Печаль моя светла

– Странно, судя по всему она дома, вон и обувь на месте. Почему не выходит тогда? Спит что ли? – Вика растерянно поднималась на крылечко. – Валентина Дмитриевна, вы дома?

– Пойдем отсюда, – внезапно засобиралась нахмурившаяся Ольга Арнольдовна. – Может она забыла запереть, а мы с тобой тут ходим без хозяйки. К тому же женщина она резкая, накричит и вывернет наизнанку любое безобидное действие.

– А вдруг ей плохо стало? Давайте уж проверим, раз пришли, – возразила Вика. – Мы же вдвоем здесь и ничего противозаконного не делаем.

Вика прошла внутрь, и Ольге Арнольдовне пришлось снова зайти следом за ней. После яркого уличного света разглядеть что-то в полумраке было сложно. Домик был отстроен по старинке: передняя часть пятистенка отводилась под кухоньку с небольшим оконцем, выходящим в сад, а вторая его часть исполняла роль гостиной и спальни одновременно.

– Смотрите, у нее, оказывается, печь русская есть, – отчего-то шепотом сообщила Вика и сделала еще несколько шагов вглубь передней.

Ольга Арнольдовна не ответила, оставаясь на пороге и держа приоткрытой дверь, как бы давая возможность случайным прохожим убедиться в том, что они не с дурными намерениями вошли в чужой дом в отсутствие хозяев. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и Вика разглядела скромную обстановку. У окна стоял покрытый цветастой клеенкой столик для приготовления пищи, рядом стоял старинный дубовый комод с посудой. В закутке за печкой поместилась газовая плита и мойка. На стене висели старые выцветающие фотографии да дешевые пластиковые часы, которые грустно тикали в тишине.

Отчего-то становилось жутко, и Вика обернулась к стоящей у порога Ольге Арнольдовне, ища поддержки и одобрения. Та лишь молча покачала головой, безмолвно выражая свое неодобрение, тем не менее, не оставляя Вику одну в этом сомнительном мероприятии.

– Здесь ее нет, – снова шепотом сказала Вика. – Я загляну в спальню, и пойдем отсюда, – она осторожно потянула за ручку и медленно открыла дверь, ведущую во вторую комнату.

Спальня была гораздо светлее передней за счет больших окон, выходящих на две стороны и открытых сейчас нараспашку. У стены стояла кровать, застеленная стеганым одеялом; уложенные поверх него две перьевые подушки были накрыты вышитой крючком накидушкой, а стену украшал плюшевый ковер, изображавший насторожившегося рогатого оленя в густой непролазной чащобе. Рядом с кроватью стоял коричневый лакированный шифоньер советских времен. К дальнему от входа углу, между окон, был приставлен большой квадратный стол, щедро накрытый к чаепитию: розетки с вареньем, вазочки с конфетами, тарелочки с выпечкой и прочей снедью.

Валентина Дмитриевна сидела, облокотившись на спинку стула, и, не мигая, с упреком смотрела на вошедшую. Вика растерялась и отвела взгляд, ей стало неудобно за свое вторжение, когда человек просто решил отдохнуть и попить чаю.

– Вы извините, пожалуйста, – робко начала оправдываться Вика, – мы вам звонили и стучали, никто не вышел, а дверь оказалась открытой.

Валентина Дмитриевна не отвечала. Вика снова взглянула на нее, та продолжала смотреть с укором, не шелохнув ни пальцем и ничем иным не выражая своего участия в разговоре. Вике показалось это необычным, она решила, что нужно подойти поближе.

– Вы меня слышите? С вами все в порядке? – беспокойство нарастало с каждым шагом, подходить почему-то уже расхотелось, однако сила любопытства заставляла передвигать ноги.

Чтобы не встречаться с пристальным взором Валентины Дмитриевны, Вика отвела свой взгляд к столу и продолжала мелкими осторожными шажками продвигаться. В ее мозг уже лихорадочно лезли подозрения о самом страшном, однако некая внутренняя защита отгоняла их, пытаясь сберечь психику и не допустить шока, поэтому глаза лихорадочно вырывали отдельные картинки, отправляя в мозг любую постороннюю информацию взамен страшных предположений. Вот стоят две белые фарфоровые чашки с золотой каемкой по краю. Одна уже пустая, на дне лишь виднеются засохшие коричневые пятна. Вторая чашка, та, что стояла дальше от Валентины Дмитриевны, была наполовину заполнена уже остывшим чаем, о чем свидетельствовали перламутровые разводы на его поверхности. Розетка с вареньем была опрокинута, но варенье как будто пытались чем-то вытереть, не сделав по какой-то причине этого до конца – лужицы от его сиропа уже не было, однако малиновые потеки неряшливыми волнами виднелись на скатерти, а далее от центра стола небольшими пятнышками проложили тропинку по одному из широких подоконников.

