Страница 12 из 16
— Или предатель работает на англичан, и слив информации имел целью дать немцам возможность подтянуть силы, чтобы конфликт получился максимально масштабным, или предателю было важно просто сорвать нам спецоперацию. До сегодняшнего дня я склонялся к первому варианту, но теперь ко второму. И я почти уверен, если мы найдём того, кто распространил слухи о том, что внучка Игоря Константиновича была в Польше, мы найдём того, кто звонил в немецкое консульство!
*****
С утра я вызвал водителя и поехал в Кутузовку. Там быстро сдал зачёт по теории заклинаний, после чего принялся искать Аню. Обошёл все места, где она могла быть, нашёл девушек с её группы, но её самой не увидел. Спрашивать о ней не решился — это могло привлечь ненужное внимание к её пропаже. А в том, что Аня пропала, я уже практически не сомневался.
Накануне в ресторане, получив от неё странное сообщение, я сразу же провёл параллели с нашей прошлой неудачной попыткой встретиться, и занервничал. На всякий случай наложил на себя все защитные заклятия, которые знал, и приготовился к неприятностям. Но ничего не происходило.
Я просидел в ресторане ещё полчаса и вызвал Кирилла, велев ему на всякий случай подъехать прямо к входу. Покидая заведение, не заметил ничего подозрительного и пришёл к выводу, что опасность мне не грозит. Но спокойнее от этого не стало. Ведь раз неприятностей избежал я, значит, в них попала Аня. За вечер я несколько раз пытался дозвониться на тот номер, с которого мне пришло сообщение — он был отключён. Звонил и утром, и тоже без толку.
Поняв, что в Кутузовке Ани точно нет, я решил рассказать о случившемся Ивану Ивановичу. Хотел ему позвонить, но не успел — Иван Иванович позвонил мне сам и сообщил, что в три часа я должен быть у Романова. Я так обрадовался возможности скорой встречи, что даже забыл спросить, по какому поводу меня зовут.
Всю дорогу до администрации кесаря я думал об Ане. Из головы не выходили её слова о грозящей ей опасности. А ещё я безуспешно пытался расшифровать её послание. Что Аня имела в виду? Что было неправдой? У меня даже версий на этот счёт никаких не было.
Едва войдя в кабинет к Александру Петровичу, я понял: что-то произошло. Кесарь был невероятно серьёзен, а Милютин непривычно мрачен. Сразу же после обмена приветствиями, Романов протянул мне какую-то бумагу и предложил её прочесть. Я подошёл к кесарю, взял лист и начал читать. И с первых же слов мне стало нехорошо. У меня в руках был ультиматум, выдвинутый моим отцом федеральным властям. Отец требовал признания независимости Петербурга в трёхдневный срок, а в противном случае, угрожал войной.
Признаться, я надеялся, что до этого вообще не дойдёт, в последнее время отец начал меняться, и я так надеялся, что он передумает воевать. Но он не передумал. И хоть я подспудно был готов к такому развитию событий, этот ультиматум всё равно стал для меня ударом.
— Мне очень жаль, — сказал я, возвращая кесарю бумагу. — Я не думал, что это произойдёт так скоро. Я надеялся, что этого вообще не произойдёт.
— Всем жаль, Рома, — сказал кесарь. — Но мы тебя позвали не для того, чтобы сожалеть, а чтобы ты нам помог.
— Чем? — поинтересовался я.
— Пока не знаю, — признался Романов. — Но я сейчас рассматриваю все варианты выхода из этой ситуации. У нас есть три дня, надо что-то делать. Ты же понимаешь, что после начала боевых действий всё станет намного хуже?
— Понимаю.
— И, надеюсь, ты понимаешь, что ни о какой независимости Петербурга не может быть речи?
— Я хочу, чтобы Петербург был в составе России, — сказал я и нисколько не соврал, мне тоже не нравилась эта идея с независимостью, я боялся, что тогда я ещё сильнее отдалюсь от семьи, а мы только начали сближаться.
— Я тоже этого хочу, — вздохнув, произнёс Романов. — А ты уверен, что твоя бабушка не сможет нам помочь? Она ведь умная женщина, она понимает, что война — это путь в тупик.
