Благой порыв

Однажды Арсений вернулся вечером в общежитие и не обнаружил своих вещей. Сосед по комнате объяснил, что приходила Римма, все добро Арсения уложила в дорожную сумку и уехала на такси, оставив адрес. На столе белел клочок бумаги, Арсений взял, ворча на соседа:

– Ты чего смотрел?

– Разбирайтесь вы сами, – отмахнулся сосед. – Я тут при чем?

Пришлось ехать по адресу. Арсению дверь открыла радостная Римма и затащила за руку. Он оказался в уютной однокомнатной квартире.

– Мой руки и садись, – приветливо сказала Римма, указывая на праздничный стол. – Будем справлять новоселье.

Как выяснилось, тетка Риммы уехала на Север, завербовавшись на два года поварихой в какой-то поселок газовщиков. Откуда-то узнала, что там шибко не хватает женщин, а ей катило под сорок и ей светило среди голодных мужиков стать завидной невестой. Мечта заведет куда угодно, если она разгорелась не на шутку.

– Живи, – широко повела рукой Римма. – Тебе для работы нужен уют.

– С кем? – спросил Арсений.

– Что с кем?

– С кем «живи»?

– Неблагодарный! – воскликнула Римма. – Я для тебя стараюсь. Не надоела общага? Хочешь уйду и не буду приходить?

Конечно, Арсений прекрасно понимал, что Римма ради себя старалась, надеясь на теплый уголок для свиданий. Арсению ничего не стоило тут же забрать свои вещи и вернуться в общагу, но это было бы похоже на трусливое бегство. Они с Риммой бывали близки и не раз, но это было прежде, до Анны, которой он никаких обещаний не давал, но знал, что ему будет совестно перед ней. А уж поступиться своей совестью никто и никогда его не заставит, в этом Арсений был уверен и остался.

Выпили они в тот вечер изрядно, Арсений от горечи последних дней, а Римма от полной уверенности, что все у нее получится, как она задумала, и нисколько не огорчилась тем, что в этот раз ничего между ними не случилось.

А назавтра Арсению в институте передали телеграмму из сельсовета. В ней сообщалось, что матери плохо. Извещал об этом бессменный еще с довоенных лет секретарь сельсовета Захар. «Поспеши, сынок», – торопил дед.

Арсений отпросился у начальства и тут же поехал в родную деревню. Мать он застал в живых в окружении стареньких соседушек. Все защебетали, стали креститься, завидев Арсения, и благодарили Бога. Мать умирала в разуме и не от болезней, просто иссякли в ее маленьком тельце все жизненные силы. Ей не было еще пятидесяти. Она много молчала, глядя на сына отцветшими глазами, в которых теплилась одна только любовь. Ей было достаточно видеть своего Арсения рядом, а слова уже не имели значения. Едва ли она думала о смерти, ее могла заботить только жизнь сына без нее. Потому, должно быть, и спросила:

– Как она?

– Кто, мама?

– Та девочка, которая…

– Приезжала-то?

– Та, та…

– Все хорошо, мама, – уверил Арсений.

– Сердце у нее доброе.

И, может быть, хотела сказать мама, что девочка та может стать родной. Мать умерла на глазах Арсения очень тихо и спокойно, как умирают только безгрешные люди. После похорон Арсений оставался в деревне еще пять дней и почти все время провел на кладбище. И крест сам поставил, и оградку сбил, и скамеечку устроил для бабушек. Навестят, посидят, подумают о своем скором уходе.

По возвращению в город Арсений обнаружил в почтовом ящике записку от Риммы, мол, нужно срочно увидеться. Она знала, что он уехал в деревню и по какой причине тоже была в курсе, но даже не спросила, жива ли мама или случилось самое печальное. Ей было не до этого, ей не терпелось сообщить свое важное решение.

– Вот что, голубчик, – заявила при встрече Римма, – или ты женишься на мне, или я сдам Аньку.

Жениться на ней Корнеев не собирался. Была дурь, да прошла. Видимо по лицу она догадалась о его чувствах.

– Я сама видела, как она печатала твою статью, – сказала Римма. – Целую стопку видела. За антисоветчину нынче не жалуют, сам знаешь.

– В органы побежишь? – не поверил Арсений.

– Зачем? Скажу отцу. Тот поднимет вопрос – притупление бдительности и все такое.

– Анна твоя подруга.

– Через кого угодно перешагну, а ты женишься на мне, – объявила Римма.

