Страница 5 из 12
— Раз прислали, убирай, — говорю равнодушно и приваливаюсь к стене.
Девчонка принимается живо сметать осколки в совок и вытряхивать их в пакет. Демонстративно поднимаю с пола самые крупные, плюхаюсь на диван и кладу осколки рядом. Немного подумав, иду за графином и его тоже ставлю на пол возле себя.
Девочка смотрит на меня большими как оливки глазами. Черт, как захотелось есть! Ну или хотя бы чашку кофе. Ладно, воды.
— Что ты так на меня смотришь? — спрашиваю девчонку. — Или ждешь, что я буду тебе помогать?
Она мотает головой, отчего косы летают из стороны в сторону. Вроде как она со стороны похитителей, и я должна ее ненавидеть. Но почему-то девочка вызывает симпатию.
— Как тебя зовут? — спрашиваю, когда надоедает сидеть на диване без дела.
— Мадина, — она выпрямляется и смотрит в глаза пытливым взглядом.
— А меня Марта.
— Я знаю. Я сестра Хамзата.
Сразу портится настроение. Еще бы ей не знать, раз ее брат меня украл! Ну хоть напомнила имя волосатого мужика…
Вопрос в том, насколько это мне поможет? Я прожила двадцать прекрасных лет, не подозревая, что Хамзата зовут Хамзат, и разве хоть раз почувствовала себя обделенной?
Пока размышляю, Мадина быстро управляется с мусором и уволакивает пакет. Не успеваю подумать, надолго она ушла или нет, как девушка показывается снова. Она ставит возле меня на столик поднос, и я с вожделением смотрю на поджаристые лепешки и сыр.
Боги, как же я проголодалась!
— Ничего не ешь, — слышу негромкий голос, — и не пей.
— Но… как? — шумно сглатываю слюну. — А воду?
Мадина отрицательно качает головой, и я с сожалением смотрю на поднос. Сожаление сменяется ужасом.
— Меня что, хотят отравить? — вскидываю на Мадину шокированный взгляд.
— Нет, конечно! — в ответ она смотрит почти обиженно. Затем бежит к двери, выглядывает на улицу и со спокойным видом поворачивается ко мне. — Если ты съешь что-то или выпьешь в этом доме, даже воду, значит, что ты согласна здесь остаться.
Вскакиваю и хватаюсь за поднос. Мадина загораживает собой дверь.
— Отойди! — требовательно заявляю.
— Не отойду! Поставь обратно.
— Не поставлю! Я хочу выбросить все на улицу!
— Чтобы снова все сбежались? Тогда пожалуйста, — Мадина отходит от двери, и демонстративно складывает на груди руки.
В расстроенных чувствах ставлю поднос обратно. Все еще проще, я умру от голода и обезвоживания, потому что это лучше, чем стать женой Хамзата.
— А ты правда училась в Европе? — спрашивает Мадина, и я отвлекаюсь от своих безрадостных мыслей.
— Да, — киваю, — правда. В Лозанне, это…
— Швейцария, — договаривает за меня девушка и вздыхает. — Я тоже хочу учиться.
— Есть проблемы? — спрашиваю осторожно.
Она смотрит на меня грустным взглядом и кивает.
— Есть. Брат не отпустит. У нас не такая семья как ваша.
— А что в нас такого? — не могу понять.
— Как что? — хмыкает Мадина. — Вы же Ильясовы!
— Я Ильясову неродная, — все еще не понимаю, к чему она клонит.
Мадина нетерпеливо передергивает плечами.
— У нас такого нет. Ты член семьи. Названная дочь.
— Ладно, — не вижу смысла спорить, — так у тебя вообще никаких шансов?
— Нет, — вздыхает девушка, — у нас не тот уровень. Если бы мы были богаче, меня бы учили, чтобы я была образованной. Тогда за меня больше дадут.
— Больше дадут? — морщусь, пытаясь сообразить. — Кто?
— Семья мужа, — Мадина, похоже теряет терпение от моей тупости, — вот как в тебя вложили. Ты теперь образованная, еще и за границей. За тебя бы очень много дали, если бы Хамзат тебя не украл! Вот и меня так украдут, — она грустно вздыхает, а меня будто ледяной водой обливает.
В голове полная каша. Если эта девочка говорит правду, все мои старания не имеют никакого смысла. Моя учеба — фарс, а дальнейшие планы вообще никого не интересуют.
