Страница 3 из 16
Выказывая почти искреннею признательность, Мишин благодарил, как только умел, клялся в извечной дружбе, а заодно и безграничной любви, убеждая, что если кому вдруг приспичит приехать в Нью-Йорк, то он без стеснения может останавливаться прямиком у него. В конечном счёте, менее чем за три с небольшим минуты, чемоданчик Мэссона был наилучшим образом упакован. Как только счастливый факт состоялся, пронырливый пройдоха попробовал приподнять упакованную поклажу, но вдруг… внезапно почувствовал сильнейшее головокружение, вследствие чего его мотнуло прямиком на сотрудника, удерживавшего денежную поклажу. От неожиданного столкновения тот несколько растерялся, а под воздействием особого приёма, применённого вовремя и по надлежавшему случаю, чуть ослабил цепкую хватку за ручку… Впрочем, сам охранник, не чувствуя ничего другого, более существенного, про себя подумал, что кратковременная утеря контроля над ценной ношей, – она ему показалась. В то же время ловкий авантюрист, задержавшись не дольше чем на секунду, моментально отпрянул назад и хлопотно повинился, а затем, слегка пошатываясь, подобно пьяному, стал непринужденно спускаться с невысокого трапа. За весь период протекания небольшого спектакля (а как нетрудно догадаться, случилось именно представление) более всех напрягся, единственное, сотрудник, к руке которого и был пристегнут металлический чемоданчик, аналогичный, как и у Мишина, – но все вроде бы обошлось. По крайней мере так ему показалось. Почему? По его мнению, никто, из имевших честь поучаствовать в нежданном переполохе, к нему, по сути, не приближался; а если не брать во внимание неприметное то ли нечаянное прикосновение, то ли непродолжительное касание, последовавшее от не совсем адекватного пассажира, неловкого и рассеянного, волноваться, в принципе, было не о чем, тем более что дипломат продолжал оставаться в его могучих руках, прочно пристегнутый железным наручником (вникая в особенности службы охраны, у них была строжайшая инструкция – не открывать оберегаемое устройство вплоть до конечного пункта его назначения).
Постепенно пассажиры благополучно спустились вниз. Разглядывая содержимое личных вещей, упавших у странного незнакомца, все немного повеселились и, не заостряя на случившемся происшествии особенного внимания, невольные участники направились восвояси. Но как раз таки беспечному охраннику и было в настоящем случае чего опасаться! Майкл Мэссон недаром прослыл отличным авантюристом: он сумел освоить невообразимую технику, заключавшуюся в том удивительном условии, чтобы беспрепятственно подменять любые предметы (его не могли остановить даже такие надежные средства защиты, какими являлись стальные браслеты). Аккурат сейчас он и продемонстрировал достигнутое умение, причём с настолько небывалой ловкостью и видимой непринужденностью, что создавалось стойкое впечатление, будто бы он ничего преступного и не делает. Однако на самом деле непростая ситуация обстояла иначе. Усыпив всеобщую бдительность, изображая из себя полнейшего недотепу-профана и предоставляя на всеобщее обозрение неподдельную активность возле упавшего багажа, Мишин, напротив, усердно занимался подготовительными мероприятиями, чтобы незаметно открыть несложный замок железных наручников. Едва наступил благоприятный момент, он и продемонстрировал самый элементарный трюк, давно им уже наработанный и направленный на подмену носимых предметов (его, кстати, с легкостью изобразил бы любой, мало-мальски профессиональный, иллюзионист, овладевший искусством проведения невидимых глазу заковыристых фокусов). Итак, когда разбросанные вещи оказались успешно упакованными, а замки его чемодана картинно защелкнулись, Михаилу достаточно было единожды прикоснуться к искомой цели, чтобы металлические наручники незаметно перекочевали с одной ручки чемодана на точно такую же, но все же немного другую – это было всего-навсего легкое движение, и на него никто не обратил никакого внимания (руки сотрудников службы безопасности славятся настолько внушительными размерами, насколько нервные окончания, расположенные непосредственно у их кожи, практически не работают… чем и решили воспользоваться ловкие комбинаторы).
