Проклятие мертвых Богов

– Сегодня? Сегодня четвертый день, – нетерпеливо отмахнулся Герард. – А что?

– Четвертый день… О, блюдо дня – бараньи отбивные! – взволнованно произнес Паслен. – С отварной картошкой и мятным желе!

– Думаю, нам не стоит заходить в гостиницу, – сказал Рис. – Необходимо поговорить без свидетелей.

– Но, Рис, – заканючил Паслен, – там же бараньи отбивные!

– Что ж, тогда пойдем ко мне, – предложил Герард. – Это недалеко. Бараньих отбивных у меня нет, – прибавил он, глядя на загрустившего кендера, – но никто не готовит курицу лучше меня.

Пока монах и кендер шли по улицам Утехи, народ таращился на них, явно гадая, как они умудрились так промокнуть в жаркий солнечный день, когда на небе ни облачка. Однако уйти далеко они не успели – Паслен вдруг остановился.

– А почему это мы идем в сторону тюрьмы? – спросил он с подозрением.

– Не волнуйся, – успокоил его Герард. – Просто мой дом недалеко оттуда. Я живу рядом, чтобы, в случае чего, тут же прийти. Дом полагается мне по должности.

– А, ладно, тогда все в порядке, – с видимым облегчением произнес кендер.

– Мы найдем, что выпить и чем закусить, и ты сможешь забрать свой посох, брат, – добавил Герард, немного поразмыслив. – Я сохранил его.

– Мой посох? – Теперь была очередь Риса замирать на месте. Он с изумлением поглядел на товарища.

– Полагаю, это твой посох, – сказал Герард. – Я нашел его в тюремной камере после вашего исчезновения. Вы так торопились, – добавил он насмешливо, – что забыли его.

– А ты уверен, что это мой посох?

– Если я не уверен, то уверена Атта, – сказал Герард. – Она спала рядом с ним все ночи.

Паслен глядел на монаха широко раскрытыми глазами.

– Рис… – произнес кендер.

Тот покачал головой, надеясь не услышать вопроса, который, как он знал, был готов прозвучать. Паслен попытался еще раз:

– Но, Рис, твой посох…

– …все это время был в надежных руках, – подхватил Рис. – Мне не о чем беспокоиться.

Паслен замолчал, но продолжал бросать на Риса озадаченные взгляды, пока они шли. Рис не забывал посох. Эммида была с ним, когда им пришлось предпринять неожиданное путешествие в замок Рыцаря Смерти. Посох, кажется, и спас им жизнь, претерпев чудесную метаморфозу – превратившись из старой палки в гигантского плотоядного богомола, который напал на Рыцаря Смерти. Монах был уверен, что посох погиб в Башне Бурь, он ощущал острое сожаление, даже когда бежал, спасая свою жизнь, из-за того, что ему пришлось бросить эммиду. Она была посвящена Маджере, Богу, которого покинул Рис.

Богу, который, судя по всему, отказывался оставить Риса.

Сконфуженный, благодарный и сбитый с толку, он размышлял над вмешательством Маджере в свою жизнь. Рис подумал, что священный посох – прощальный дар его Бога, знак от Маджере, что он понял и простил отрекшегося от него адепта. Когда эммида сама превратилась в богомола, чтобы напасть на Крелла, Рис воспринял это как последнее благословение Бога. Но вот эммида вернулась. И была отдана на сохранение Герарду, бывшему Рыцарю Соламнии, наверное, в знак того, что этому человеку можно доверять, и еще в знак, что Маджере живо интересуется делами своего монаха.

«Путь ко мне лежит через тебя, – учил Маджере. – Познай себя, и ты придешь ко мне».

Рис думал, он познал себя, но потом пришел тот ужасный день, когда его обезумевший брат убил их родителей и монахов Ордена Риса. Тогда он понял, что познал только ту часть себя, которая идет в солнечном свете по берегу реки. Он понятия не имел о той части себя, которая таилась в темной глубине души. Он понятия не имел об этой своей стороне, пока она не вырвалась наружу с яростным воплем и желанием мстить.

Эта темная сторона толкнула Риса на то, чтобы объявить Маджере Богом-бездельником и присоединиться к приверженцам Зебоим. Он покинул монастырь и отправился в мир, чтобы найти своего брата Ллеу, виновного в убийстве, и отдать его в руки правосудия, но все оказалось не так просто.

