стараясь надавить, помассировать, хоть немного унимая раскалывающую голову боль. Не иначе лихорадку какую подхватила — нечего было в одном легком сарафане бегать по росе за нужными травами на рассвете. В рот словно кипятком плеснуло — горло, десны… Айнэ застонала, судорожно прикусывая зубами край летнего платья, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. В этот момент все её существо жаждало чего-то, что могло бы усмирить страдания, облегчить, свести на нет это странное состояние. Её терзало безумное желание — но чего именно хотелось — понять было невозможно. Она пила и настойки, и чай, и воду — и даже редкий заморский напиток из коричневых зерен достала, потратив последние оставшиеся от матери деньги — ничего не помогло. А странная жажда не проходила.
Она приоткрыла рот, жадно хватая ртом воздух, чувствуя, как судорожно колотится сердце, а по венам разбегается жар.
Надо встать. Если сегодня не принесет тетке Сайнаре заказанные отвары, та опять сыночков пришлет. А ведь ещё от прошлого посещения синяки не зажили — и хорошо, что только синяки. Слава свету, что девок, охочих до мужского внимания, в их краях пока больше, чем мужиков, особенно — холостых. Да и тонкая, как жердь — кожа да кости — нескладная девчонка особо никого не интересует. Не интересовала бы, если бы не мало-мальские способности к травничеству да знахарству. Быть ей замужней, коли не отвертится, да как?
Бежать? Но куда, если ни денег, ни кола, ни двора? Пока из их краев куда доберешься — по дороге прибьют. Боль накатывала волнами — но уже маленькими, давая возможность отдохнуть перед очередной вспышкой. Мысли отвлекали. Ведь была другая жизнь — была! Там, за полями, реками, лесами раскинулась великая империя Льяш-Таэ, в которой, верно, никто и не помнил о существовании их поселений — три дня до соседнего города на телеге трястись. Лесное, Остроречье и Тайнари — два больших села и маленькая деревенька — стояли слишком далеко от больших дорог. В городе Айнэ бывала — но ещё когда мать была жива — и до сих пор помнила странное безумие очарования, которое охватывало, стоило только ступить на шумные городские улочки, по которым с гиканьем неслись на ящерах и конях всадники, неторопливо прохаживались нелюди и люди. Один раз она даже иршаса видела! Самого настоящего, с огромным длиннющим змеиным хвостом и человеческим торсом. Золотисто-бежевый змей полз себе по своим делам, вовсе ни на кого не обращая внимания…
— Девка, эй, девка, чего валяешься на земле? Застудишься, вы, человеки, слабенькие…
Тихий скрипучий голосок вырвал из мутного забытья, заставляя встряхнуться, распахнуть глаза. Огляделась по сторонам — никого! Вот корзина с травами, ножик брошенный — и ни единого человеческого следа. Сердце пропустило удар, когда она как-то плавно, почти вкрадчиво поднялась, чувствуя, как раздуваются ноздри, ловя запахи. Очередная странность — обоняние тоже резко скакало, то позволяя разобрать малейшие составляющие, то почти пропадая.
— Вниз посмотри, дуреха! Вечно вы, люди, ничего под собственным носом не замечаете!
Наклонилась, чувствуя, как приливает к голове кровь и перед глазами мелькают черные мушки. Перед глазами все плясало, а в траве виднелось какое-то темное пятнышко.
-Уууу… сядь, кому говорю! — скомандовали.
Она присела, чувствуя странное, болезненно-детское любопытство.
В траве сидел… ежик. Довольно крупный для ежа — размеров с кролика, длинные темные иголочки, бусинки-глазки, которые насмешливо блестели, и… и ещё он был нежно-сиреневого оттенка, с темно-фиолетовой шерсткой на пузе. До сиреневых ежей она ещё никогда не урабатывалась. Да и не пила сейчас ничего. Айнэ потерла глаза — еж не исчезал. Помотала головой, даже сплюнуть хотела — остановил только донельзя ехидный голос:
— Можешь ещё на одной ноге поскакать и через речку прыгнуть. Правда, не спасет. Настоящий я!
— И говорящий, стало быть?
Нахмурилась, вглядываясь тревожно в сгущающуюся по ту сторону леса темноту. Материны книги кое-чему да научили. А именно — ничего не случается просто так. Не бывает говорящих животных, только если кто-то решает ими притвориться.
Если ты живешь на окраине древнего леса, в котором больше двух сотен лет живет тьма, стоит уяснить несколько правил: не задерживаться до заката, не переходить реку, что отделяет светлый лес от древней пущи, не заговаривать с незнакомцами, будь то зверь или человек, и ничего ни у кого не просить, не давать своего и не брать чужого. И тогда есть шанс, что нечистые обойдут стороной.
Сердце сжали коготки страха, а то странное чувство, которое толкнуло уйти сегодня в лес, подзуживало и продолжить разговор. Ощущение, что так будет нужно. Для неё самой нужно.
— Не так ты глупа, девка, как хочешь казаться, — мордочка ежа скривилась в странной гримасе, которая могла бы испугать, но… не теперь, — кто и так в долг живет, тот часто видит незримое.
— Что ты говоришь, отродье леса? — вскинулась, сжимая зубы, не повышая голоса.
Когда начинаешь кричать — все понимают, что ты уже не держишь ситуацию под контролем.
— Верно говоришь, кто я, да ты не фырчи, — еж засеменил лапками, подбираясь поближе, подумал-подумал — и забрался по подолу на колени, вольготно и нагло устраиваясь — только не дури, девка, куда теперь тебе деваться? Я как лучше хочу, помогу уж, как смогу.
Любопытный прохладный нос ткнулся ей в ладонь, и Айнэ невольно погладила бархатистую шерстку на мордочке, видя, как блаженно щурится чудное создание. Низший фэйри — кажется, так они назывались в одной из тех книг, которую она смогла прочесть.
— С чего такая честь, а, фейское дитя? — сощурилась подозрительно, смотря на довольного ежа. И как тебя звать то?
— Тиххем я, пикси, — заворчали недовольно, — про тебя и так знаю все, отданная дочь.
— Кому отданная? Тиххем? Ты о чем? — она чувствовала странную растерянность, смешанную с болезненной горечью и предчувствием перемен.
Вот, что мучило с последние дни. Как будто что-то должно открыться, что-то случиться — совсем скоро! И она сможет найти свою дорогу — собственный путь, где не будет косых взглядов, чужой злобы и липких рук. Найти себя — это ли не смысл жизни?