Гимназист

Глава 4. Гимназия, начало.

Я отдыхал от утренней тренировки под звуки молотков и чуть слышную брать рабочих.

Моя площадка, где я тренировался, была в самом дальнем месте на территории гимназии.

Ещё впервые дни, я исходил вдоль и поперёк весь периметр царского учебного заведения, изучая не только местность, но и собирая по ней информацию.

Где что стояло, и в каких зданиях проводятся уроки, а также как далеко они друг от друга находятся.

Выискивал возможные места скопления гимназистов, а также пытался оценить масштаб застройки, по которой можно было в дальнейшем сделать вывод о самом учебном заведении.

Площадку, которую я облюбовал, как место своих тренировок, находилась практически у кромки берёзового подлеска. Он же в свою очередь расположился рядом с озера подобной рекой, чьи покатые берега поросли камышом и осокой.

Также тут возвышалось добротное хоть и заброшенное строение в три этажа, которое чем-то напоминало наше крыло общежития.

Первые два дня тут было тихо и спокойно. Из-за отдаления от нашего общежития, малочисленные пока ещё гимназисты, прибывшие на учёбу, сюда не лезли, довольствуясь центральной местностью, да прилегающей к ней березовыми и дубовыми аллеями.

Но на третьи сутки моих тренировок тут, всё изменилось. Появилось около сотни рабочих, а вслед за ними и обозы со строительным материалом.

Эти молодцы, словно муравьи, трудились с самого рассвета до поздней ночи, ремонтируя нежилое помещение.

Положив руки на брусья, я упёрся в них же лбом, смотря себе под ноги, чувствуя, как меня постепенно отпускала стягивающая боль в мышцах.

— Гриш, ты уже всё, или ещё будешь, как осиновый лист болтаться на жерди. — Сходу спросил меня явившейся на тренировочную площадку Стёпа.

Я поднял голову, и повернул её на парня.

— С физическими тренировками всё. Остались медитации. Кстати ты не в курсе, зачем там так взялись чинить это здание? — Мотнул я головой на кипящую работой стройку.

Степан по-свойски прошествовал ко мне, держа руки в карманах, оттопыривая их в месте со штанинами в сторону.

— Молва идёт, мол, царская женская Михайловская гимназия погорела. Остались только пепелища, да бревенчато каменные остовы. Крестьяне, что тут трудятся, поговаривают, что девиц тамошних сюда свезут для обучения. Вот и трудятся они, словно их черти гонят.

— А разве у нас гимназия не мужская? — Отстранился я от брусьев, встряхивая уставшие руки.

— Так, так оно и есть Гриш. Но их превосходительствам куда виднее. Да и разве это не замечательно? Хоть глаз порадуется. А-то одни парни. Это тебе хорошо. Ты отучишься на своём штатском, да в жандармерию или полицию, или в отдел какой при городе. Там девиц много. А я после учёбы сразу в армию да в полк, где кругом одни мужики. Так что для меня это событие, если взаправдашнее оно, в радость. Тем ведь и бывшие крестьянки будут. Вдруг свезёт.

Я посмотрел на рослого парня и только улыбнулся.

Действительно все бывшие крепостные, зачисленные в гимназию, в будущем станут служивыми.

Вообще за время, проведённое тут, я уже слегка построил картину здешнего уклада дел, и не малую роль конечно в этом сыграл Степан.

Получалось то, что в гимназию попадали люди трёх категорий, у которых должна была присутствовать родовая сила.

Первая категория состояла из незаконнорожденных, но признанных отцами людей или технически усыновлёнными ими, а так же имеющих покровительство непосредственно аристократического рода.

Эти гимназисты могли учиться как на штатском обучении, так и на военном. И там и там за выслугу им могли жаловать титул. Однако в военной направленности это могло произойти куда проще и быстрее. Ведь, эти люди могли сразу после окончания царской гимназии получить низшие воинские звания, или штатский чин канцелярии, а так же вскоре титул и все привилегии дворян.