Наверное, Маджере и его учения тоже были не такими простыми. Наверное, этот Бог был гораздо сложнее, чем казалось Рису. И уж точно, жизнь была намного сложнее, чем он мог себе вообразить.

Резкий рывок за рукав выдернул его из мрачных раздумий. Рис посмотрел на Паслена:

– Да, в чем дело?

– Это не я, – сказал кендер, указывая рукой. – Это он.

Рис понял, что Герард, должно быть, говорил с ним все это время.

– Прошу прощения, шериф. Я отправился странствовать по дороге размышлений и не смог найти обратный путь. Ты спрашивал меня о чем-то?

– Я спрашивал, видел ли ты ту сумасшедшую женщину, которая, видимо, считает себя вправе входить и выходить из моей тюрьмы, когда ей будет угодно?

– А она сейчас здесь? – спросил Рис, встревожившись.

– Понятия не имею, – сухо отрезал Герард. – Я не был там последние пять минут. Что вы о ней знаете?

Рис принял решение. Хотя многое все еще неясно, знак от Бога, кажется, был вполне однозначен. Герард – человек, которому можно доверять. А Рису это было так необходимо! Он не мог больше нести этот груз на своих плечах.

– Я объясню тебе все, шериф, по крайней мере, то, что поддается объяснению.

– А это не слишком много, – пробормотал Паслен.

– Я буду признателен за что угодно, – живо откликнулся Герард.

Но объяснение пришлось на некоторое время отложить. Соленая вода засохла на Рисе и Паслене коркой, поэтому они решили искупаться в Кристалмире. Морская Богиня, вновь обретшая сына, великодушно сняла с водоема проклятие, которое сама наложила, и Кристалмир вновь обрел чистоту и прозрачность. Рыбу, задохнувшуюся в воде, погрузили на телеги и вывалили на поля, чтобы удобрить землю, но смрад до сих пор чувствовался в воздухе, поэтому оба купались быстро. После того как они отмылись сами, Рис смыл кровь и соль с рясы, а Паслен отскоблил свои штаны и рубаху. Герард принес им кое-какую одежду, и монах с кендером ждали, пока их вещи высохнут на солнце.

Пока они мылись, Герард потушил курицу в соусе с луком, морковью, картошкой и – он назвал это собственной кулинарной хитростью – гвоздикой.

Дом у Герарда был маленький, но удобный. Его выстроили на земле, а не на ветках какого-нибудь из знаменитых валлинов Утехи.

– Не в обиду обитателям деревьев будет сказано, – пояснил Герард, накладывая куриное рагу на тарелки и передавая по кругу, – но я предпочитаю жить в таком месте, где не рискую сломать шею, если вдруг начну ходить во сне.

Он дал Атте косточку, и собака устроилась у ног Риса, грызя ее. Посох Риса стоял в углу рядом с печкой.

– Вон твоя… как вы их называете? – произнес Герард.

– Эммида. – Рис провел пальцами по древесине. Он помнил каждый изъян на посохе, каждый бугорок и зазубрину, каждую царапину и щербинку, которые эммида приобрела за пятьсот лет, защищая невинных. – Посох несовершенен, но Бог его любит, – тихо сказал Рис. – У Маджере мог бы быть посох из того же волшебного металла, из которого выкованы Драконьи Копья, однако же его посох из дерева, простой, незатейливый и поцарапанный. Но даже такой он не ломался ни разу.

– Если ты говоришь что-то важное, брат, – произнес Герард, – тогда говори погромче.

Рис оглядел эммиду долгим внимательным взглядом, потом вернулся к своему стулу.

– Это мой посох, – сказал он. – Спасибо, что ты сохранил его.

– Там не на что смотреть, – заметил Герард. – Но тебя он, кажется, заворожил.

Он дождался, пока Рис поест, а потом произнес негромко:

– Что ж, брат, давай послушаем твою историю.

Паслен зажал в одной руке ломоть хлеба, в другой куриную ножку и принялся попеременно откусывать то от одного, то от другого очень быстро, настолько быстро, что в какой-то момент едва не подавился.

– Помедленнее, кендер, – посоветовал Герард. – К чему такая спешка?

– Боюсь, мы не сможем задержаться здесь надолго, – пробормотал Паслен, и струйка соуса потекла по его подбородку.

– Это почему?