Страница 2 из 4
Так можно ли говорить о «чистом» языке? Это ахинея. Тоже, между прочим, словечко семинаристов, но имеющее отношение уже не к латинскому, а древнегреческому языку. «Афинеос» – «афинский»; афинская премудрость надоела ученикам. И назвали они её ахинеей, галиматьёй, по-нашему.
По-нашему, да не очень-то. Появилась галиматья в средневековой Франции. Но и французского, кстати, в ней ничего нет. Не только значением, но и происхождением галиматья сходна и с ерундой, и с ахинеей, она вообще – студенческая шутка. В университетах той эпохи обучение велось в основном на латинском языке. И греческий, язык философии, был в большой чести. У преподавателей, конечно. А средневековые студенты считали, что они уже всё знают и учат их какой-то глупости. Вот они, смеясь, и составили небывалую смесь из латинского слова «петух» и греческого «знание». Получилось – галиматья, «петушье знание», что-то вроде куриных мозгов. Одним словом, чепуха.
Разными путями входят новые слова в язык. Иногда, как мы видим, просто от ученической лени.
Новая молитва
Есть замечательное слово, русское-прерусское: куролесить – озорничать, буянить, делать что-то не так, как надо. Можно даже попробовать догадаться, откуда слово это пошло: ну, скажем, совершила курица что-нибудь несуразное, в лес убежала, например. Куролесит, значит.
Такими изысканиями заниматься интересно, но довольно опасно: можно попасть впросак и, пойдя по неверному пути, заблудиться, как та самая курица в лесу. Лучше разберёмся, что было на самом деле.
До самого конца Х века люди на Руси были язычниками. Перун, Стрибог, Хорс, Макошь одаривали их удачей, защищали от бед и несчастий – если, конечно, вовремя принести жертву к подножью деревянных и каменных изваяний, идолов.
Но к 985 году киевский князь Владимир, наслышанный о других религиях, решил изменить свою. Много богов – хорошо, но один всё-таки лучше, так он подумал. Наверное, одному и жертв требуется меньше, и договориться с ним проще, и у большинства соседей так, да и князь ведь тоже один…
Прослышав о сомнениях Владимира, в Киев потянулись проповедники – всем хотелось иметь такого сильного владыку в единоверцах. Об этом рассказано в старинной русской летописи – «Повести временных лет».
Первыми перед Владимиром предстали приверженцы мусульманства и стали нахваливать Аллаха и пророка его Магомета, объяснять предначертанные ими законы. Владимиру кое-что понравилось – например, многожёнство. А вот запрет на вино…
– На Руси есть веселье пить, не можем без этого жить, – ответил князь, названный позже Красным Солнышком, мусульманам и отослал их восвояси.
Потом пришли хазары. Они были иудеями. Владимир внимательно выслушал их рассказы о могущественном боге Яхве, а потом спросил:
– Где же земля ваша, иудеи?
– Бог разгневался на отцов наших, – молвили послы, – и рассеял нас по разным странам.
– Так что же вы, – недобро рассмеялся князь Владимир, – иных учите? Или и мне участь, подобную вашей, готовите?
Ушли иудеи ни с чем. Следом явились посланцы Рима. Но их тоже ждала неудача. Не понравилось князю, что глава их церкви, папа римский, стоит превыше земных владык.
Наконец, из Греции прибыли христиане. Их рассказы пришлись князю по душе. Он приказал своим подданным принять крещение. И сам окрестился. Всё прошло довольно мирно. Погиб только Перун, то есть его идол: был утоплен в Днепре.
Приглашённые священнослужители съехались из Афин и других греческих городов. Построили храмы. Стали проводить службы. На греческом, конечно, языке. Русского-то они не знали!
Зайдёт в церковь простой хлебопашец и слышит:
– Куриэ элеисон! Куриэ элеисон!
Что ему прикажете думать? Куриэ элеисон! Несусветица какая-то! Ничего не поймёшь, дурят голову, да ещё хором!
Спросят потом хлебопашца домашние:
– Что там в церкви было-то?
– Да кто его знает! Что-то такое пели… Дай Бог памяти… Куролесили, вот!
А пели в храме «Господи, помилуй!» – по-гречески, конечно.
Что такое шантрапа
В 1479 году великий князь московский Иван III основал хор государевых певчих дьяков. Именно хор, а не какой-нибудь другой ансамбль, потому что православная церковная служба не позволяла использовать никакие музыкальные инструменты кроме одного – человеческого голоса.
Но не только в церкви – и во дворце, при всяких торжественных случаях были певчие. Отбирали в государев хор самых одарённых – не только музыкально, но и по уму, и по способностям. Обучали грамоте, наукам. И нередко потом певчие выполняли разного рода поручения, даже дипломатические.
Русские цари любили свой хор. Вот свидетельство из эпохи Ивана Грозного (он приходился внуком основателю хора): «Благочестивый государь всенощное бдение слушал, сам же пел на заутрени и литургии».
А вот – из эпохи Петра I, переведшего государев хор из Москвы в Санкт-Петербург, запись 1720 года: «В 16 день октября его величество играли в бирюльки и пели со своими певчими концерты».
Вскоре хор поменял название и стал именоваться Придворной певческой капеллой. Пение в ней звучало не только церковное, но и светское. При императрице Анне Иоанновне на концерты капеллы уже собиралась великосветская публика. Откроем газету «Санкт-Петербургские ведомости» того времени и прочтём: «Несравненный хор, из пятидесяти выбранных дворцовых певчих состоящий, производил немалое в смотрителях удивление. Так, по окончании сего великолепного действия смотрители все как в ложах, так и в партере равномерно многократным биением в ладоши свою апробацию изъявляли». Аплодировали, значит.
Члены августейшей фамилии любили и ценили певчих. Примером тому – судьба Алексея Григорьевича Разумовского (при рождении – Розум). В раннем детстве был он подпаском, потом дорос до должности пастуха. Местный дьячок из близлежащего села Чемер заинтересовался сообразительным мальчиком и стал учить его читать. Отцу Алексея это очень не нравилось – зачем время зря тратить, к чему пастуху науки? – и он запрещал сыну заниматься, а за ослушание порол немилосердно. Тогда Алёша стал ходить учиться тайком. Однажды, увидев его за книгой, пьяный Розум схватил топор; мальчик – бежать; отец – за ним… По счастью, сын оказался проворнее. Но с той поры домой он больше не возвращался, а поселился у сердобольного дьячка; к грамоте прибавилось обучение церковному пению.
В начале 1731 года через Чемер проезжал полковник Фёдор Степанович Вишневский, возвращавшийся из Польши, куда ездил по поручению императрицы Анны Иоанновны. Случайно увидев Алёшу Розума, полковник был так поражён его внешностью (а юноша был чрезвычайно красив) и голосом (голос был поразительный), что уговорил дьячка отпустить воспитанника в столицу. Там обер-гофмаршал Рейнгольд Левенвольде зачислил Алексея в штат Придворной капеллы. На певчего обратила внимание Елизавета Петровна, дочь Петра I, и скоро он стал её фаворитом. Когда с возрастом голос у Розума пропал, специально для него была учреждена должность придворного бандуриста. После дворцового переворота 1741 года и восшествия Елизаветы на престол бандурист становится Алексеем Григорьевичем Разумовским, камергером, графом, обер-егермейстером; в 1742 году вступает с императрицей в тайный брак и теперь он – главный человек при дворе.
Елизавета Петровна называла Разумовского в письмах «другом нелицемерным». По наблюдению современника, каждый мог быть уверен в достижении желаемого, если Разумовский замолвил слово перед государыней.