RAL

— Осталось только запечь, — с гордостью констатировал он.

За духовкой долго следить не пришлось — в каменных печах все готовится быстро. Спустя каких-то двадцать минут вся их группа могла оценить результаты своих стараний — горячие пиццы с пылу с жару заставляли слюну активно выделяться, а животы урчать.

Вооружившись специальным ножом, Хван порезал их шедевр на неровные треугольники и разложил на тарелки специальной лопаточкой.

— Надеюсь, с перцем не переборщили, — он протянул ей тарелку, на которой было аж три куска, — ешь побольше, ты в последнее время как-то осунулась.

Черен покосилась на него с недоверием, вспоминая, как трещала по швам ее юбка, но решила не спорить.

— Предлагаю обмен, — Феликс с кривой улыбкой и большим блюдом в руках, на котором лежала добрая половина их с Чанбином кулинарного извращения, хищно смотрел на скромную, без изысков пиццу ребят, — интересно же попробовать разное!

Пока Хенджин с явным сомнением рассматривал щедро заваленную ананасами и клубникой пиццу друзей, Феликс, не стесняясь и не копошась, сгреб остатки их мясной и свалил к одобрительно улюлюкаещему Чанбину.

— Это была афера века, — вздохнула Черен, сплевывая в салфетку едва надкушенное блюдо. Непропеченное тесто, контрастный и несочетающийся вкус салями и ягоды, а также несчетное количество анчоусов, которые Чанбин навалил горой от чистой жадности и из любви к халяве — все это вместе являло мощный провал их с Феликсом как поваров.

— Я даже пробовать не буду, — скривился Хенджин и подал ей колу, чтобы запить неудачный гастрономический эксперимент.

В конце этого вечера Черен уже не чувствовала грусти. Давно забытое, но такое нужное — друзья. Как же легко ей было находиться в этой компании: все печали и заботы отходили на задний план. Но хорошее имеет свойство заканчиваться, и, хотя Феликс и Чанбин предложили продолжить вечер и сходить всем вместе в кино, Черен отказалась, потому что хотела лечь спать пораньше. Несмотря на то, что она хорошо провела время, все равно моральное истощение от этого дня давало о себе знать. Хенджин тоже не захотел никуда ехать, сославшись на какие-то дела рано утром. Ничуть не расстроившиеся парни лишь помахали им на прощание, садясь в такси, а Черен и Хенджин пошли на крытую парковку, где Хван оставил свою машину. Он предложил подвезти и она не стала лишений раз тратиться на общественный транспорт.

Ехать было недалеко, но Черен умудрилась заснуть.

— Просыпайся, мы приехали, — ласковое поглаживание по голове было безумно приятно, и она сквозь поддалась навстречу его руке, не желая терять контакт, пока не почувствовала, что его пальцы уже забрались ей в загривок и слегка массируют кожу головы. От этих нехитрых движений ей хотелось замурчать.

Очнувшись от дремы, Черен покраснела, осознав, насколько чувственным и интимным был этот жест.

— Спасибо, что довез, — она неловко отстранилась и вышла из машины, спеша поскорее скрыться в недрах спасительной квартиры.

— Эй, погоди, — Хенджин хлопнул дверцей и подошел к ней слишком близко. — Помнишь, ты обещала отдать должок за то наше несвершившееся свидание?

— Да, конечно, — Черен сглотнула внезапно вставший ком в горле. Нехорошее предчувствие сосало под ложечкой. — Что ты надумал?

— Еще один поцелуй, прямо сейчас, — на одном дыхании выпалил он. — А потом мы об этом забудем и станем друзьями.

— Ты уверен? Обещаешь? — она и сама понимала, что глупо звучит, переспрашивая о таком. Как в том анекдоте: я спросил мошенники они или нет, они сказали нет.

— Конечно, обещаю, — успокаивающе улыбнулся Хенджин, глядя куда-то ей за спину. Он давно заметил машину Минхо, что ехала за ними от самого кафе. Значит, и сам Ли трется где-то неподалеку. — Просто хочу сравнить на трезвую голову, ничего больше.

Черен кивнула и подошла к нему ближе, опустив голову. Она знала, что могла просто послать Хвана сейчас, знала, что ни разу не обязана исполнять то, что он попросил, но не отступила. В конце концов, что такого серьезного мог значить для двоих взрослых людей один поцелуй? В мире, где и секс-то почти ничего не значит и не гарантирует. Все это мелочи жизни, решила Черен, особенно, если об этом никто не узнает. Был, возможно, один маленький процент того, что ей тоже хотелось попробовать губы Хвана еще раз на вкус, но такие крамольные мыслишки она давила в себе на корню.

