Страница 15 из 16
«Пассивный синтез есть противоречие, если синтез представляет собой композицию и если пассивность состоит в восприятии, а не составлении какого-то многообразия. Когда речь шла о пассивном синтезе, имелось в виду, что многообразие проникнуто нами и что, однако, не мы осуществляем его синтез» (Merleau-Ponty, 1945, 487; рус. 540)[50].
Мерло-Понти попытался проиллюстрировать неоднозначность пассивного синтеза, ссылаясь на парадоксальное отношение, которое существует между Я и временем. Как рожденный, я – с точки зрения времени – подвержен временно́му потоку – и совершенно пассивен. Тем не менее я могу противостоять потоку времени, как в случае обязывающего решения или обещания. Пассивность здесь означает «одалживание, бытие в ситуации, до которого нас даже не было, которое мы постоянно начинаем заново, и только это нас конституирует. Раз и навсегда «приобретенная спонтанность, которая продолжает быть спонтанностью на основе приобретения (Sartre, 1943, 195; рус. 177)[51]. «Именно здесь временность проясняет субъективность» (Merleau-Ponty, 1945, 488; рус. 528).
Чтобы ясно представить различие между до-личностной стадией анонимной жизни и Я-полюсом, я разберу подробнее гуссерлевское описание пограничного феномена обморока, как он представлен в приложении XX из XIV тома Гуссерлианы.
В главе I мы констатировали, что согласно Идеям I трансцендентальный субъект определяется через поляризацию Я: всякое сознание в монаде – это сознание того же самого тождественного Я (Hua XIV, 27). Мои прошлые переживания не проявляются как простая последовательность настоящих моментов в модусе прошлого:
«В каждый момент времени я нахожу, что “я действовал так и эдак”. Все действия в этом моменте времени я нахожу центрированными как раз в форме cogito в тождественном ego. А для континуума временны́х фаз и их потоков переживаний и актов я всегда нахожу не только одно и то же центрирование, но и центрирование по отношению к одному и тому же ego. […] Все центрировано, актуально и потенциально, все здесь для меня, это моя тема […]» (Hua XIV, 28).
В этом смысле Я следует рассматривать как лишенный качеств полюс актов, в которых оно живет (Hua XIV, 43). Что кажется примечательным в анализе обморока у Гуссерля, так это то, что Я как Я-полюс здесь выключается. Когда человек падает в обморок, невозможно найти поляризующее, живущее в своих cogitationes Я. По сути, в случае обморока cogito и его соответствующий cogitatum не проявляются. То, что в приведенном выше фрагменте рассматривается как для меня центрированное, в тождественном ego, в феномене обморока не проявляется. Этот пограничный феномен, в котором не происходит выделения имманентных данных, все же принадлежит Я в полной конкретности, монаде:
«В глухой, “голой” монаде Я не присутствует рее́льно (reel) как центральный полюс, к которому все было бы отнесено. Собственно, здесь нет никакого “всего”, здесь все как раз представляет собой истекшее единство. Но спрашивается, что же такое это “рее́льно наличное”; эта простая потенциальность и т. д. [или что-то иное?]. Но в любом случае следовало бы все-таки сказать, что если Я проснется и сможет уловить отрезок своего предыдущего состояния бессознательного, оно при помощи обратной рефлексии не сможет найти себя в нем как относившееся к нему, бывшее там Я» (Hua XIV, 53).
Если есть выделенное переживание, то можно говорить только о функции Я: «Но уверенно можно сказать, что самосознание и отграниченное переживание необходимо сходятся, и только там, где [есть] выделенные переживания, “в наличии” также есть Я, пред-данное, не только переживающее, но и переживаемое Я» (Hua XIV, 53; курсив – С.М.). Исключительно с помощью рефлексии, которая отталкивается от предмета, Я может само себя осознать. Только там, где в наличии есть предмет, можно в рефлексии ухватить Я (Hua XIV, 53). Феномен обморока, так же как, например, сон, отсылает к измерению, которое недоступно для Я, но тем не менее принадлежит Я. Это измерение нельзя поляризовать.
В главе V я покажу, что пограничные феномены сна, рождения и смерти ставят под сомнение принцип непрерывности времени тем, поскольку их нужно рассматривать как «разрывы наглядности». Такого рода опыт выводит на поверхность сферу, к которой нет доступа очевидности, и которая – что еще более радикально – не строится по принципу синтеза.
