Страница 3 из 5
Румба тихо стояла рядом с нами и боялась. На полу лежали верёвки и канаты, которые пугали Румбу.
Директор подозвал артистов и что-то им сказал. Он никогда не поджимал губы, и его слова были свободными, круглыми. Они долетали до всех.
– Пусть Яночка померяет вот этот блестящий жилет, – предложил он.
Яночке жилет понравился.
– А теперь пусть покажет, как она умеет летать.
Яночка замахала руками и постепенно, плавно стала подниматься в воздух. В воздухе она засмеялась и захлопала в ладоши.
– Я парю! – сказала она и подлетела ещё немножко.
– Так вот же кем она станет! Точно. Мне как раз не хватало этой профессии! – хлопнул себя по лбу директор.
– Как она называется? Испытатель блестящих жилетов? – спросила я.
– Аплодисмейстер. Вот как она будет называться!
Яночка приземлилась и ещё потренировалась аплодировать. Потом директор дал нам бесплатные билеты и попросил погромче хлопать на представлении.
Оказывается, Аплодисмейстером можно работать, даже сидя в зрительном зале. Родители Яночки очень обрадовались и обещали помогать ей в работе.
Тогда Настя сказала, что такие работники нужны и в Лошадином доме, где лошади устраивают соревнования.
Румба подошла к лежащей верёвке и потрогала её копытом. Она прижала уши к голове, чтобы показать, что ей страшно. Потом перешагнула через верёвку и фыркнула. А потом вдруг пошла прямо по верёвке. Она ровно и аккуратно переставляла ноги, как настоящий канатоходец. Мы с Настей хотели подойти к Румбе, но директор остановил нас:
– Тихо, тихо. Не мешайте лошади балансировать!
Румба дошла до конца верёвки и весело мотнула головой.
– Умница! – похвалили мы нашу храбрую Лошадь.
Яночка громко хлопала в ладоши. Настоящий Аплодисмейстер!
Обнимите лошадь
Назад Румба шагала весело. Ей хотелось поскорее сообщить обо всём своим друзьям в конюшне. Я обняла Лошадь. Хорошо обнимать лошадь! Это как обхватить руками большое тёплое счастье. Надо обнять лошадь, если не хватает счастья.
Мне тоже хотелось домой. Надо рассказать бабушке с мамой о директоре цирка, который не носит носков. Он улыбается. Изобретает летучие жилеты и новые профессии. Он управляет артистами и немножко чудесами.
Я побежала на автобус, в котором много людей. Бабушка с мамой заждались. Ждать трудно, я знаю. Как будто стекленеешь во времени, сначала снаружи, а потом внутри. Нужно объяснить бабушке и маме, что я не потерялась. Я – есть. И пускай под моим окном ходят старушки и собаки в любом количестве. Всё равно я завтра пойду обнимать лошадей.
Я скажу маме, что Румба уже не боится верёвки. И что я немножко помогла Лошади. Лошадь лечит Яночку. Значит, я помогла Яночке.
Перед сном я думаю о том, что расскажу своей Лошади о людях. Ей интересно.
Есть люди, которые всегда ходят в носках. Наверное, даже спят в носках. Не обнимают лошадей. Носят шарфы, шершавые перчатки и капюшоны. Закрывают себя на замки. Держат слова зажатыми ртами.
Есть люди тёплые, не пустые, не случайные. Они играют, греют, помогают летать. Приносят гостинцы, выпускают слова, как мыльные пузыри. Есть люди разных цветов и тканей. У них шёлковые шарфы развеваются по ветру.
А есть ещё другие люди. Они боятся ходить среди всех. Они летают. Учатся балансировать среди людей. Они видимые. Они – есть.
А может, Лошадь и так всё знает. Она рассказывает о нас своим друзьям. Перед сном лошади стоят в лошадиных пальто, без носков, и беседуют о людях.
Звонок из цирка
Наступает такой день, когда тебя зовут к телефону и кричат:
– Тебе звонит директор цирка!
