Атташе

Атташе

Первая часть I КАФРЫ И КАННИБАЛЫ

памяти Алексея Толстого

Солнце пекло в самую макушку, в пронзительно-голубом небе не было видно ни облачка. С диким воплем мимо пролетела пара диковинных ярко-алых птиц с пышными хвостами и скрылась в ветвях худосочных казуарин, которые росли у самого края импровизированного плаца.

— Ать-два, левой! Левая нога где? Это какая, едрить твою в качель, нога? Во дают, черти! Они где право-лево не разумеют! — таращил глаза вахмистр Перец, — Это не строевая подготовка, это хрень собачья!

— Погоди разоряться, вахмистр! Вот гляди, как у нас на флоте ребят из пердей учили... — Дыбенко был тут как тут.

Неугомонный старшина в одну руку взял связку сушеной рыбы, в другую — местные сухие и перченые колбаски. Он прошелся вдоль строя несчастных кафров, пытающихся освоить военную науку, и сунул в левый карман полотняных штанов каждого из добровольцев по колбасине, в правый — по рыбине.

— А теперь давай, вахмистр: рыба-колбаса! Рыба — колбаса!

— Р-р-р-рыба! — зарычал Перец на наречии гемайнов и кафры неуверенно топнули правой ногой, — Кол-баса-а-а!

Дело пошло веселее. Дыбенко закурил и подошел ко мне.

— А что? Это еще первый император придумал, когда армию нового образца создавал.

— А старого образца — плохая была? — хмыкнул я и сморщил нос от ядреного запаха махорки.

— А че-орт его знает, — пожал плечами Дыбенко, — Вы вон нас и старорежимными ухватками раздолбали, как бы наши уполномоченные там ни изгалялись. С другой стороны — Старая Империя и Новая Империя — это две большие разницы, как говорят в Яшме. При старом режиме тошно мне было, душно! А сейчас — как будто у народа второе дыхание открылось...

— Или ценить начали то, что имеют, после того, как кровь друг другу пустили? — спросил я.

— Та-а-ак, отца-командира понесло в философию... Надо с этим что-то делать.

— Надо выпить, — вырвалось само собой, и мы с Дыбенкой, оставив пять сотен кафрских добровольцев на попечении ретивых легионеров, которые явно получали удовольствие от процесса, отправились в палатку промочить горло.

В глаза мне сыпануло, на зубах — заскрипело. Подул знойный северный ветер.

Суховей залетал в предгорья из ущелий, принося песок и жар Сахеля в благодатные долины Наталя. Следом за жарким ветром по нашу душу шли каннибалы, науськанные людьми Грэя. Как докладывала разведка — федералисты сулили им все земли по самую Руанту, которая станет границей между аборигенами и Федерацией. Залитые водкой, увешанные стеклянными цацками и яркими суконными тканями, снабженные устарелыми ружьями и несколькими дульнозарядными пушками, вожди каннибалов двинули своих воинов в поход — покорять плодородный Наталь, резать семя бородатых демонов-гемайнов и выжигать на корню недочеловеков-кафров. У нас был месяц или полтора до пришествия орды, не больше.

А еще у меня была бутылка мадеры, початая. Чпокнула пробка, забулькала бордовая жидкость в алюминиевых облупленных кружках. Дыбенко выпустил аккуратное колечко дыма.

— Гляди, как научился! — похвастал он.

Я в ответ нарочито-восхищенно закатил глаза и поднял сосуд с мадерой вверх:

— Будем?

Дзинь — звякнули кружки.

— Сожрут они нас, как думаешь? — спросил я.

— Подавятся! — откликнулся Дыбенко, — Мы на вкус — противные.

Коммандо гемайнов проводили маневры в вельде, на границе с Федерацией. Война должна была вспыхнуть вот-вот, но Виктор ван дер Стааль не рисковал отдать приказ атаковать передовые посты и гарнизоны зуавов — это было чревато большими репутационными потерями. Ну да, тот же Альянс или Арелат вряд ли что-то переубедит — они были целиком и полностью на стороне нового божества всей прогрессивной общественности — президента Артура Грэя. А вот сочувствующие из Империи и Протектората могли наморщить носы и сделать "фе!", если бородачи примутся без видимой дай-причины изничтожать врагов. И это "фе" грозило выйти боком: меньше добровольцев, меньше оружия, меньше дипломатического прикрытия. Конечно — была трагедия Сан-Риоля. Но Сан-Риоль — это не Наталь и никогда им не был.