Вскакиваю с дивана и начинаю кружить по комнате. Ладно, Азат, я ему никто, в то, что он строит в отношении меня коварные планы я еще могу поверить. Но мама! Неужели она тоже во всем этом участвует? Быть не может. Она так радовалась каждой моей победе!
— А ты правда девственница? — в глазах Мадины светится любопытство, и я едва удерживаюсь, чтобы не осадить девчонку. В конце концов, пока она моя единственная надежда.
— А почему тебя это так удивляет?
— Ты старая, — без тени смущения отвечает эта маленькая нахалка, — для ваших вообще нереально.
Несмотря на наглость, Мадина мне нравится. Она определенно прижилась бы в Европе.
— Тебе сколько лет? — спрашиваю.
— Пятнадцать.
— И ты считаешь, что девственности обязательно надо лишаться по паспорту?
— Нет, — пожимает она плечами, — но если к двадцати годам на тебя никто не позарился, то потом ты уже перестарок. Никто точно не позарится. Даже Хамзат бы не посмотрел.
Мда… Невысокого мнения сестренка о своем братце и о моем несостоявшемся муже.
— Послушай, — беру ее за плечи и легонько встряхиваю, — все это полная чушь. Все должно быть по общему желанию. И по любви. И возраст не имеет никакого значения. Я вот пока никого не полюбила так, чтобы захотеть близких отношений. Ты вообще слышала про любовь?
— Конечно, — высвобождается она с невозмутимым видом, — моя подруга влюблена в Хамзата. А он украл тебя!
Бинго! Возвожу глаза к потолку и благодарно улыбаюсь. Вообще-то я благодарю небеса, но пока вместо них потолок. Поблагодарю отдельно, когда отсюда выберусь.
— Послушай, Мадина, — прищуриваюсь и стараюсь добавить в голос побольше меда, — хочешь помочь своей подруге обрести счастье с любимым?
Девчонка колеблется, и я продолжаю напирать. Снимаю цепочку с кулоном в виде сердечка, белое золото с платиновой крошкой, подарок моего отца, родного.
— Выведешь меня отсюда, твоя подруга получит твоего брата, твоя мама сохранит остатки хрусталя и душевный покой, а ты — вот этот кулон.
И когда черные глаза радостно вспыхивают, облегченно выдыхаю.
Глава 3-1
Я иду по обочине шоссе, наплевав на все предосторожности. Дико болят ноги — одну я ободрала, когда скатывалась в овраг, вторую подвернула и потянула связки на внешней стороне стопы. Хорошо, что не разорвала, хоть как-то идти можно.
Руки тоже все в ссадинах и царапинах, они невыносимо пекут и саднят. Мне так себя жалко, что я иду и просто реву, никого не стесняясь. А кого тут стесняться? Некого. За все время, сколько иду, не встретила ни одной живой души.
А ведь уже темнеет!
Поначалу я пряталась, как и советовала Мадина, и шла параллельно шоссе по тропинке, которая то неожиданно начинала петлять, то вела через какие-то буераки, то вдруг обрывалась. Чтобы снова на нее выйти, приходилось перебегать по шоссе.
С той стороны к шоссе вплотную подступали горы, которые периодически сменялись густыми зарослями кустарника. Там идти вообще не вариант.
Мадина вывела меня из дома через задний двор. Для этого пришлось сдвинуть сервант, тот самый допотопный мамонт. Как оказалось, он загораживал дверь в соседнюю комнату, которая вела в кухню, а кухня выходила на задний двор.
— Как мы его сдвинем? — с сомнением оглядела я древний раритет.
— Легко! — заверила меня Мадина. — Держись вот здесь. И толкай!
Девчонка оказалась права. Она уперлась двумя руками, я плечом, и сервант с натужным скрипом пополз в сторону. Причем, даже не развалился.
— Видишь, совсем не тяжело, — Мадина вытерла выступившие на лбу капельки пота.
— Еще бы! — хмыкнула я. — Я так основательно проредила его содержимое!
Мадина не ответила. Судя по всем, хрусталь не предназначался ей в приданое, поэтому она так безучастно отнеслась к его уничтожению.
За сервантом действительно оказалась дверь, оклеенная обоями в тон стенам. Наверное, поэтому я ее не заметила. Дверь легко открылась, мы прошли через комнату с кухней и вышли во двор, заканчивающийся невысоким забором.