Печаль моя светла

– Хоть гостинчик соберу, передашь?

– Не думаю, что это хорошая идея. – Захар Иванович тоже «увеличил громкость». – Да и прошлое не стоит ворошить. Пусть остается как есть. Ни к чему все эти воспоминания и волнения. Надежда, ты лучше вот что, – Захар Иванович переменил тему. – Ты ведь хорошо со всеми общаешься, обсудите с бабоньками кандидатуру нового председателя.

– А чего тут обсуждать, тут и обсуждать нечего, – всплеснула руками Надя. – Тебя, Захар Иванович, и нужно выдвигать. Ты вон как о своем участке заботишься, если за весь наш поселок также возьмешься, то мы совсем как в раю будем жить!

– Ну чего ты, в самом деле, – заскромничал Захар Иванович. – Ты поспрашивай, поинтересуйся, может, у людей свои кандидатуры имеются. Может, кто-то сам хочет инициативу проявить и выдвинуться.

– Да кому выдвигаться-то?! – упорствовала Надежда. – Ты сам подумай: здесь мужская рука в управлении нужна. А у нас мужиков – раз, два и обчелся. Да и те, кто работает с утра до ночи, кто пенсионер. Не Ивана же выдвигать!

– Это, в любом случае, не нам с тобой решать, как люди выберут – так и будет, – подытожил Захар Иванович. – А ты с бабоньками поговори все-таки. И еще. Объявление нужно написать, чтобы в выходные все пришли на собрание, председателя будем выбирать, пусть готовят кандидатуры. Напишешь?

Надежда согласилась, а Захар Иванович, попрощавшись, ушел. Вика решала в уме, о чем расспросить Надю в первую очередь – о предстоящих выборах или аккуратно выведать то, о чем они шептались. Но не успела задать ни одного вопроса, так как пришла Роза, распространяя вокруг себя нежный аромат дорогого парфюма.

– Ой, устала, – откинувшись на спинку стула сообщила Роза. – Уроки вокала беру. Оказывается, это так выматывает.

– Зачем? В певицы хочешь податься? – спросила Надежда, поджав губы и выставляя на стол чистые приборы.

Вика поняла, что несмотря на свою открытую доверчивость и простоту, Надежда тоже недолюбливает Розу.

– А чем черт не шутит? – засмеялась Роза, а Надя потихоньку перекрестилась, как бы отгоняя упоминание нечистого в день поминовения усопшего. – Я ведь блог веду. И если я разбавлю свои сюжеты музыкальными паузами, это только обогатит контент. Да и вообще, человек должен быть разносторонне развит, – заключила она и принялась за еду. – Так, это мне можно. А это с чем? С грибами? Попробую немного.

– Здесь такое дело, – начала Надежда. – Председателя нового нужно избирать. В выходные соберемся. Я вот Захара Ивановича предлагаю выдвинуть.

– Ой, только не его! – поспешила возразить Роза и чуть не поперхнулась. – Такой же старпер как эта Валентина Дмитриевна, тоже по старинке все будет делать.

– Во-первых, он младше ее лет на двадцать. – Надя едва сдерживала негодование. – Никакой он не старпер. Во-вторых, он очень хозяйственный. И кстати, открыт всем новаторским предложениям. Я его, между прочим, много лет знаю и могу за него поручиться. Ну а в-третьих, постыдилась бы, Роза, вспоминать Валентину Дмитриевну неподобающим образом. Ты же на ее поминки пришла!

– А что я такого сказала? – округлила глаза Роза. – Просто называю вещи своими именами. Что, скажете – нет у нас проблем что ли? Все коммуникации старые, еще со времен царя Гороха, того и гляди в труху превратятся. Все какое-то несовременное, неухоженное, заброшенное. А ведь местный ландшафт можно так обыграть! Не хуже, чем в Европе будет. И общественные беседки поставить. Йогой по утрам заниматься. Чаепития устраивать, ярмарки в конце концов – осенью у всех излишки урожая бывают. Да полно всего можно придумать! А мы тут живем, как серые мыши.

Упоминание о мышах подтолкнуло Вику мысленно встать на сторону Розы. А ведь действительно, она права. Мышей морят не вовремя, трубы ржавые, провода допотопные, забор по периметру поселка местами покосился. И общественной жизни никакой – каждый сам за себя.

