Волчица

— Ты зря думаешь, что с арены не выходят живыми — пожал плечами Эллерс — И у рабов есть шанс выйти отсюда…если доживут, конечно. Можно получить свободу за доблесть в бою. Можно просто потому, что ты стала стара для арены. Или потеряла здоровье и не можешь сражаться. Но ты права — чем лучше сражаешься, тем больше у тебя шансов дожить до освобождения. Старайся, тренируйся, и все у тебя получится.

Он помолчал, и снова заговорил после паузы:

— Первая партия заключенных будет готова примерно через две недели. Их сейчас усиленно кормят, чтобы выглядели не заморенными тощими кобылами, а настоящими женщинами. Перед выходом на арену их вымоют, постригут, приведут в порядок. Не забывай — у нас ведь зрелище, а не простое убийство. Этим женщинам и мужчинам пообещали, что если они тебя положат — вместо казни получат каторгу на пять лет. Каторга — это плохо, это тоже бывает смертельно. Но каторга — это не потрошение, и не посадка на кол. И даже не отсечение головы, которое применяется как великая милость. У нас много способов казнить, так что повешенье и отсечение головы — это самое доброе отношение к осужденным. Так что имей в виду — женщины и мужчины, которых приговорили к потрошению, или посадке на кол, будут драться с тобой отчаянно, насмерть, и никакой пощады тебе не будет. И среди них могут попадаться такие, что…в общем, учись как следует драться, чтобы тебе не оторвали голову. И думай о том, что твое милосердие для них как самая настоящая подлость. Потому что если ты их не убьешь на арене — никто их прощать не будет. Раненых, их унесут, слегка подлечат, чтобы могли прожить до самой казни, а потом выпотрошат — выдернув у еще живых кишки и заставив смотреть, как их наматывают на палку. Ты же чужестранка, да? Вижу, чужестранка. То-то у тебя так вытаращились глаза! У нас есть замечательные виды казни, наши аристократы очень любят посмотреть на эдакое представление. Даже детишек приводят — смотреть на кровь и кишки. Считается, что так они становятся сильнее духом.

Эллерс перевел дыхание, видно было, что он зол, но не на Настю, а на кого-то далекого, Насте неизвестного. Но само собой, ничего такого он пояснять не стал.

— Я тебе доходчиво все рассказал? — спросил Эллерс, и криво усмехнулся — Вижу, ты такого еще не слышала. Да, как тебе и сказал хозяин — я многое знаю об Арене. И такое, что хотелось бы забыть, да не могу. Арена — моя жизнь, и вне ее я себя не представляю. Но она и мое проклятие. Некогда молодым, сильным…глупым юнцом я пришел в Арену и выдержал конкурс на бойца. И вот — я здесь. Жалею ли, что сюда пришел? Наверное — да. Но тут уже ничего не поделаешь. Каждый выбирает свою судьбу сам.

— Вранье! Мою судьбу выбрали за меня! — оскалила зубы Настя.

— Так ли? — задумчиво протянул Эллерс — А ты покопайся в себе, вспомни, может сделала что-то такое…глупое, что повлияло на твою судьбу и привело к такому результату?

Настя хотела выдать в ответ длинную тираду о негодяях, которые ее обманули, но вдруг вспомнила ливень, грозу, елку, под которой она скрылась, и белый шарик, к которому прикоснулась пальцем. И ничего не сказала.

— То-то и оно! — усмехнулся мужчина — Ну что, отдыхай. Сейчас пришлю к тебе массажиста. Или лучше массажистку? Можешь использовать их как хочешь — без ограничений. Любишь, когда тебе пятки лижут? Нет? Ну тогда просто массаж. Ты сегодня хорошо потрудилась, надо размять мышцы. Так они будут быстрее отдыхать, и наращивать силу. На ночь придет лекарь, выпьешь снадобье. Чего морщишься? Горькое?

— Если бы — скривилась Настя — Оно дерьмом воняет!

— Ну…да! — вдруг весело улыбнулся Эллерс — В составе снадобья кал летучих мышей, живущих в пещерах Ольдарсса. Редких мышей, между прочим, так что цени.

— Фу-у… — простонала Настя — И зачем ты это сказал?! Меня теперь вырвет!

