Сыграй на цитре

– Тогда чего же мы ждем? – кричит Миазма. – Мы раздавим ее прямо здесь, прямо сейчас. Я даже предоставлю тебе честь снести ее голову.

– Зачем так себя утруждать? Как раз перед тем, как прибыть сюда, я отравила две трети их лошадей тисом. – Лотос вопит сквозь кляп. Я игнорирую ее и продолжаю: – В ближайшее время Синь Жэнь и ее войска не покинут Хэвань.

Это заставляет Миазму задуматься. Очевидно, она не думала, что у меня хватит духу лишить их кавалерии. Она, вероятно, пошлет разведчика проверить. Это в ее природе – быть подозрительной.

– Ты прибыла не одна, – отмечает она.

– Я, едущая на встречу с тобой в одиночку? Даже такая дура, как Жэнь, могла бы почуять неладное. Эти солдаты – всего лишь прикрытие для моего дезертирства. И теперь они приносят себя в жертву достойной леди. Убей их. Допроси их. Двадцать, может быть, принесут и не так уж много пользы против ваших пяти тысяч, но двадцать говорящих ртов? Это ценные данные.

В нос мне ударяет едкий запах – запах мочи, исходящий из моего собственного строя. Для них я, должно быть, кажусь прагматичной, бессердечной, жестокой. Если бы только я могла сообщить им, что у нас есть три шанса из четырех, что Миазма сохранит им жизнь; у нее слабость к талантам, независимо от их происхождения.

– Лагерь, полный предателей. – Миазма потирает руки. – Ох, Жэнь. Это разобьет ей сердце, если она узнает. Так что лошади…

– Умрут к рассвету, – уверяю я ее.

– Превосходно. – Но я все еще не втерлась в ее доверие. Не полностью. По большому счету мертвые лошади и жертвенные войска могут быть просто стратегией, которой я умело распоряжаюсь. Мне нужно продемонстрировать Миазме, что мне есть что терять. Показать ей, что я нажила врага в своем предыдущем лагере.

Земля, наконец, начинает дрожать.

Вовремя.

Ну же. Мои пальцы сжимаются вокруг ручки веера. Я заставила заглотить наживку, я посеяла недоверие, но то, что происходит дальше, находится вне моего контроля. Ну же.

Я знаю, что ты можешь ехать быстрее.

Два генерала Миазмы, Коготь и Гадюка, мгновенно появляются рядом со своей леди, обнажая свои мечи. Остальные войска Миазмы выстраиваются вокруг нас. Темноту разрезает резкий вскрик. К нашим ногам, сквозь листья папоротника, тянутся туманные призраки. Миазма выглядит бледной. Поговаривают, что председательница Совета Министров верит в призраков. Я полагаю, это вполне естественно; призраки и боги – это в принципе одно и то же.

Но ни один призрак не смог бы прорваться сквозь папоротник и солдат так, как это делает Облако.

Она – буйство синего плаща и бронзовых доспехов на исполинской кобыле, ее глефа высоко поднимается над головой, прежде чем опуститься. Вот уже острый наконечник погружается в грудь одного из приспешников Миазмы, в то время как копье врезается в голову в шлеме. Бронза и кость уступают, и теперь моя очередь бледнеть, когда я вспоминаю воинов из моего кошмара. Но все это – часть моего плана.

И Облако тоже, даже если она не в курсе.

Ее рыжеватые глаза обводят поляну, замечая моих солдат, солдат Миазмы, саму Миазму, прежде чем, наконец, остановиться на мне.

Я вижу точный момент, когда она собирает воедино кусочки моего дезертирства.

К тому времени, как Лотос справляется со своим кляпом и кричит предатель, Облако уже прорвалась через целую линию пехоты Миазмы. Ее серповидный клинок смазан их кровью, когда она опускается на одно колено. По ее сигналу летят стрелы, пролетающие над ее головой. Одна попадает Леопарду в глаз. Еще одна царапает мое плечо. Я шиплю, зажимая кровоточащую рану, когда войска Миазмы открывают ответный огонь.

Лучники Облако падают со своих скакунов, как сливы с дерева.

Но Облако – она вращает свою глефу, пока та не превращается в размытое пятно, в пасть клинка, который пожирает все на своем пути – пути, ведущем ко мне. Ко мне, обманщице. Предательнице. Той, кто насмехался над Облако за то, что она отпустила Миазму, прямо перед тем, как самой поехать давать ей клятву.