Хенджин неторопливо взял ее лицо в ладони и завис, будто изучая. Черен было слишком странно, что он так долго смотрел ей в глаза, и она сама потянулась к нему, привставая на цыпочки.

Этот поцелуй, если сравнивать с предыдущим разом, казался почти целомудренным: почти невесомое соприкосновение губами.

Черен почти не заметила, как ее сознание было захвачено в плен и замутнено: она ощущала лишь мягкие теплые прикосновения, осторожные движения языком. Хенджин целовал ее трепетно и нежно, будто боялся сломать, и от этого жар в низу живота распалялся лишь больше. Она так бы и осталась в этой неге, но он разорвал их поцелуй сам, резко и беспощадно возвращая ее обратно на эту бренную землю.

— Вот и все, — он как-то нервно и растерянно засмеялся, стер с блестящих губ остатки слюны тыльной стороной ладони и посмотрел на нее нечитаемым взглядом. — Теперь ты мне ничего не должна.

— Я рада, — нет, она не была рада, а чувствовала себя с каждой секундой все хуже и хуже, путаясь в своих эмоциях и чувствах. — Ну, мне пора, до встречи.

До дома она почти бежала, ни разу не оглянувшись.

***

Черен только и успела, что присесть на диван, когда услышала, как хлопнула входная дверь.

— И что все это значит? — от тона Минхо, пропитанного злобой и ядом у нее внутри все похолодело. — Совсем совесть потеряла, сосаться с Хенджином прямо на улице!

Сердце ее упало куда-то на пол от ужаса, ведь попалась с поличным, как это объяснить и не выглядеть жалко? Понятно, что оправдываться нет смысла.

— Это ничего не значило, — тихо ответила она, — не знаю, что мне сказать, чтобы ты поверил, но это действительно ничего не значит.

— Знаешь, все могло быть иначе, будь ты хоть немножечко адекватнее, — выплюнул Минхо с ненавистью глядя на отрешенно смотрящую в стену девушку.

Ей вдруг стало не интересно, что именно он говорит, и насколько он прав, важен был лишь тон голоса, пропитанный отвращением и неприятием. Уже не в первый раз она его слышала.

Очарование кошачьих глаз, острых скул, его улыбка, которая и пугала, и притягивала одновременно, вкрадчивый голос, обещающий на ушко что-то запретное и очень приятное, — кажется, Черен никогда не смогла бы всему этому протестовать, если бы не жуткий контраст с этим другим Минхо, чужаком, абсолютно посторонним ей человеком. Глаза иного Минхо смотрели с яростью, превращаясь в узкие щелочки-полумесяцы, тембр голоса опасно понижался, губы искривлялись угрожающим оскалом. Другой Минхо появлялся все чаще.

Ее милый сердцу цундере оборачивался болотной рысью, хищником, а она сама становилась жертвой, жалким звеном пищевой цепи, основная задача которого — быть сожранным более сильной особью. И Минхо не стесняясь пользовался ее ступором в такие моменты, нападая и терзая, а после непременно раскаиваясь, извиняясь и ласкаясь.

— Я теряю себя в тебе, — негромко произнесла она, скорее для себя, чем для него, и поднялась с дивана, где сидела все это время. — Давай расстанемся.

Минхо запнулся на полуслове и удивленно захлопал своими длинными ресницами, слегка приоткрыв рот.

— Так не терпится на члене Хенджина поскакать? — он быстро пришел в себя и распалился еще больше.

Все эмоции Черен ушли куда-то на задний план. Она прекрасно понимала, что потом, когда Минхо оставит ее наедине с самой собой, о своем решении придется пожалеть. Как мало они были знакомы на самом деле, как мало знали друг друга, но какая разница, если все равно так болит сердце и душа.

— Просто уходи.

В горле пересохло, а руки мелко дрожали, однако отступать уже некуда: Черен знала, что больше на такой подвиг не решится, а, если оставит все, как есть, дальше будет лишь хуже. Она уже сейчас довольно часто чувствовала себя безвольной марионеткой в руках опытного кукловода: Минхо всегда знал, на какие кнопки надавить, чтобы она сделала так, как ему было нужно. И это не сказать, что незаметное давление, но противиться ему не получалось, разве вот что сейчас агрессия Минхо не дала Черен размякнуть от разящих кинжалами в самое сердце слов.