Никогда прежде не было в груди Арсения такой холодной пустоты, будто вьюжный ветер выдул все жизненное тепло. Так бывает в заброшенной избе, даже боязно дотронуться до печки, столь она глубинно остыла.

Сердобольные подруги и сочувственные друзья не оставили Анну в долгом неведении. Они поведали все, что знали. И, конечно же, только из добрых побуждений. Оказалось, что Римма испугалась того, что упустит Арсения. По адресу Анны говорила:

– В тихом омуте черти водятся.

И к этому добавляла угрозу:

– Только ничего у нее не получится. Не на ту напала.

И еще будто говорила она:

– Не отдам я его никому.

Этим кумушкам – неразлучной троице молоденьких актрис – одно было непонятно, почему Римма именно теперь проявляет такую прыткость. Все же знают, что его вызывали в самую строгую организацию. Или с ним кто-то встречался. В общем что-то такое было. Поговорили с ним, видать, строго, хорошо припугнули, хотя об этом Арсений сам не рассказывал, от Василия Зыкова слышали, но ходил он мрачный, в таком настроении, что подойти опасно.

Воспитанные девицы все-таки щадили неопытную Анну и не все доносили да ее ушей, а ведь Римма совсем обнаглела, прямо так и заявляла:

– Теперь он мой.

Планы у Риммы были самые серьезные, от которых отступиться не могла, потому что касались они будущей счастливой жизни. Она ж бегала в Дом кино, попадая на закрытые просмотры разными хитростями, насмотрелась зарубежных фильмов, которые показывали членам Союза кинематографистов, и, конечно, балдела от них. Еще бы! Там были постельные сцены! Этого в советском кино не увидишь. Так вот насмотрелась на экране «сладкой жизни» и чокнулась – «Хочу за бугор!» Фикс-идея такая возникла у нее, у дочери партийного босса. А мозги ей помутила именно та статья Арсения, которая ходила по рукам. В стране появились «инакомыслящие». О них много писали в газетах, клеймили. Но их уже не сажали в тюрьмы. Иных устраивали в дурдом. Других выдворяли из страны. Так вот Римма решила, что Корнеев будет диссидентом, и его вместе с ней вышвырнут за границу, а там радетели свободы слова встретят их с пудингами.

Об этих мечтаниях Риммы, конечно же, Арсений ничего не знал. Видеться с Анной он опасался и не из-за себя, конечно. Но и дня не было, чтобы забыл о ней. Как-то ночью отнес и бросил в почтовый ящик Анны записку. Мол, пока встречаться не стоит по известным причинам, но все успокоится, все вернется на круги своя. Он и в дом Касьяныча заглядывал исключительно редко и то ради того только, чтобы повидаться с хозяином, которого тоже не хотел подводить. Да и всех гостей этого дома. Все казалось, что за ним следят, что за спиной – немигающие рыбьи глаза. И на коротком поводке держала его Римма.

– Все равно же никуда не денешься, – говорила она. – Расписались бы, да и все. Свадьбу можно не устраивать. Хрень поить всякую!

Точно зная, что Арсений с Анной не встречается, что ничего серьезного между ними не было и нет, Римма все равно ненавидела бывшую подругу. Уж такой у Риммы был характер.

– Вот что, голубчик, – в очередной раз заявила она. – Даю три дня. И не надейся, что Аньку пожалею. Ждать будешь ее лет десять? Хоть представляешь, какой она вернется?

Наступившая ночь была самой тяжкой, пожалуй, из всех прожитых ночей. Арсений так и не уснул до утра, все думал и думал, а никакого радостного для него выхода не было в природе. Утром он позвонил Анне, она уже была на работе и сказал, что скоро будет. Зачем-то вызвал из дому Василия. А при встрече сказал:

– Я женюсь, Вася.

– На ней? – похолодел Василий.

– Ты о ком?

– На Ванеевой?

– Нет. Но сейчас я еду к ней. И ты будь со мной.

Мог ли Василий отказаться? Конечно, нет. На радостях чуть не запел, охомутала-таки Римма Корнеева. Какая ж молодчина! Но с другой стороны – зачем Арсению нынче понадобилась Анна? Ехали-то к детскому саду, который находился на краю города в бывшем имении. Для Корнеева было уже привычным, что Василий повсюду таскался за ним. И на этот раз почему-то захотелось, чтобы кто-то был рядом. Хотя какая помощь от Василия!