Атташе

— Нормально всё. Они уже в кондиции, — не стесняясь никого, произнес я и, на ходу разминаясь, пошел к воротам, которые представляли собой дощатый каркас и несколько рядов "колючки".

Ворота верхней своей планкой едва доставали мне до груди. Их никто не охранял, а потому я, встав на носочки и осторожно изогнувшись, потянулся рукой и отодвинул защелку с внутренней стороны, а потом легонько толкнул створки и вразвалочку подошел к обшарпанной двери, за которой лихо гудела солдатня.

Внезапно она отворилась и явила раскрасневшегося полного мужчину с серьезными залысинами. Нашивки на его форме имели в виду некий офицерский чин, а совершенно шалые глаза — крайнюю степень опьянения.

— Ты хто-о-о-о? — вот всё, что он успел из себя выдавить.

Среагировал я вербально и невербально — одновременно:

— Срочная радиограмма от Джона Бутлера! — вот что я сказал, и изо всех сил пнул его ногой в брюхо.

Грохот, звон стекла и возмущенные пьяные вопли возвестили о том, что пинок вышел на славу. Я задержал дыхание, вытянул вперед руку с газовой трубкой, надавил пальцем — стеклышко хрустнуло, и струя снотворного вещества ударила внутрь. Захлопнув дверь, я отбежал в сторону — к баку с водой, открыл кран и, склонившись над ним, с удовольствием напился. Наконец-то!

Пока Кузьма и Арис занимались установкой подрывных зарядов с ультралиддитом у самой кромки обрыва, я с абиссинцем и финикийцем изображал скульптурную композицию из спящих федералистов. Это должно было быть похоже на правду: обкурившись и вылакав три бутыли вина, добры молодцы решили устроить фейрверк, но малость напортачили и получили обрушение крупного пласта горных пород на железнодорожную эстакаду, который разорвал коммуникации и нарушил экономическую жизнь Дагона.

Любителей алкоголя и кустиков, скорее всего, расстреляют. И правильно сделают — нехрен вино лакать на посту.

Разобравшись с расположением бренных тел, я поднялся наверх и оглядел радиорубку — и жутко пожалел, что роскошный фотоаппарат, подаренный Крестовским, сейчас не со мной. Тетрадь с шифрами, журнал радиопереговоров...

— Кузьма-а-а! Как закончите — поднимись ко мне!

Уверен, он придумает, как устроить тут пожар — одновременно со взрывом. Эти раздолбаи, сами того не ведая, охраняли ключ к победе! В современной войне связь — первейшее дело... А не только пресловутое "решимость воинов, их число, отсутствие болезней, запасы пищи и питьевой воды..."

Не удержался и взялся за телеграфный ключ — нужно же было отправить Грэю горячий привет?

— Твою мать! — сказал Кузьма с чувством, когда грохот чуть-чуть притих, а пылевое облако рассеялось.

Тесфайе, стоя на коленях, молился Джа. Эшмуназар поминал Баала. Арис невозмутимо пялился на дело наших рук в бинокль. Я пытался разобраться в своих чувствах по поводу произошедшего.

С одной стороны — такого отменного кошмара в наших планах не значилось. Взрыв был точно рассчитан, козырек, состоящий из известняка и туфа, должен был завалить Бутылочное Горлышко, повредив только складские помещения и железнодорожную инфраструктуру эстакады. С другой стороны, как любил повторять его превосходительство, почему-то ухмыляясь в бороду — "Хотели как лучше, а получилось как всегда".

Кто же знал, что внутри Хребтины, которая казалась безжизненной и засушливой, протекали карстовые процессы? Вода точила известняк долгими столетиями, накапливаясь в подземных полостях, образуя провалы и пещеры — и когда-нибудь нашла бы путь наружу или пробила бы дорогу к океану. Но четверть пуда ультралиддита заменили собой тысячи лет геологических процессов, и направленный взрыв, снеся к черту козырек, разверз хляби земные, и поток воды чудовищной мощи устремился к берегу — через Дагон.

Бутылочного Горлышка больше не было, портового района — практически тоже. Угольщики, баржи, буксиры и сухогрузы разметало по гавани. Десятки тысяч людей лишились крова, работы, средств к существованию. Сотни и тысячи — наверняка погибли. Конечно, в основном работяги и средний класс предпочитали селиться поближе к рабочим местам, в промышленном районе. Порт есть порт... Но люди — пусть и припортовая шваль — это всё же люди.