Ты идёшь через весь двор Лошадиного дома и стараешься не очень торопиться. Ты чувствуешь, что все незнакомцы повернулись к тебе. Повернулись вдруг! Они только что тебя заметили. И даже та Горделивая Шапка, сидящая на женщине. Вон та, которая смотрела на тебя как на что-то игрушечное. Шапки не должны себя так вести, какими бы они ни были. И эта женщина под шапкой сама вдруг уменьшилась. Иногда, чтобы человека заметили, нужен звонок Директора Цирка!
Мне повезло. Некоторым маленьким людям приходится придумывать кого-то большого и важного себе в помощь. Это чтобы стать заметнее. Они потом рассказывают всем про своих необыкновенных друзей. Такое не считается обманом, они же сами в это верят.
Я шла по двору и росла. Росла в чужих глазах. Теперь я боялась, что не войду в помещение. Кажется, моя голова уже возвышается над крышей Лошадиного дома. Я положила шлем на скамейку и аккуратно сняла сапоги у входа. Это важно. Все должны заметить, что на мне – длинные сапоги для верховой езды. Потому что директор цирка не будет звонить всем подряд. Только особенным людям в особенных сапогах! Я пригнулась и вошла в пристрой для людей. Он маленький, потому что в Лошадином дворе лошади – главнее людей. В пристрое согревались конюхи, а лошадиные тренеры составляли расписание. Здесь пахло деревянными щепками, хорошими словами и шоколадной стружкой, висели портреты знакомых лошадей с именами. Под портретами начёрканы автографы. Не лошадей, а художников. Чужих сюда не пускали. Я – своя.
Настя, лошадиный тренер, протянула мне старую телефонную трубку.
– Да-да, – отвечала я. – Да-да.
Единственный мой знакомый, у которого нет мобильного телефона, – цирковой директор. Для него это – третье главное правило.
Не надевать носков без крайней необходимости. Не бить животных вообще никогда. Не носить с собой телефон ни в какую. Вот три его главных правила.
Разговор был очень серьёзным, и Настя с конным доктором не могли дождаться, когда я договорю.
– Ну что? – спрашивал конный доктор, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну что? – кружилась Настя вокруг телефона.
– Завтра – премьера! – выдохнула я, и они с доктором обрадовались, а я – не знаю.
– Ты огорчена?
– Нет.
– Переживаешь?
Я пожимаю плечами. Мне непонятно. Будто в сердце влетела тревожная птица и захлопала крыльями.
У моего друга завтра – первое представление…
Настя распахнула дверь и крикнула на весь двор:
– Румба завтра впервые на арене! Она будет заменять заболевшую цирковую лошадь.
Ровно 91 день Румба ходила в цирк. Сначала она знакомилась с новыми друзьями – с лошадьми, людьми и остальными артистами. Потом её пригласили на тренировки. И вот уже 21 день и 8 часов Румба живёт в цирковой лошадиной квартире.
– Наверняка ты хочешь с ней поговорить перед премьерой? – спросил меня директор.
– Да-да, – ответила я и выпустила тревожную птицу наружу.
– Она – тоже!
Внутри меня кричали и кипели радостные слова, но почему-то не выходили из меня.
На каждое представление я могу брать с собой двух людей. В этот раз позову деда. Дед много работает и никуда не ходит, если его не поведут. Ещё я возьму с собой… нет, маму не возьму. Кто-то из нас стал слишком самостоятельным, и теперь мама сама может пойти куда хочет. А потом она громко смеётся. Мне за неё неудобно перед людьми, а уж перед лошадьми – тем более. Бабушку брать нельзя. Если взять бабушку, то она будет отвлекать от меня деда. Она будет всё время болтать с дедом, деду придётся ей отвечать, а кто будет разговаривать со мной?
Я вытянула ногу, чтобы красиво надеть сапоги. Сапог не было. Я постояла на пороге, раздумывая, где ещё они могут быть. Вещи вечно оказываются не там, где я их оставила. Это шутки вещей.
Не помню, встретила ли я сегодня утром хоть одну собаку? А хоть одну старушку? Вроде нет. В последнее время я перестала их считать. Видимо, зря. Может, утро с самого начала пошло не по правилам.
– Ах да! – как будто что-то вспомнила я и приложила руку ко лбу. Сама отошла в сторону и стала звонить маме.