Вика наконец достигла своей цели и, протянув руку к плечу председательницы, аккуратно потрясла за него. Валентина Дмитриевна, продолжая смотреть строгими немигающими глазами, с тихим шорохом начала медленно заваливаться на бок, а потом грузно скатилась на пол, при этом клок ее волос, очевидно зацепившийся за что-то, остался висеть на стене. Мощнейший сгусток концентрированных эмоций, постепенно собиравшихся в груди Вики этим днем, неистовым воплем вырвался наружу и разлетелся по всему дачному поселку, оповещая о случившемся несчастье.

***

– Ты, главное, не дрейфь, Надюха. Соберись, и все получится, – отдавала последние наставления Нателла. – Времена сейчас непонятные, денег нигде толком не платят. А у нас и госзаказ, и оборонка. Зарплата вовремя, премии дают, если в сроки укладываемся. Стабильность, в общем. Понимаешь?

Надя понимала. Устроиться в лабораторию редкоземельных металлов при НИИ от Мингео – шутка ли! Считай, лотерейный билет выиграла. К тому же это ее профиль, и работу свою она любила. Да и время, действительно, сейчас непонятное. На дворе девяностый год, гласности, свободы и плюрализма мнений – пруд пруди, а кушать нечего. Надя, конечно, давно подумывала пойти в челночницы. Загранки, бешеные деньги, новые возможности. Но и рисков тоже много. Вон соседка укатила за товаром месяц назад, да так и сгинула неизвестно где.

– Да ты слушаешь меня? – Нателла тормошила подругу, пока они шли по длинным коридорам НИИ.

– Слушаю, слушаю, – буркнула Надя в ответ, глазея по сторонам с неприкрытым любопытством.

– Соберись, тебе говорят. Там, где надо, тебя проверили уже, раз к последнему этапу собеседования допустили. Анкета у тебя неплохая, квалификация подходящая. Я за тебя словечко шепнула, опять же. Осталось всего ничего, ты уж постарайся, не сглупи. Начальница твоя, Валентина Дмитриевна, дама ерепенистая, с карактером. Чуть что не понравится, вмиг завернет твою кандидатуру, и ничьи уговоры не помогут.

– Как же мне с ней себя вести? – спросила Надя больше для того, чтобы показать свое участие в разговоре, а на самом деле жадно цепляя глазами все вокруг – из-за приоткрытых дверей кабинетов, мимо которых они проходили, виднелось разнообразное исследовательское оборудование, которого она до сих пор не видела, и от грандиозности воплощаемых здесь проектов захватывало дух.

– По обстоятельствам. Главное, покажи, что ты хороший исполнитель, чтобы она не решила вдруг, что ты ее подсиживать пришла. Поэтому сильно не активничай, а инициативу проявляй с осторожностью. Да, и помаду сотри, – поучала Нателла.

– Это еще зачем? – удивилась Надя и покорно потянулась за носовым платком, которым тщательно вытерла перламутровую помаду с губ.

– Потом поймешь, – подмигнула подруга и остановилась. – Ну все, дальше сама. Тебе вон в ту дверь. Надюшка, – Нателла пристально посмотрела на подругу долгим взглядом, – не подведи! Я за тебя ручалась в кадрах. Давай, ни пуха!

– К черту, – Надя тяжело вздохнула и направилась к нужной двери.

На стене висел застекленный стенд, и Надя, приостановившись напротив него, вглядывалась в свое отражение. «Неспроста Нателла велела помаду стереть, красивых, видать, там не ждут», – подумала она и слегка выдвинула вперед нижнюю челюсть, что придало ее лицу придурковатое выражение.

– Опаздываете, милочка, вы здесь уже как две минуты должны находиться, – сурово начала Валентина Дмитриевна и кивнула на электронные часы с крупными зелеными цифрами.