Вторая же категория состояла из бывших крепостных крестьян, что получили вольные и после гимназии сразу шли на службу империи на срок до двадцати пяти лет, обычными солдатами.За заслуги перед империей могли дальнейшем получить даже титул и земли, став в этом случае родоначальниками своих родов. Однако как я понял, такая вероятность была очень мала, и надо было обладать незаурядными способностями и умом, чтобы этого достигнуть.

И третья категория была где-то между этими двумя, и её недолюбливали как первые, так и вторые.

В эту нишу входили явно отпрыски дворян, они были вольные, но их родители были неизвестны. Такие люди не относились ни к одной касте, и в принципе были сами по себе. Родовой поддержки или принадлежности у них не было, как и обеспеченности финансами. Вот и получалось, что такие люди были и не дворянами и не крестьянами, за что и были нелюбимы обеими группами.

Первые презирали их, вторые опасались и недолюбливали.

Вот и получалось, что моё распределение в крыло общежития к бывшим крепостным было не случайно. Для всех, я был, возможно, даже хуже крестьянина. Незаконнорожденный полу дворянин без рода и племени, который позорил род дворянский только одним своим существованием.

Последний день лета ознаменовался не только масштабным притоком учащихся, но и новым правилом.

Теперь за территорию берёзовой аллеи гимназистам мужского пола заходить было нельзя. Любого гимназиста пойманного там, или чего хуже у женского общежития, ждало суровое долгосрочное наказание.

После этого объявления всем нужно было проследовать в свои комнаты, и ожидать прихода сотрудника гимназии, которые уже через двадцать минут начнут разносить учебные постановления об сформированных классах и назначенных занятиях.

Вот и сидел я, уже больше часа на своей кровати ожидая вестника с бумагами, стараясь медитировать, а рядом болтал Степан с новыми жильцами нашей комнаты, коими оказались два бывших крепостных паренька шестнадцати и семнадцати лет.

Шестнадцатилетний парнишка был весь в прыщах, а его тело было худое, однако весьма коренастое. Лицо у паренька было хитрое и не располагающее к себе. Звали его Егор Михайлович.

А вот семнадцатилетний парень был напротив высокий и тучный, с русыми волосами на прямой пробор, и тонкими как нитки губами. Ефим Герасимович, вроде так он себя окрестил при знакомстве.

Вот благодаря этим двум бывшим крепостным, я понял что, таким как я, нет места пока ни с аристократами, ни с бывшими крестьянами.

— Да брось ты Егор, — басил со своей кровати Степан. — Григорий нормальный мужик. Что ты взвелся-то на него как ирод какой-то.

— Стёп, я тебе вот что скажу, — свесил ноги с кровати Егор Михайлович. — Мне достаточно того, что он отпрыск какого-то высокомерного аристократа.Тебе ли крепостному не знать, как к нам относились. Сколько горя мы испили от аристократов этих. Он не из наших будет, и никогда им не станет. Дай ему титул, и он и тебя и меня в радость розгами бы у столба позорного выстегал.

— Да что ты такое несёшь Егорка? — Сурово посмотрел на него Степан. — Ты тоже уже не крепостной. А может даже в будущем за заслуги перед империей тебе титул назначат. Не больно-то тогда ты от него отличаться-то будешь.

— Ха! Дадут тебе титул, мечтай больше. Скорее на войне схоронят, — язвительно произнёс Егор. — Нам только между своими держатся надо Степан. Так что пусть ко мне не лазит. А то худо будет. Да Ефим?

Тучный парень повернулся на кровати со спины на бок, и произнёс:

— Да. Я согласен. Меня барин за то, что я, по его мнению свиней неправильно пас, так стегал, так стегал. Мы теперь люди вольные, не крепостные. Но к этим лезть не должны. Своих держаться надо. Он мне худого ничего не дел. Но пусть даже разговора без нужды не заводит.