— Командир, — голос Кузьмы был умоляющим, — Что мы наделали?

Я помолчал некоторое время, а потом осипшим голосом проговорил:

— Подорвали промышленную мощь Федерации, лишили войска противника сотен и тысяч тонн оружия и боеприпасов, уничтожили транспортную инфраструктуру, спасли множество жизней наших товарищей.

— Так и было задумано? Вы заранее знали, что всё так и будет? Поручик, не молчите! Там ведь были докеры, матросы, обычные люди, которые совершенно ни при чем! — слышать такое от преторианца мне было в новинку.

За меня ответил Арис, который убрал от глаз бинокль и посмотрел на Кузьму своими холодными рыбьими глазами:

— Ни при чем? Они тут не могут быть ни при чем, солдат. У них тут демократия. Они сами выбирают людей, которые будут принимать решения. Они поддержали Джона Бутлера, поддержали Артура Грэя и Летику, сдают деньги, ценности, одежду и продукты для армии. Тех, кто высказывается против войны — с самой осады Сан-Риоля — окунают в дёготь, валяют в перьях и гонят из города. И это в лучшем случае. Вы станете их жалеть?

— Но дети, женщины...

— В порту, ночью? Шлюхи и малолетние воришки, — Арис был непоколебим.

Я вспомнил, как особист хотел расстрелять ту девчонку из революционеров, которая продырявила мне фуражку... Для него всегда всё было однозначно. А для преторианца — нет.

Кузьма дернул головой. Он сжимал и разжимал свои крепкие кулаки, а потом плюнул под ноги и процедил сквозь зубы:

— Это был последний раз. Больше я на такое не подписываюсь, так и знайте! К черту, к черту... — и зашагал куда-то во тьму.

— Далеко не уйдет, — сказал Арис.

У меня в голове была звенящая пустота. Я никак не мог осознать всего произошедшего и понимал только, что с меня, как и с Кузьмы, пожалуй, довольно. Нужно было заканчивать со всем этим и заняться чем-то стоящим и по-настоящему правильным. Например — вытащить из тюрьмы старого друга.

С автомобилями в Федерации и Натале всегда было туго, в основном из-за полного отсутствия нефти. А после рукотворной катастрофы найти на окраине Дагона относительно целый экземпляр и вовсе стало настоящим чудом. Это был какой-то приземистый грузовичок с двигателем, работающим на угольной пыли. Такой видавший виды, лупоглазый, обшарпанный, с открытым кузовом из облупленных досок. Если бы не страхолюдная конструкция позади кабины — тот самый газогенератор — то вполне можно было бы сказать, что сия машина похожа на нашу армейскую "полуторку".

Я решил безбожно угнать транспорт прямо от стоянки у склада какой-то частной фирмы. Благо, опыт с кирасирским грузовиком оказался применим и в этом случае. Никто не торопился ловить меня, сообщать в полицию или стрелять на поражение — дагонцам сейчас было не до этого.

На самом деле всё оказалось не так страшно: самый мощный удар подземных вод, вырвавшихся на свободу, пришелся туда, куда мы и рассчитывали: склады с товаром и железнодорожную ветку. Дощатые ангары и пакгаузы были вывернуты наизнанку, товар — приведен в негодность, перемешан с сором и землей. Улицы превратились в грязевые реки, первые этажи зданий были изгажены и затоплены, одноэтажные хлипкие притончики, халупы и хибары — сметены в море.

Но человеческие жертвы не были в самом деле катастрофическими: по давней традиции первые этажи зданий занимали заведения, конторы, мастерские и лавки, люди жили повыше. Да и порт есть порт — тут Арис был прав. Почтенных семейных пар и матрон с детишками тут было днем с огнем не сыскать.

По крайней мере, так я себя утешал, глядя на освещаемую первыми лучами солнца апокалиптическую картину изгаженного полуразрушенного города. Дагонцы уже начинали разбирать завалы, пытались спасти какое-то имущество, найти друг друга, осознать произошедшее. Слышались свистки полиции и крики о помощи.