— Она ещё в прошлый раз сказала, что не может на отца влиять.
— Не может?
— Возможно, не хочет. В любом случае она не будет этого делать.
— Скажи, Роман, — вступил в разговор Иван Иванович. — Может, на твоего отца кто-то влияет? Ты не замечал этого? Может, бабушка замечала?
— Не замечал, — ответил я. — На отца трудно повлиять. Единственный, кто на него имел влияние — это дед. После того как деда не стало, отец неуправляем.
— То есть, влияние англичан или финнов исключено? — уточнил Милютим.
— Абсолютно.
— А давно он стал сторонником независимости Петербурга? — спросил кесарь. — Или всё же ему эту идею кто-то недавно подкинул?
— Если честно, не замечал за ним такого раньше, — ответил я. — Дед об этом всегда говорил, а отец был раньше аполитичен.
— Но не может же он просто так стать настолько одержимым. Должна быть причина.
— Он не одержим независимостью, — сказал я. — Он одержим идеей отомстить Вам. А причину этой одержимости Вы знаете. А независимость — это просто хороший повод воевать с Вами и привлечь для этого сторонников. По крайней мере, мне так кажется.
— Да не убивал я твоего деда! — в сердцах воскликнул Романов. — Я просто уже не знаю, что надо сделать, чтобы ты мне поверил. Что мне теперь на ментальное сканирование идти?
— Я Вам верю. Отец нет.
— Ты просто пойми, останься твой дед в живых, это было бы мне только на руку. Я бы стал императором, а его помиловал. И вот этого всего вообще бы не было.
— А может, деда убил кто-то, кто хотел Вас с отцом поссорить? — предположил я.
— Думаешь, ты первый кому в голову пришла эта мысль? — ответил Романов. — Но не было ни у кого такой возможности. Он сидел один в камере, как и его сообщники. Это чистое самоубийство!
— Но зачем это деду?
— Вот за всем этим. Чтобы твой отец и остальные эльфы, думали, что я убил твоего деда, и принялись мстить.
— Думаете, дед был на такое способен? — спросил я на автомате, понимая при этом, что дед был способен.
— Либо адвокат как-то замешан, — сказал Романов. — Он единственный, кто навещал всех четверых. Но адвокат исчез сразу же, его не допросить.
— Мне кажется, единственный способ предотвратить войну — доказать отцу, что это не Вы убивали деда, — сказал я.
— Но для этого надо найти адвоката. А он спрятался где-то в Петербурге и уже полтора года не объявлялся, может, его уже и в живых нет.
— А вот здесь, думаю. Бабушка сможет помочь. Я поеду к ней и поговорю.
— Поезжай сегодня. Это очень важно.
— Прямо отсюда и поеду, — сказал я. — Но прежде я хочу вам с Иваном Ивановичем кое-что рассказать. Мне кажется, это тоже важно.
И я рассказал про разговор с Аней на арене и про нашу с ней несостоявшуюся встречу. Со всеми подробностями.
— А почему ты не сказал нам об этом вчера? — удивился Милютин. — Уже второй раз ты выдаёшь информацию порциями. Как это понимать? Ты нам не доверяешь?
— Я хотел поговорить с Аней, выяснить, что к чему, а потом всё рассказать, вдруг бы там какая-то ерунда оказалась?
— Ерунда? — мрачно сказал Милютин, и по его голосу было заметно, что он разозлился. — Ты считаешь ерундой то, что эта девчонке не удалось стереть воспоминания, и она могла кому угодно разболтать ценную информацию? Мы тут гадаем, кто из наших товарищей мог оказаться предателем, а возможно, про Яроша уже половина Кутузовки знает!
— Иван Иванович, ну не стоит так эмоционально реагировать, — вступился за меня кесарь. — Роман об этом узнал лишь вчера. Главное, что сейчас он нам всё рассказал.
— Я виноват и признаю это, — сказал я. — Но Вы не правы, если считаете, что Аня могла разболтать про Яроша всей Кутузовке.