А потому — коммандо патрулировали вельд в полной боевой готовности. И не могли сняться и прийти сюда, к нам, в предгорья. Федералисты только этого и ждали — чтобы лютые конные стрелки гемайнов отправились воевать с каннибалами. Колонны под ультрамариновыми знаменами с золотым солнцем тут же двинулись бы через Лилиану, грохоча сапогами и лязгая артиллерийскими лафетами.

Потому Стааль и другие лидеры гемайнов обратились к нам — военным советникам и добровольцам из Иностранного легиона. Впервые за десятки лет кафры изъявили желание принять участие в защите Родины: очень уж большое впечатление на мирных пейзан произвели рассказы риольцев, которые прибыли в Наталь на пароходах и были расселены по краалям всей страны. Теперь мне казалось, что хитрец-архиепископ поступил так не случайно: слезы маленьких девочек и глухие проклятья мужчин, понюхавших пороху при защите родных домов, ныне сожженных, действовали на и без того патриотически настроенное население куда как эффективнее, чем сотни пропагандистских речей и броских газетных заголовков.

Так или иначе, общины кафров постановили выделить от каждых пяти семей по одному неженатому парню на подмогу хозяевам — чтобы оборонять рубежи Наталя от безбожных федералистов и чудовищных каннибалов. Они думали, что будут строить укрепления и подносить патроны. А гемайны, тоже впервые в истории, дали кафрам в руки винтовки.

— Как они будут стрелять в людей? — спросил я минеера Бооту, который координировал наше взаимодействие с кафрами, — Им же жалко!

— Они послушные. Из них не получатся воины, да. Но я уверен — вы сможете воспитать из них солдат.

Воин и солдат — это не одно и то же? Интересная и спорная мысль! Но пока что все говорило в ее пользу.

Коричневые босые ступни месили пыль, винтовки в крепких молодых руках кафров вздымались вверх, прикладывались к плечу и — щелк-щелк, клацали затворы.

— А-а-а-агонь!!! — кричал по-имперски вахмистр Перец, и сотни пальцев вхолостую тянули за спусковые крючки.

Патроны им раздали только дней через десять.

Если Боота был прав, муштра и привычка повиноваться команде на самом деле должны были стать для покладистых кафров подходящим способом превратиться в силу, могущую противостоять диким ордам каннибалов.

Дыбенко, Перец, Фишер и еще дюжина легионеров скорым маршем вели нашу полутысячу кафрских добровольцев к ущелью Ланге Гуут — Длинная Кишка. Я формально никакой должности не занимал, поскольку к Иностранному легиону приписан не был, но курировал весь процесс формирования добровольческих кафрских соединений, и должен был предоставить подробнейший отчет об их эффективности. Точнее — два отчета. Даже три: в "Подорожник", лично Стаалю и незабвенному Артуру Николаевичу, конечно.

На десять верст восточнее такой же отряд низкорослых коричневокожих стрелков на позиции выводили Стеценко, Панкратов и Лемешев. Западнее верховодили — Вишневецкий и Демьяница вместе с каким-то лихим парнем из бывших лоялистов — Хлыновым. Три недели — ровно столько продлилась подготовка кафров. И ровно столько я в свое время успел поучиться в юнкерской школе — когда это было?.. И потому совершенно точно мог сказать — этого едва-едва хватало, чтобы стать мало-мальски годным солдатом. И совершенно недостаточно, чтобы превратиться в настоящего офицера. Я, например, так никогда им и не стал, оставшись тем, кем и являлся — рефлексирующим интеллигентом. Не было во мне той пресловутой военной "белой" косточки, такой, как, например, в Вишневецком.

Дорог тут уже не было — только направления. Впереди двигались абиссинцы во главе с Тесфайе — наша разведка. Они сигналили зеркальцами с холмов, обозначая, что путь свободен. За ними поросшую чапарралем равнину топтали босые ноги кафров и сапоги их командиров-наставников — легионеров. А замыкали движение мощные гемайнские фургоны, с толстыми бортами, горчичного цвета тентами и высокими колесами, обитыми кованым железом. Патроны, много патронов — и драгоценный пулемет, эта священная корова Перца и Фишера — вот что тащили работяги-мулы.