Надежда, напротив, была категорически не согласна и сейчас едва сдерживала себя, чтобы не схлестнуться с Розой. Но ссоре не суждено было разогнаться, так как вошла заплаканная Маша и с порога сообщила:

– Федор Григорьевич умер.

Надежда тут же забыла о споре с Розой и бросилась на встречу Маше, чтобы проводить ее к столу. Она аккуратно усадила ее, достала флакончик валерианки и накапала в стакан.

– На-ка выпей. На тебе лица нет, – Надя заботливо гладила ее по плечу. – Что поделаешь, все там будем. Ему уж за девяносто перевалило.

– Девяносто пять, – кивнула Маша. – Мы думали, что столетний юбилей справим ему. Крепкий был. А тут как слег, так и не пришел больше в себя. Уж как в больнице над ним ни старались, ветеран все-таки, а только ничего не помогло.

– Ты поплачь, не держи в себе, – приговаривала Надя.

– Как сейчас помню: накануне бодрый и веселый был, во дворе шебуршал, возился в сарае с инструментами, – Маша не сдерживала слез. – Вечером пошел к Валентине Дмитриевне чаевничать. Вернулся от нее вроде тоже нормальный, сразу спать пошел. А с утра занемог. Я еды ему оставила, да мы с Иваном по делам пошли. Прихожу, а он совсем поплохел, скорую пришлось вызывать.

Вику словно током дернуло. «Погоди-ка, а ведь его увезли в больницу в тот день, когда мы с Ольгой Арнольдовной нашли Валентину Дмитриевну. Ну точно! Я же Машу встретила тогда, она врачей пошла встречать, – думала она. – Валентину Дмитриевну как раз только увезли. А что, если они отравились? Только Валентина Дмитриевна сразу умерла, а Федор Григорьевич еще немного прожил». От таких мыслей Вике стало не по себе. Она четко вспомнила картинку разлитого варенья на столе Валентины Дмитриевны, небольшие следы, ведущие к подоконнику, и перепачканного чем-то малиновым кота.

Маша понемногу успокоилась, они с Надеждой стали обсуждать предстоящие хлопоты. Роза время от времени вклинивалась в разговор со своими предложениями. А Вику сейчас волновало только два вопроса: когда в последний раз травили мышей и откуда у Ольги Арнольдовны взялись сумки. Задавать первый вопрос прямо сейчас она сочла неуместным и оставила его для более удобного случая. А вот со вторым решила не медлить, поэтому, распрощавшись со всеми, направилась прямиком к своей соседке.

По пути Вика думала, как начать разговор, чтобы не обидеть Ольгу Арнольдовну, если объяснение окажется тривиальным. Или не спугнуть возможного, пусть не преступника, то соучастника, если что-то в этом все-таки есть. В свете последних новостей все казалось крайне подозрительным. Но так ничего и не придумала, поэтому с порога выпалила:

– Ольга Арнольдовна, а откуда у вас взялись сумки? – Вика учащенно дышала, то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. – Я ведь помню, вы приехали с одним рюкзачком и несколько раз подчеркнули, что только заезжаете. А когда мы вошли к вам, на пороге стояли неразобранные сумки.

Ольга Арнольдовна внимательно посмотрела на Вику. Ее серьезный взгляд не выражал ни испуга, ни трепета, лишь легкий упрек.

– Вика, тебе не кажется, что, задавая такие вопросы, ты можешь вторгаться в чью-то личную жизнь? – она говорила спокойно, с достоинством, но без нажима, и Вика смутилась. – Я уверена, что у тебя есть причины задавать мне эти вопросы, отвечать на которые я не обязана. Тем не менее я поясню. – Ольга Арнольдовна подошла к окну и стала всматриваться куда-то вдаль. – Я действительно приезжала накануне вечером и привезла с собой все эти сумки. Незадолго до того, мне позвонил Захар Иванович и уточнил, когда я приеду сюда. Он хотел о чем-то поговорить со мной, – она помолчала, подбирая слова. – Сказал, что хочет со мной кое-что обсудить, но не вдавался в детали, сославшись на то, что это не телефонный разговор. Я приехала поздно, было уже темно, поэтому я сразу направилась к нему. Калитка была не заперта, поэтому я вошла без задней мысли. Я подумала, что Захар Иванович специально оставил ее открытой, так как ждал меня. И тут я услышала стоны из беседки. Захар Иванович с кем-то занимался… непристойностями.

– Сексом что ли? – переспросила пораженная Вика.