Осуществив задуманное мероприятие, удало́й аферист благополучно спустился с трапа, после чего незамедлительно припустился, следуя чудаковатой пробежкой, и направился к невероятно красивой возлюбленной, всем радостным видом изображая долгожданную встречу (а отнюдь не постыдное бегство, как бывает, когда человек, совершивший, к примеру, неблаговидный поступок, торопиться побыстрее покинуть опасное место). Его поспешная предосторожность выглядела вовсе не лишней: краем глаза пронырливый авантюрист увидел, что к «валютному чартеру» подъехал черный лимузин, выделявшийся удлиненно-продолговатой формой и больше похожий на катафалк, нежели чем на что-то иное. Сметливый пройдоха недвусмысленно догадался, что на мрачном транспорте прибыли за американскими долларами, минутой назад им беспардонно похищенными и находившимися сейчас в его «поганеньких», цепких ручонках. Хотя они попали к нему не слишком честным путем, но были крайне необходимы, для того чтобы завоевать благосклонное расположение одной белокурой девушки, самой прекрасной на свете и всецело им обожаемой. Как и ожидалось, проволочная сетка, создававшая внешнее ограждение, оказалась предусмотрительно перерезана, и именно в том самом месте, где к ней приблизился Мэссон, – она, словно бы специально, предоставляла ему неограниченную возможность беспрепятственно покинуть пределы летного поля, становившегося очень опасным и нешуточно «стрёмным». Приблизившись к ослепительной девушке, внешне казавшейся абсолютно невозмутимой, он демонстративно (для всех остальных) поцеловал ее в чувственные губы и не смог удержаться от вопроса, само собой просившегося наружу:
– Почему все-таки Внуково, а не Шереметьево?
– Там собралось слишком много разносторонней публики, обеспечивавшей безопасность прибывавшего груза, но у них, к огорчению, нашлась работа намного более важная… – улыбаясь уголками прекрасных губ, не полностью разъяснила красавица, специально сохраняя волнующую интригу.
– Да? Интересно было бы знать: и какая?
– А-а, – небрежно бросила белокурая Кара, – кто-то набрался наглости позвонить администрации аэропорта и не позабыл сообщить, что в зале ожидания заложена мощная бомба.
– Вот даже как? – искренне удивился поражённый авантюрист. – И кто бы, смущаюсь спросить, сумел такое проделать?
– Много говоришь, Майки! – оборвала его пронырливая прелестница, озарившись недовольной ухмылкой. – «Валить» надо отсюда, да притом побыстрее, пока нас не раскрыли и, сам понимаешь, «в вонючую тюрячку» «не замели».
Получив неоспоримую инструкцию, податливый аферист быстренько юркнул в салон и в следующий миг сделался единственным пассажиром старенькой классики. За руль уселась необыкновенная спутница (то ли «перспективная любовница», то ли, скорее, просто признательная подруга?), носившая американское имя Хлоя Карен Сидни. Не прошло и короткого мига, а она настолько резко вжала в пол педаль газа, что звук взревевшего двигателя невольно привлек внимание угрюмого, мрачного вида, мужчины, подъехавшего на зловещем лимузине и одетого в исключительно черное одеяние.
О личности странного персонажа, стоит пояснить, что он являлся вором-рецидивистом, «коронованным законником», выделявшимся грозным именем Ю́ргена Мак-Когана, выдававшим американскую принадлежность; по-русски он звался Коганом Юрием Марковичем, в паспорте записывался, как Карпович, но в определенных кругах больше был все-таки известен под преступным псевдонимом Карат, то есть считался человеком, неплохо понимавшим и в золотом запасе, и в денежных ассигнациях. Еще про него следует указать, что он являлся «смотрящим» за всей валютно-денежной частью, находившейся на штатовской территории и принадлежавшей российской мафии (без его ведома не решался ни один существенный вопрос, возникавший по ту сторону широкой Атлантики); но, самое главное, он никогда не брался сопровождать бесценные грузы, почему-то считая, что присутствием столь влиятельной особы привлечет к ним нежелательное внимание, лишнее и чреватое. По необъяснимому капризу никто и никогда с ним не спорил, так как он слыл первым финансистом и вторым лидером русскоязычных гангстеров. Кто считался первым? Это неизвестно никому, потому как верховная фигура представлялась настолько загадочной, что одно неосторожное желание, направленное на постижение великой тайны, легко приводило к скоропостижной кончине всякого недотёпы, вольно или невольно проявившего чрезмерную любознательность.