Конечно, она никогда не доберется до меня. В одиночку Облако вполне могла бы убить тридцать приспешников, но не сотни. Пехотинцы окружают ее, их пики заострены, как кольцо зубов. Более слабый воин запаниковал бы.

Глаза Облако по-прежнему прикованы ко мне.

– Хочешь, чтобы мы позаботились о ней? – спрашивает Гадюка.

Миазма не отвечает. Она смотрит на Облако с каким-то стеклянным упоением.

– Вы только взгляните на это чудо. – Она говорит это так тихо, что я задаюсь вопросом, слышит ли вообще Гадюка.

– Моя леди?

С разбега она вскакивает на жеребца, вдвое выше ее ростом.

– Отпусти ее живой.

– Но Премьер-министр…

– Отдай лошадь.

Голос Облако, а не Миазмы.

– Лошадь, – повторяет та, пока мы смотрим на нее. – Жемчужина.

Жемчужина ржет, услышав свое имя. Я прихожу в себя и смотрю на Миазму.

Председательница Совета Министров машет рукой.

– Согласна. Гадюка.

Гадюка подводит Жемчужину к Облако. Облако берет узду.

Я выдыхаю. Спасибо тебе, Турмалин, за то, что позволила мне зайти так далеко. И тебе, Облако. Спасибо тебе за то, что ты пыталась убить меня так… убедительно, и за то, что отведешь Жемчужину домой.

Позаботься о Жэнь, пока меня не будет.

– Мы действительно просто отпустим ее? – спрашивает Коготь, когда Облако снова садится на свою кобылу.

– Пока, Коготь. Только сейчас. В один прекрасный день она поймет, что ее таланты потрачены впустую на Милосердную Жэнь, точно так же, как это случилось с ней. – Миазма улыбается мне сверху вниз. Я крепче сжимаю рану от стрелы. Она убедила Миазму в моем дезертирстве, и теперь она оправдывает мою дрожь, когда Миазма говорит: – Добро пожаловать в империю, Восходящий Зефир. – Ее улыбка становится шире, превращаясь в зубастую, похожую на оскал черепа ухмылку. – Или, как я люблю говорить, добро пожаловать в Царство Чудес.

3. Царство чудес

Добро пожаловать в Царство Чудес.

На Север. В столицу. В Царство Чудес. Все это относится к империи императрицы. Только в царстве Миазма может провозгласить себя царицей, не отрекаясь от своей верности Синь Бао.

Она только что это сделала, коварная злодейка.

Мы в сотне с лишним ли езды от ближайшей военной базы империи, что дает Миазме достаточно времени, чтобы поиграть в хозяйку. Она поручила своему личному врачу осмотреть рану от стрелы в моей руке. А стоит ей заметить, что мне не удается поладить с новой лошадью, она предлагает мне «самую нежную кобылу в империи».

И точно, кобыла ни разу не вздрогнула за всю дорогу, ни когда Лотос прогрызла кляп, чтобы прокричать «Предательница», ни когда она чуть не откусила палец Когтю, когда тот пытался снова заткнуть ей рот кляпом. Его удары сыплются градом. Я не пытаюсь абстрагироваться от этих звуков. Хлоп звенит, когда он ударяет ее кулаком по щеке, и я думаю, что это могла быть я. Хрусь раздается от костяшек его пальцев по ее носу, и я представляю, что это мог бы быть весь Хэвань. Я – единственное, что стоит между городом и мощной пятитысячной армией Миазмы.

Лучше начать льстить прямо сейчас.

– Миледи Миазма так великодушна, если верить слухам, – говорю я, когда мы переплываем небольшой ручей и направляемся в очередную рощу.

– Зови меня Ми-Ми, – говорит Миазма. – В отличие от Милосердной Жэнь, я соответствую своей репутации. Так ведь, Ворон?

Сначала кажется, что она разговаривает сама с собой; вокруг нас нет никого, кто мог бы быть «Вороном». Но затем из мрачной темноты доносится нечленораздельное бормотание.

– Ворон, это Зефир. Зефир, это Ворон, – Миазма представляет всадника справа от нее. Он похож на бесформенную и безликую тучу из черного плаща с перьями, которую венчает коническая шляпа из желтой соломы.

– Ворон – один из моих стратегов, – говорит Миазма, в то время как он заходится в приступе кашля с мокротой. Я задерживаю дыхание. – Он покажет тебе, как тут все устроено в лагере. Возможно, ты даже кое-чему научишься у нашего стреляного воробья.