3. Имманенция, пассивный синтез и своеобразная диахрония аффекта
В связи с проблематикой аффекта и пассивным синтезом я теперь подхожу к фундаментальному аспекту гуссерлевской феноменологии, подвергшемуся многочисленной критике: это имманентизация опыта. Хорошо известно, что понятие реактуализации у Гуссерля включает все интенциональные акты, относящиеся к предмету, который непосредственно (originäre) не воспринимается. Разнообразные реактуализации, такие как воспоминания, фантазии и чужие восприятия всегда предполагают непосредственное восприятие. Левинас выходит за пределы этой интерпретации реактуализации. В своей интерпретации феноменологии Гусссерля он рассматривает интенциональность как таковую как форму репрезентации: то, что изначально диахронично, у Гуссерля синхронизируется. С помощью интенциональности чуждое для Я и Я подводятся под «общий знаменатель». Отождествляяя Другого с самим собой, Я не отдает должное его чуждости. Критика Левинаса в чем-то аналогична тезису Паточки, представленному в работе Субъективизм Гуссерля и возможность “асубъективной” феноменологии (Patočka, 1991). Аналогию между двумя философами, которую я провожу, все же важно не истолковать превратно. Подходы Паточки и Левинаса на деле по многим параметрам следует строго друг от друга отличать. Позиция Паточки прежде всего находится под влиянием философии Хайдеггера, особенно после поворота, тогда как Левинас направлен исключительно на выход за пределы онтологии с тем, чтобы выявить этический избыток, присущий бесконечности и ответственности за Другого. Тем не менее в том, что касается их критики Гуссерля, ее можно свести к общему возражению: Гуссерль манипулирует феноменами, возводя их к позиции Я. Тем самым феномены искусственно лишаются их дикого, чуждого характера. Через возведение самопоказа (Sich-Zeigen)[52] к Я, заметным становится необоснованное укрощение внешнего [опыта].
В ходе работы я покажу, что в феноменологии Гуссерля есть важные линии напряжения, касающиеся так называемой имманентизации опыта: имманентизация у Гуссерля всякий раз наталкивается на феномены, которые ставят ее под сомнение, соответственно, угрожают ей. В этом разделе я стремлюсь выдвинуть на первый план сферу, по принципиальным основаниям неизобразимую или непредставимую. Также в смысле Левинаса можно сказать: имеется избыток феномена, выходящий за рамки интенционального смысла.
Но прежде чем я перейду к этой сфере, я хотел бы вновь вернуться к Паточке. В выше упомянутой статье Субъективизм Гуссерля и возможность “асубъективной” феноменологии точно показывается, как Гуссерль открыл феноменальное измерение самопоказа (Sich-Zeigen) в его явленности и в то же время скрыл его. Сокрытие происходит из-за субъективной интерпретации феноменальной сферы. Такое переистолкование самопоказа в его явленности имеет в имманенции комплексную структуру. Прежде всего оно связано с убеждением Гуссерля, согласно которому характер абсолютной достоверности и самоданности можно приписать только имманентному явлению. При условии, что имманентное явление, соответственно, переживание не оттеняется, оно может показывать себя абсолютным образом в том, что оно есть:
«Итак, сначала феноменальную сферу расщепляют на два момента – с одной стороны, на являющееся в его модусе данности, с другой стороны, на предполагаемую субъективную основу этого явления, эта последняя описывается как переживание, данное рефлексивному взгляду, и, наконец, этому рефлексивному взгляду приписывают ту очевидность, которая в своем проявлении присуща показу и самопоказу феноменального поля, самому явлению в его явленности» (Patočka, 1991, 278).
50
См. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / Пер. с фр. И.С. Вдовиной. – С.-П.: Наука, 1999. (прим. перев.).
51
См. Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической феноменологии / Пер. с фр. В. И. Колядко. – М.: Республика, 2000. (прим. перев.).
52
Термин “самопоказ” (Sich-Zeigen) предлагается Паточкой в статье Субъективизм Гуссерля и возможность “асубъективной” феноменологии для обоснования тезиса об “объективной явленности феноменов в их собственной сущности”. Феномены, по мнению Паточки, не могут быть результатом субъективного конституирования. Напротив, “субъективные” возможности феноменов становятся явными лишь через показ самих феноменов (прим. перев.).