Страница 19 из 36
Она только хрюкнула тут же хватаясь за рот, и вставив вперед палец, показывая мимо меня, проворковала, срывающимся голосом:
– Там, куда малышке Поллинарии ходу нет, – она была так довольна и так пьяна, что я только скрипнула зубами на полное имя, не став спорить, а она продолжила, восторженно рассказывать, – я же говорила как-то, что хочу в Сочи побывать… там такие арбузы… и на трассе за них можно так много заломить…
– Как ты там оказалась-то? – тут же пожалела, что спросила, уже мысленно представив ответ.
– На КАМАЗе. С пацанами.
Широко распахнутыми глазами, я смотрела на неё, пытаясь понять, шутит ли она, но та забравшись в скинутый рюкзак, достала маленький арбузик и перочинный ножик. Сестра подмигнула мне, и принялась нарезать арбуз, пока мама продолжала перечислять на фоне все то, что собирается с ней сделать за угон фуры и продажу краденых арбузов. Это была её самая громкая выходка, но вряд ли она будет о ней жалеть
Это был её последний бунт. Той же осенью её отправили в какой-то закрытый колледж в Европе, и вернулась она уже почти другим человеком. Никаких выходок, только строгость и желание подчинять. Она только много курила, и порой в её глазах плясали чертята.
Она бы поддержала меня, буду она здесь и видя братьев своими глазами. Она бы поняла, что все, что им приписывают, чушь полная. Только вот, она далеко, и упертая, как стадо овец. Карина будет до последнего убеждать меня в своей правоте.
Обняв себя за плечи, подумала, о том, правда ли ей помогают сигареты? Мне помогала только охота, хорошая драка и чувство висящей на волоске жизни. В такие моменты забываешь обо всех своих проблемах, и остается только дело и желание жить.
Мотель остался далеко позади, на темных улицах было пусто. Редкий гул моторов, единственный звук, разбивавший тишину. Дома, я любила такие прогулки, и старалась почаще выбираться из четырех стен. В груди заворочалась грусть. Хотелось обернуться в поисках Светы, что всегда плелась позади, бурча о том, что от холода у неё секутся волосы, и завтра нужно вставать на охоту. Она была той еще старушкой, по которой, я не скрывая, скучала. Как и по всей своей жизни.
Мимо, громко смеясь прошлась одинокая парочка, окутывая все стойким запахом дешёвого спиртного. Вспомнилось, как мы сами, юные и не очень, возвращались с попоек. Ноги заплетались, и цеплялись за трещины в асфальте, пока мы громко распевали заевшую в голове песенку. По щеке скользнула слеза. Я тут же её стерла, поражаясь свей сентиментальности.
Этого делать не стоило по многим причинам, но за последнее время, было нарушено столько правил, что было уже плевать. Мне нужна была поддержка. Настоящая. Пальцы сами набрали нужный номер, и наплевав на разницу в часовых поясах, принялась слушать гудки.
– Боже, какая ж фигня могла случиться, что ты мне позвонила? Что смайлика уже мало? Между прочим, я за тебя переживаю. Недавно был тот самый день, а ты не отзвонилась! Я была на грани того, чтобы взять долбаный билет, и начать разыскивать твой напыщенный зад в шелковых труселях!
От знакомого потока ругательств стало легче. Повеяло чем-то родным, до боли близким. Я громко выдохнула, продолжая слушать все, что обо мне думала Света. Она была красноречива, но и её поток слов постепенно сходил на нет.
– Со мной все в порядке, – пожала плечами, поздно вспомнив, что она не увидит этого.
– Не ври. Колись давай, – мы обе знала, зачем был нужен этот звонок, и в груди стало легко, от того, что не нужно было перед ней увиливать и притворяться кем-то.
И я рассказала всё. До последней детали и того чувства в груди, от которого было тошно. Света не перебивала, только слушала. Я чувствовала, как та закатывает глаза, и поджимает недовольно губы. Мы делили с ней все в жизни. Радость и слезы. Именно она всегда была поблизости, когда, казалось, что моя жизнь рушиться.