— Вырвет — нальют еще — снова улыбнулся Эллерс — Да не переживай, говно уже давно превратилось в черную субстанцию, пролежав в холодном темном месте несколько сотен лет. Эти твари едят насекомых, которые едят особые травы, обладающие магическими свойствами, так что кал мышек делается насыщенным магией. И сразу скажу — до сих пор так никто и не знает, какие именно травы жрут насекомые, и почему в желудке мышей их останки приобретают такие свойства. Но без этого кала снадобье не работает. И еще — стоит оно золотой за кружку. Так что тебе лучше им не блевать.

Эллерс ушел, а Настя так и сидела, глядя в стену и размышляя об услышанном. То, что она все-таки имеет шанс отсюда выйти — ее порадовало. Раньше она надеялась только на чудо. Впрочем, освобождение из рабства — разве не то самое чудо? В лотерею выиграть тоже есть шанс, но сколько людей выиграли? С чего она решила, что именно ей повезет? И все равно — очень хочется надеяться.

А еще Настя подумала о том, что похоже этот самый Эллерс не такое уж и дерьмо. И что лучше так не думать, иначе можно жестоко обжечься.

Ну и еще подумалось, что никаких любовников и любовниц ей не надо. Вообще. Никак. А что касается дружбы…если с кем она и хотела бы встретиться и пообщаться, так это с Меррель. Чем-то зацепила ее эта девчонка, никак не может ее забыть. Может и зря. Девочка себе на уме, раз за пять лет сумела подняться от самого низшего статуса постельной рабыни, до фактически управляющей крупной торговой конторы. Одно только напрягало — контора эта торгует рабами. А чтобы торговать рабами, надо совсем не иметь совести и жалости к людям.

Хотя с другой стороны — что еще оставалось девчонке, которая хотела выжить? Если бы свободная была, имелся выбор, тогда — да. А так…можно только восхититься степенью ее выживаемости.

Глава 16

— Можно с тобой рядом присесть?

Настя подняла взгляд. У левого плеча стояла небольшая крепкая девушка с завидной мускулатурой, похожая на постоянную обитательницу тренажерного зала — перекаченные мышцы ног, могучие плечи, и лицо эдакого трансгендера. Короткая туника почти не скрывала ее тело, украшенное татуировками. Даже лицо было татуировано, и напоминало то, как татуируются маори. Зверское, надо сказать, лицо.

— Палец мне в зад совать не будешь? Тогда садись.

Татуированная даже рот раскрыла от удивления:

— Зачем я буду совать?! С какой стати?

— Все это норовят сделать, как только я к ним подхожу ближе — так же мрачно ответила Настя, и губы ее сложились в кривую ухмылку — Ладно, не делай такую физиономию. Шутка! Почти…

Девушка хмыкнула, и присела рядом, поставив доску-поднос на стол. Настя обычно ела одна, в одном и том же месте, за коротким дощатым столом, рассчитанным на четыре человека. К ней никто не подсаживался — то ли боялись, то ли презирали. И то, и другое Насте было совершенно безразлично. Вообще-то она могла бы потребовать принести ей еду в комнату — для нее точно бы сделали исключение, но во-первых все равно потом относить посуду на кухню, во-вторых, могли плюнуть в чашку. И потому Настя внимательно следила за тем, как повариха накладывает и наливает в ее миску. Конечно, суп с харчком Настю бы не убил, но есть похлебку и думать о том, что в нем плавает чья-то сопля было бы очень неприятно.

А кроме того, ей не хотелось совсем уж отделяться от «коллектива». Да и скучно одной есть. Информационный голод, черт его подери. Так хоть искоса смотришь по сторонам, запоминаешь лица, прислушиваешься к разговорам. Слух у Насти великолепный, так что она может прослушивать практически всю столовую и слышать все, что говорят — если только говорящий нарочно не снижает громкость.

— Что, достали? Пристают? — сочувственно спросила незнакомая девушка, запуская ложку в миску.

Настя промолчала. Что еще сказать? Очевидно же.

— А меня Ана звать. Или Хищница! — проглотив три ложки варева, продолжила налаживать контакт девушка — А тебя Наста, так?

— Если бы точным — Настя — после паузы ответила землянка — Но можно и Наста. Мне все равно.

— А ты сама откуда? Приехала? С другого материка? — не унималась девушка — У вас все такие…большие и белые?