– Ты как всегда, – вздохнула в конце Света, я представила, как она закатила глаза, – но может оно и правильно? Когда ты в последний раз открывалась мужчине? Не на одну или пару ночей, после которых убегала куда глаза глядят? И сейчас ты не осуждения хранителей и семьи боишься, а того, что все опять выйдет…
– Просто заткнись.
– Помни, что со мной можно и в бега до Таиланда пойти, я всегда за любой кипишь. Если не будешь меня кодировать, конечно. Этого я тебе не прощу.
Она отключилась, и я глубоко вдохнула прохладный воздух, поднимаясь на ноги. Я чувствовала себя маленькой девочкой, которой просто сказали, что на её стороне. Этого было так мало, но при этом достаточно, чтобы встать и пойти дальше. Нужно было возвращаться обратно в мотель, пока меня не хватились или не подумали, что мне нужна была передышка.
В одиночестве было много плюсов. Я могла спокойно жить, не заботясь о том, что внутренности выворачивает от ревности. Мозги бы не закипали при виде того, как этот самодовольный тип флиртует с очередной барменшей. Не хотелось бы размозжить её накрашенное лицо о глянцевую столешницу. Все было бы проще. Никаких проблем.
Но что сейчас? Вот она я, сижу в закусочной и взглядом разделываю щебетавшую парочку. Мой кофе давно остыл, а к салату я даже не притронулась. В горле стоял ком. Я смотрела на воркующую парочку, сжимая в руке вилку.
Сэм затащил наши кислые мины в «Бык Джони», не получая никакого протеста. Он сказал, что нам нужно перекусить и осмотреться там, где жертву видели последний раз. Все шло хорошо, пока Дин, игнорирующий моё существование, не обратил внимания на официантку. Они и были той самой парочкой, от которой сводило скулы.
Я конечно всё поняла. Сложно было неправильно истолковать собственное поведение. Как же ещё можно оправдать этот адский огонь пожирающий меня, когда Дин улыбался этой блондиночке. Заигрывал. Развлекался. Это не считая происшествия в номере. Все складывалось в общую картину.
Света была права. Отношения у меня были слишком давно, ещё на родине. И я не про очередного знойного красавца, что подворачивался под руку в редкий одинокий вечер после тяжелой охоты. Нет, я про человека с которым хотела провести остаток жизни, может даже завести детей, построить домик в глуши. Наверное. Тому, кому доверила сердце.
Только вот оно оказалось никому не нужно. Наши отношения давали трещину, было много скандалов. Мне постоянно казалось, что его привлекает только оболочка, маска молодой аристократки на высоких каблуках с идеальной улыбкой. Он же ревновал меня к каждому столбу. В конце концов, все прояснилось, когда врачи сказали ему, что вероятнее всего я не смогу ходить после падения. Его как ветром сдуло, а появился он сразу после того, как я прошла через множество операций.
Словно ничего не было. Словно, все было в порядке. Я подыгрывала ему пару месяцев, а потом прострелила колено, когда он запер меня в квартире, запретив идти на охоту. В тот день я смотрела на него, полностью окровавленного, после охоты, и думала, почему мне не жаль. Почему вид страдающего любимого вызывал только раздражение. И пришло осознание. Я не столько любила его, сколько лелеяла мысль о безопасном будущем, где тот будет больше атрибутом полной жизни, чем спутником.
Ему нужна была покорная девочка, готовая мириться с его заскоками. Я такой не была, и сейчас, смотря на старшего Винчестера, понимала, что никогда не чувствовала к нему такого, хотя он тоже частенько клеил барышень.
Напомнила себе, что этого мужчину нельзя ревновать. Он не мой. Но если бы был моим, то я бы его точно не отпустила. Никогда, как бы он не брыкался и какую хрень бы не вытворил. Может даже не стала бы стрелять за попытку контроля. Скорее всего нет. Было бы странно не попытайся он меня оградить от опасностей. Хуже всего было то, что я отчего-то верила, что он бы не бросил меня, если бы вдруг я больше смогла бы ходить.
Хотя, я никогда не осуждала Антона за то, что он не хотел иметь дело с инвалидом… У него была жизнь, охота и такая обуза не для каждого. И все равно, я как наивная дура думала, что один конкретный охотник не оставил бы.